Как Хрущёв и Мао раскололи “великую дружбу”
СССР и КНР начали крепко дружить сразу же после окончания Второй мировой войны. Тогда советские войска заняли всю Маньчжурию, разгромив Квантунскую армию, и утвердили своё влияние в регионе. Мао во многом был обязан своим приходом к власти именно СССР. Практически не ограниченная военная поддержка со стороны Красной армии позволила ему быстро разделаться с войсками Гоминьдана и провозгласить в 1949 году коммунистический Китай.
Сталин весьма настороженно относился к Мао. В СССР его считали “красным снаружи и белым внутри”. То есть не классическим марксистом-ленинистом, а скорее ультралевым националистом. Что было не так уж далеко от истины.
Тем не менее Китай рассматривался в качестве важного стратегического союзника. Сразу же после окончания Второй мировой войны отношения между участниками антигитлеровской коалиции стали стремительно ухудшаться и в ближайшие пять-десять лет маячила вполне реальная перспектива новой глобальной войны. В таких условиях бесчисленные людские ресурсы более чем миллиардного Китая были бы очень кстати. В случае войны советские танки могли бы дойти до Атлантического океана, а китайцы захватили бы всю Азию. Ресурсы их противников на этих театрах боевых действий были просто несопоставимы.
А переход всей Европы и Азии под коммунистическое влияние поставил бы США в очень тяжёлое положение. Не случайно именно советско-китайский альянс был самой главной головной болью американских политиков и военных в начале 50-х годов.
Рассматривая Китай в качестве важного союзника, СССР начал оказывать ему колоссальную поддержку. В условиях холодной войны, которая грозила перерасти в горячую, миллиард китайцев с винтовками — это неплохо, но миллиард китайцев с автоматами, танками, самолётами и развитой промышленностью — это ещё лучше.
После личной встречи Сталина и Мао был подписан Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи. Из Москвы в Китай отправились тысячи специалистов, которые помогали ударными темпами строить заводы. Практически вся китайская армия была вооружена новым советским оружием. СССР предоставил КНР кредит в несколько сотен миллионов долларов под символический процент.
Пресса обеих стран пестрела громкими лозунгами: “Русский с китайцем — братья навек!”, “Великая беспримерная дружба!”, “Наши сердца бьются вместе!” и т. д. Никогда больше коммунистический лагерь не был настолько могуществен и опасен для своих противников. Казалось, дальнейшее шествие коммунизма по планете неминуемо. Но великая дружба не продлилась и десяти лет, рухнув под тяжестью амбиций политических лидеров.
Как Никита Сергеевич с Цзэдуном Ичановичем поссорились
Мао традиционно тяготился вынужденной опекой со стороны Москвы, даже в те времена, когда китайские коммунисты были небольшой группировкой партизан. Во-первых, Мао очень не любил чужого вмешательства, во-вторых, он считал, что ему, китайцу, виднее, что происходит на местах в Китае, чем оторванным от реальности товарищам из Москвы, привыкшим жить по марксистско-ленинским шаблонам. Но до поры до времени Мао вынужден был эту опеку терпеть.
Кроме того, во главе СССР находился Сталин, которого Мао в глубине души считал как минимум равным себе. В их биографии было немало сходства. И тот и другой были революционерами, и тот и другой поднялись с самых низов партии. Оба в своё время считались третьеранговыми членами партии, но ловкими махинациями и интригами сумели добиться безоговорочного лидерства. Оба были готовы на огромные жертвы ради достижения своих целей.
Однако смерть Сталина внесла значительные коррективы в отношения между странами. В Кремле укрепился Хрущёв, который в глазах Мао был не более чем номенклатурным болтуном, а вовсе не революционным лидером, как он сам. После воцарения Хрущёва Мао начал считать лидером социалистического лагеря именно себя. Хрущёв любил поговорить, но в идеологических вопросах разбирался не очень хорошо. А Мао сформулировал (хотя и при помощи соратников) целое новое течение в коммунизме — маоизм. Одно это в глазах Мао делало его выше Хрущёва. Вдобавок Хрущёв был элементарно моложе его, а возраст на Востоке в то время играл немаловажную роль.
Подчиняться Хрущёву для Мао было просто оскорбительно. Маоизм был идеальной для экспорта в бедные азиатские страны идеологией. Если у Маркса авангардом революции был пролетариат, то в Азии Мао считал авангардом беднейшее крестьянство, которое должно смести буржуазные города. Лозунг “Деревня окружает города” идеально подходил для любой азиатской страны.
Несомненно, СССР такое усиление Китая не понравилось бы и в Москве стали бы вставлять палки в колёса союзникам. Так что вариант был только один — порвать с Москвой, использовав для этого какой-нибудь формальный повод. Но для этого требовалось выждать. Китай всё ещё нуждался в советской помощи, заводов было недостаточно. Но самое главное, что хотел получить Мао от СССР, — это секрет атомной бомбы.
КНР на тот момент не имела научного и технического потенциала для создания атомного оружия, поэтому помощь СССР в этом вопросе была решающим фактором. Несколько тысяч советских атомщиков трудились на китайских объектах. Ругаться с СССР в этот момент было не с руки.
Однако с середины 50-х стратегия Мао изменилась. Если раньше он благоговейно благодарил за любую оказанную помощь и поддержку, то теперь начинал уже не просить, а настойчиво требовать. В частности, он начал требовать у советской стороны форсировать передачу атомных технологий КНР. Хрущёв поначалу пошёл на уступки, но вскоре начал тормозить процесс, справедливо опасаясь усиления Китая и его выхода из-под контроля.
Вторым требованием Мао стало строительство атомного подводного флота “под ключ”. Технологии атомных подводных лодок на тот момент были новейшими. Строительство такого флота требовало колоссальных затрат, при этом Мао настаивал на передаче флота исключительно под китайское руководство. На такие условия в Кремле уже не могли пойти. Кроме того, Мао настойчиво желал получить Внешнюю Монголию и несколько раз ставил вопрос о её передаче. Однако Монголия находилась в советской сфере влияния и эти просьбы в Москве категорически отвергли.
Вопреки популярным представлениям, ХХ съезд КПСС, на котором Хрущёв развенчал сталинский культ личности, не стал причиной разрыва отношений. Мао и после него спокойно приезжал в Москву и произносил речи о великой дружбе, которую ничто в мире не сможет поколебать.
Тем не менее этот съезд действительно разгневал Мао. И дело было вовсе не в идеологии или преклонении перед личностью Сталина. Все социалистические страны смотрели на Москву и выстраивали свою внутреннюю политику в соответствии с кремлёвскими тенденциями. Развенчание культа личности могло нанести непоправимый удар по авторитарным лидерам соцстран, ориентировавшихся на сталинскую модель.
Хрущёвское выступление заставило Мао сильно поволноваться за свои позиции, тем более что он не один год потратил на внутрипартийную борьбу с так называемой “Группой 28 большевиков”. Это были китайские коммунисты, выучившиеся в Москве, имевшие связи по линии Коминтерна и в своих взглядах ориентированные именно на СССР.
У Мао был ещё один повод для того, чтобы подозревать неладное. Всего за несколько недель до ХХ съезда один из его самых влиятельных оппонентов — член “Группы 28 большевиков” Ван Мин — выехал в Москву на лечение, после чего отказался возвращаться обратно. Перебравшийся в Москву Ван Мин заставлял Мао опасаться того, что на волне хрущёвских разоблачений его самого сместят с поста и при помощи Москвы заменят Ван Мином. Дружить с Москвой становилось всё более опасным для власти Мао.
Тем не менее ещё некоторое время он демонстрировал дружелюбие и даже посещал Москву. На праздновании 40-летия Октябрьской революции Мао произвёл шокирующее впечатление, рассказывая о крайней необходимости ядерной войны для окончательного уничтожения капитализма и империализма на планете. Пришедший к власти Хрущёв при поддержке номенклатуры, напротив, объявил курс на мирное сосуществование капитализма и социализма. Для Мао это было явным свидетельством слабости советских лидеров новой формации. К тому же он знал, что главным страхом в СССР была именно ядерная война. Ведь Советский Союз был урбанизированной промышленной страной и всего несколько ядерных ударов могли нанести гораздо больший ущерб, чем четыре года войны с Германией.
Рассуждая о благотворном влиянии гибели половины земного шара в атомном огне, Мао слегка провоцировал советское руководство. Тем не менее в том же году был заключён новый договор о военно-техническом сотрудничестве. В Москве не хотели терять мощного союзника, хотя и начинали с опаской поглядывать на Мао.
Тем временем Мао начал проверять силу своих соседей. Сначала произошли два вооружённых столкновения с Тайванем, которые вошли в историю как Первый и Второй тайваньские кризисы. Тайвань пользовался поддержкой США, так что полноценной войны не получилось.
Следом пришёл черёд Индии, с которой начались вооружённые столкновения на границе. Китайско-индийский конфликт совершенно не вписывался в планы Москвы. Там видели нейтральную Индию важным противовесом усиливающемуся Китаю.
Действия Мао вызвали негодование в Москве. Советские лидеры стали считать его неуправляемым. Передача атомных технологий была де-факто заморожена.
Окончательный раскол
В ответ на публичную критику политики Китая в индо-китайском конфликте в китайской партийной печати в апреле 1960 года публикуется сборник статей “Да здравствует ленинизм!”, в котором содержалась неприкрытая критика советского руководства. По инициативе советской стороны 24 июня 1960 года было созвано совещание коммунистических партий в Бухаресте с целью обсуждения международной обстановки. Перед началом заседания советская делегация раздала остальным информационную записку с критикой политики Мао.
Она именовалась “левым авантюризмом”, а самого Мао обвинили в том, что он стремится развязать войну и в конфликте с Индией встал на сторону чистого национализма. В ответ китайская делегация распространила своё заявление, в котором говорилось: “Хрущёв занял патриархальную, самовольную и самоуправную позицию. Он фактически рассматривает отношения между великой Коммунистической партией Советского Союза и нашей партией не как отношения между партиями-братьями, а как отношения между партией-отцом и партией-сыном. Во время этой встречи он пытается путём оказания давления заставить нашу партию повиноваться его немарксистским, неленинским взглядам”.
С этого момента конфликт стал необратимым. Через несколько недель после этого скандала СССР в одностороннем порядке отозвал всех советников и гражданских специалистов, работавших в Китае.
Несмотря на то что обе стороны камуфлировали конфликт идеологическими разногласиями, фактически конфликт был спором за власть. Открыто оспорив советские решения, Мао делал весомую заявку на лидерство в социалистическом лагере. Точнее — на создание альтернативного центра силы. Но в Москве такого вытерпеть не могли, в конце концов это при помощи СССР Китай стал превращаться в сильную державу.
О том, что конфликт не носил идеологической подоплёки, говорит хотя бы тот факт, что Мао, бешено критиковавший Хрущёва за контакты с “американскими империалистами” и требовавший беспощадной революционной войны с капиталистическим миром, сам через несколько лет наладил контакты с США.
Дальнейший конфликт развивался в форме газетной полемики. По мере нарастания конфронтации риторика становилась всё более грубой. Китайская компартия обвиняла Хрущёва в “ревизионизме”, “поддержке американского империализма, титовской клики и индийской реакции”, “сектантстве и великодержавном шовинизме”.
Советская компартия от резких слов воздерживалась, намекая в официальных заявлениях на авантюризм и безумие Мао: “Китайские товарищи явно недооценивают всей опасности термоядерной войны. “Атомная бомба — это бумажный тигр”, она “вовсе не страшна”, — утверждают они. Главное, мол, поскорее покончить с империализмом, а каким путём, с какими потерями это будет достигнуто — вопрос будто бы второстепенный. Для кого, позволительно спросить, второстепенный? Для сотен миллионов человек, которые обречены на гибель в случае развязывания термоядерной войны? Некоторые ответственные китайские руководители заявляли также о возможности пожертвовать сотнями миллионов людей в войне… ЦК КПСС — и мы уверены, что в этом нас единодушно поддерживает вся наша партия, весь советский народ, — не может разделять взглядов китайского руководства о создании “в тысячу раз более высокой цивилизации” на трупах сотен миллионов людей”.
Впрочем, стоит отметить, что за словами Мао о необходимости немедленной войны с империализмом на уничтожение скрывалась бравада. В реальности он так и не решился всерьёз воевать даже с более слабыми соседями. Громкие заявления нужны были Мао для другого.
Он как бы говорил: посмотрите, Хрущёв — трус, а я настоящий революционер. Это Китай является подлинным лидером революционного мира. Разрыв отношений был на руку Мао, к тому моменту он получил от СССР почти всё, что хотел, и вряд ли мог рассчитывать на что-то большее. Китай превращался в отдельный центр силы, который мог проводить политику без малейшей оглядки на Москву.
А вот СССР это было совсем не на руку. Вдобавок к традиционным противникам у них появлялся новый, куда более непредсказуемый и опасный, хотя бы из-за огромной армии и протяжённой сухопутной границы. Разрыв с Китаем вынудил СССР наращивать группу войск на восточных границах. Опасная близость Транссибирской магистрали к китайской границе и угроза блокады Дальнего Востока в случае её потери вынудили СССР потратить колоссальные ресурсы на строительство Байкало-Амурской магистрали. БАМ в итоге стал самым дорогим инфраструктурным проектом в советской истории и обошёлся казне почти в 18 миллиардов рублей, не считая ежегодных убытков после начала эксплуатации.
Начиная с 1962 года контакты между странами фактически прервались. После прихода к власти Брежнева Москва предприняла попытку нормализации отношений. В Китай с визитом отправился Косыгин, но Мао был не слишком заинтересован в этом — советская делегация вернулась с пустыми руками. Кульминацией советско-китайского конфликта стали вооружённые столкновения на Даманском и у озера Жаланашколь в конце 60-х. После этого наступил период холодной войны, длившийся до конца 80-х годов.
По иронии судьбы Мао, обвинявший Хрущёва в реставрации капитализма и попытках установить контакты с американскими империалистами, сам через несколько лет приветствовал в Пекине президента США Никсона (одного из самых антикоммунистически настроенных американских лидеров), а капитализм был де-факто восстановлен в Китае на несколько лет раньше, чем в СССР.
Евгений Антонюк
По материалам: “Life.ru”
