25 января Владимиру Высоцкому исполнилось бы 80 лет. Гонимый властями при жизни, после смерти он стал иконой. Хотя даже сегодня масштаб личности поэта и актера остается до конца не оцененным. О том, каким Высоцкий был вне сцены, мы поговорили с его младшим сыном Никитой
25 января Владимиру Высоцкому исполнилось бы 80 лет. Гонимый властями при жизни, после смерти он стал иконой. Хотя даже сегодня масштаб личности поэта и актера остается до конца не оцененным. О том, каким Высоцкий был вне сцены, мы поговорили с его младшим сыном Никитой.
— Никита Владимирович, с 1997 года вы вручаете премию «Своя колея». Что движет вашей семьей в стремлении поддерживать традицию вот уже на протяжении двух десятилетий?
— Изначально, конечно, никто не думал, что премии уготована такая долгая судьба. В начале мы просто хотели собрать людей, с которыми был дружен мой отец, которым посвящал стихи и песни — Ефремова, Любимова, Шемякина… В жюри той первой премии было 11 человек, а возглавляла его Нина Высоцкая, моя бабушка. Но потом оказалось, что к премии есть большой интерес, и мы решили ее продолжать, сделали ежегодной.
— А никогда не обижало, что люди о вас говорили, как о «сыне Высоцкого», а не как о самостоятельной личности?
— Я привык к проявлению людской бестактности, к тому, что меня хватают за бока — мол, ты должен, потому что твой папа… Мне это никогда не нравилось, но особо и не мешало. Хотя мама и отец побаивались, что у меня случится звездная болезнь. Поэтому, например, мы с братом учились в самой простой школе.
— Как при этом сам Владимир Семенович относился к своей известности, не тяготила его популярность?
— Он очень серьезно относился к собственному дару. В начале карьеры папе нравилось, что его любят, а не просто узнают или пальцем тыкают. Но популярность никогда не была самоцелью отца, как я его помню. Он выходил на сцену, пел, потом откланивался, получал удовольствие, когда его благодарили. И терпеть не мог фанатских выходок, когда посторонние люди звонили домой ночью, царапали гвоздем машину, грозились из-за любви совершить самоубийство. По улицам папа ходил спокойно и свободно, и на него не кидались. Есть люди, которые себя несут в золотом пиджаке, пытаясь всячески обратить на себя внимание. Папе же это просто было не нужно. Если он хотел внимания — он его привлекал.
— Вы учились в Школе-студии МХАТ, служили в театре, пишите книги и сценарии. А ваши дети продолжают династию?
— Я тоже не сразу пришел к творчеству — меня бросало в разные стороны (после окончания школы Никита Высоцкий год проработал на заводе — Ред.). Что же касается моих двух сыновей и дочери, то я считаю, что помогать детям пробиться надо, но принуждать их к чему-то, решать вместо них — ни в коем случае. Пусть будет так, как будет.
— Какая вещь отца для вас самая дорогая?
— Я не фетишист, но помню, как однажды мне надо было везти с концерта папину гитару. Просто у него было много букетов цветов, плюс он подписывал открытки. И вот я нес эту гитару, а у меня ноги дрожали. И сейчас, спустя много лет, если я ее беру в руки, у меня аналогичные эмоции.
Максим Неверов, Иван Попельнюхов
“Новый вторник”
