Новак оценил перспективы восстановления спроса на углеводороды после пандемии
Министр энергетики Александр Новак в интервью «Газете.Ru» рассказал об ожидаемом эффекте от новой сделки ОПЕК+, объяснил, как будет решена проблема должников по платежам за электроэнергию, и оценил перспективы роста цен на бензин в России.
— Всемирная изоляция на фоне пандемии, закрытие границ и авиасообщения — может ли все это привести к глобальному переустройству, которое в перспективе повлияет на снижение потребления углеводородов в развитых странах и после пандемии?
— Спрос будет восстанавливаться уже с учетом все более активно внедряющихся в жизнь на фоне самоизоляции населения новых моделей коммуникации. Скорее всего, транспортные издержки, которые несли многие отрасли, оптимизируются, поскольку все шире будут использоваться современные способы связи. Мы тоже ожидаем изменений в энергетических балансах, потреблении нефтепродуктов.
— В таком случае это неизбежно отразится на российской экономике? Учитывая зависимость от нефтегазовых доходов.
— Когда вы так ставите вопрос, то исходите из того, что у нас всегда должна быть нефтяная зависимость. Я так не считаю. Уверен, что модель нашей экономики тоже будет диверсифицироваться и выстраиваться, исходя из современных реалий. Также не стоит забывать, что нефтяная отрасль должна не только добывать нефть, но и заниматься переработкой. Кроме того, для новых технологий, тех же IT-коммуникаций, необходимы новые материалы, в том числе углеводород. Значит, будут производиться более современные материалы из углеводорода и спрос на продукты нефтегазохимии продолжит расти.
— В начале прошлой недели мы наблюдали драматичное падение стоимости нефти, вплоть до отрицательных цен. Что можно сказать о причинах?
— Мы видим значительное непонимание хода развития событий, которое сильно влияет на биржи, рынки и торговлю, особенно бумагами. В связи с этим мы наблюдаем спекулятивные тенденции. Большая неопределенность связана со сроком заполнения нефтехранилищ. К тому же есть локальные рынки, такие как в США, которые отдельно котируются, со своими специфическими марками нефти. Соответственно, они существуют с локальными условиями торговли, возможностями экспорта, ограниченными возможностями по заполнению хранилищ. Но они, конечно, все равно являются частью глобального рынка и влияют на другие регионы, хотя и в меньшей степени.
То, что вы называете драматичным падением, связано с тем, что 20 апреля был последний день торговли майскими фьючерсами на нефть WTI, которые еще и являются поставочными, т. е. после погашения фьючерса должна произойти физическая поставка барреля нефти. Видимо, те, кто держал их до последнего, рассчитывали на выгодную продажу. Но фактически случилась ситуация, когда покупатели не хотели покупать фьючерсы, не понимая, смогут ли они в мае гарантированно обеспечить поставки и хранение этой нефти в физическом выражении. Поэтому за бесценок с отрицательной стоимостью и были проданы эти бумажные фьючерсы. Другими словами, продавцы фьючерса готовы были доплачивать покупателям за то, чтобы у них забрали эту нефть. Сейчас рынок тоже достаточно нервный, он, в первую очередь, оценивает ситуацию, которая сложилась по майским фьючерсам, но она влияет и на июньскую торговлю.
— Какие сейчас у Минэнерго сценарии развития ситуации: позитивный, нейтральный, негативный в отношении спроса-предложения и, соответственно, цен?
— Сегодня самая главная проблема — это снижение спроса из-за того, что две трети населения Земли находится на самоизоляции. И непонятно, когда этот режим закончится, с какой скоростью будут восстанавливаться экономики и, соответственно, сниматься ограничительные меры, увеличиваться спрос. Можно строить разные модели, но сейчас важно сконцентрироваться на ближайших, наиболее сложных месяцах — это конец апреля, май, июнь.
На мой взгляд, апрель окажется самым тяжелым месяцем, возможно, за всю историю нефтяной промышленности.
Спрос сейчас упал с более чем 100 млн барр/с до, по разным оценкам, 70-80 млн барр/с, то есть на 20-30 млн барр/с.
Никто на самом деле не знает точно, потому что ежедневной статистики по объемам потребления нет, это все — оценки, которые считаются по сокращению спроса на заправках, потреблению керосина в аэропортах, загрузке НПЗ. И даже нефтехимия начинает потреблять меньше нефти, поскольку люди практически во всем мире находятся на самоизоляции в своих домах и значительно изменили свои потребительские привычки, упали такие сегменты потребления продуктов нефтехимии, как строительство, автомобильная индустрия.
— Мы вступили в эпоху сверхнизких цен?
— Мы ожидаем, что уже в мае начнет восстанавливаться бизнес и многие страны будут отказываться от карантинных мер, что тоже должно повлиять на увеличение спроса. Но пока присутствует большая неопределенность: как заработает сделка ОПЕК+ с 1 мая и какой эффект она окажет, будут ли страны в полном объеме исполнять свои обязательства по сокращению.
Как вы знаете, многие страны, которые не входят в ОПЕК+, заявили о готовности внести свой вклад в снижение добычи. На мой взгляд, пока из-за отсутствия официальных решений рынок их не учитывает, хотя речь может идти о достаточно больших объемах, от 5 до 10 млн баррелей в сутки, которые могут уйти с рынка за счет сокращения в крупных странах: США, Канаде, Норвегии, Бразилии, Колумбии. Очевидно, что пока ситуация не станет более определенной, нас ждет период низких цен. Его надо просто пережить. Если сегодня мы наблюдаем снижение, это не значит, что цены будут такими всегда.
— Какие сроки восстановления прогнозируете при позитивном и негативном варианте развития событий?
— Надеюсь, что ситуация в мае-июне станет более-менее понятной. Конечно, период балансировки — небыстрый, хочется верить, что рынок будет окончательно сбалансирован к концу года. Сокращение запасов в хранилищах должно начаться уже во втором полугодии этого года, но в текущих условиях неопределенности цены прогнозировать смысла нет.
— После того как цены упали до отрицательных значений, вы говорили, что страны ОПЕК+ внимательно следят за ситуацией и имеют все возможности для реагирования, что вы имели в виду?
— Я имел в виду, что у нас гибкое соглашение, мы действуем в условиях подписанной хартии, всегда есть возможность анализировать ситуацию и принимать любые решения. Если спрос будет значительно восстанавливаться или падать — мы можем откорректировать добычу как в одну, так и в другую сторону. Мы договорились ситуацию мониторить в ежемесячном режиме среди стран ОПЕК+, а также в рамках договоренности на G20. Среди министров энергетики будет создан соответствующий мониторинговый комитет из представителей разных стран G20, который будет следить в том числе за ситуацией и по спросу, и по добыче в других странах, которые не вошли в ОПЕК+.
— Некоторые считают, что Россия в сделке ОПЕК+ уступила больше, чем другие страны, в частности Саудовская Аравия. Bloomberg называл это «болезненной уступкой». Как относитесь к таким заявлениям?
— Я не согласен с ними, мы исходили, в первую очередь, из интересов России, взвешивали все «за» и «против». Учитывая, что текущая ситуация действительно неординарная, все вместе договорились о пропорциональном сокращении добычи.
— Да, но Саудовская Аравия уже нарастила объемы и будет сокращать от нарощенного уровня.
— Мы повели себя ответственно и не увеличивали добычу. В сделке в качестве потенциальной заложена добыча в 11 млн баррелей, мы от нее сокращение отсчитываем. А фактическая добыча у нас в феврале была на уровне 10,5 млн. Поэтому я не понимаю, о какой уступке Bloomberg говорит.
— СМИ называли то, что происходило на рынке, «нефтяной войной». Не знаю, как вам такое определение, но все-таки можно ли считать условную войну законченной?
— Я бы не называл это войной, это работа в текущих рыночных условиях всех нефтяных компаний
Они учитывают падение спроса, свои возможности, договоренности с покупателями нефти и так далее. Это обычная рыночная ситуация на рынке в период переизбытка товара.
— В разговоре с президентом вы называли США главным партнером России в балансировке рынка. Вы не разочарованы тем, что они не взяли на себя конкретных обязательств по сокращению нефтедобычи?
— Мы понимаем ограничения, которые существуют в США и в других странах относительно принятия таких решений. Мы к этому относимся с пониманием. Мы считаем значимым уже то, что эти страны публично заявляют о том, что будет снижение, — раньше этого не было. Наверное, впервые в истории в балансировке рынка консолидированно участвуют не 23 страны, входящие в ОПЕК+, а в общей сложности более 30 стран заявили о готовности принять меры. Да, они не могут принять это решение на федеральном уровне, но пытаются: США, по крайней мере, работают над тем, чтобы вопрос отрегулировать и формализовать на уровне штатов. Он рассматривается в Техасской железнодорожной комиссии, мы надеемся, что она примет соответствующее решение, что послужит позитивным сигналом к стабилизации рынка.
— Могут ли США войти в сделку, если падение затянется дольше, чем на месяц? Обсуждались ли какие-то конкретные условия?
— Нет, мы никаких условий не обсуждаем. У нас есть переговоры с ними, мы находимся в диалоге. Я несколько дней назад разговаривал с Райаном Ситтоном (комиссар железнодорожной комиссии Техаса, выступает за сокращение производства — прим. ред.), обсуждали ситуацию на рынке, как ее оценивают техасские производители, какие у них есть возможности. На мой взгляд, коллеги достаточно конструктивны. Очевидно, что у них в любом случае будет падение, но они могли бы его формализовать, дав более четкий сигнал инвесторам и участникам рынка, чтобы не было такой волатильности.
— Подвижки по новой встрече ОПЕК+ случились сразу после того, как начались разговоры о введении санкций США. Со стороны выглядит так, что именно США сыграли главную роль и их вмешательство вернуло страны за стол переговоров. Так ли это?
— Я считаю, что тут нет никакой связи. Все, что я читал по этому поводу, — это то, что Америка рассматривала вопрос об ограничении импорта нефти. Для нашей страны это неактуально, так как мы практически не экспортируем в США. Сделка заключалась исходя из рационального подхода — такого кризиса, снижения спроса не было никогда, его никто не мог предположить еще в начале марта. Логично, что всем нужно было объединяться для стабилизации рынка. Могу привести пример: даже в других отраслях, где снизился существенно спрос, собираются производители и думают о том, как вместе скоординировать действия по сокращению производства. Хороший пример — это во Франции производители сыра.
— Ужасно слышать, что сыр пропадает французский.
— Пять дней обсуждался вопрос о пропорциональном снижении производства сыра из-за закрытия ресторанов. В итоге сыровары договорились на несколько месяцев сократить производство на 8%. Так что это рациональный подход. Он в том, что нужно принимать совместно меры с тем, чтобы не случился коллапс на нефтяном рынке.
— Из-за более высокой стоимости добычи сланцевой нефти компаниям из США предрекают банкротства и частичный уход с рынка. Это может повлиять на расстановку сил и перераспределение долей на глобальном рынке?
— Скорее всего, изменения будут, как для производителей сланцевой нефти, так, возможно, и традиционной. В условиях кризиса всегда происходят трансформации. Никто не ожидал, что так сложится.
У кого была большая закредитованность — те предприятия сейчас находятся в зоне риска, у кого более стабильное финансовое состояние — они выживут.
Мы сегодня можем только предполагать количество потенциальных банкротств, но это законы рынка.
— А это открывает какие-то возможности, например, для России?
— Россия занимает на рынке свою нишу, российские нефтяные компании имеют устойчивое финансовое положение, и российская нефть конкурентоспособна на мировом рынке.
— На днях возникали сообщения, что ряд стран обсуждают возможность сокращения добычи, не дожидаясь мая. Насколько известно, вы в этой конференции не участвовали. Почему не участвовали? Обсуждали ее с кем-то из участников после?
— И Саудовская Аравия не участвовала. Это были частные звонки. Мы практически каждый день созваниваемся с моими коллегами. Консультации между министрами идут постоянно. Понятно, что рынок достаточно волатильный, нервный, цены упали очень низко. Ни о каких формальных решениях я не слышал.
— Как будет организовано столь резкое сокращение добычи? Уже согласовали с компаниями условия? Появлялись сообщения, что не все готовы сокращать пропорционально.
— Все компании подтвердили механизм, методику распределения объема или квоты на сокращение. Квота распределена между компаниями в соответствии с пропорцией от объема добычи в феврале 2020 года. Никто из компаний не возражал.
— Наверное, такая информация возникает в связи с тем, что условия добычи разные, и некоторые скважины, вероятно, будет сложно восстановить или даже невозможно.
— У нас действительно отличаются условия добычи от других стран, они более сложные, чем у стран, например, Персидского залива. И мы, и компании понимают, что есть особенности в технологиях сокращения добычи, чтобы мы не потеряли в будущем возможность наращивания потенциала. Сегодня в компаниях этот вопрос по поручению руководства пытаются решить специалисты, связанные с геологией, технологиями, экономикой. Поставлена задача — обеспечить минимальные риски для восстановления в дальнейшем.
— А какие-то дополнительные меры в связи со снижением цен, — например, создание новых нефтехранилищ — возможны?
— Строение инфраструктуры — долгий процесс: проектирование, определение структуры финансирования, стройка и так далее занимают не один год. Я сомневаюсь в том, что сейчас можно рассматривать такую возможность в краткосрочной перспективе, но в целом на более длительном горизонте мы изучаем все варианты. Мы пока считаем, что меры по борьбе с пандемией принесут положительный эффект, страны начнут постепенно выходить с карантина, а спрос будет восстанавливаться.
— Могли бы оценить меры поддержки, которые сейчас государство оказывает нефтяникам, и рассказать, каких мер следует ждать?
— В данный момент особых мер поддержки нашим крупным компаниям не требуется, заявок на оказание государственной помощи нет.
Наши компании вошли в перечень системообразующих. Сейчас прорабатываем вопрос необходимости корректировки технологических схем разработки месторождений. Также рассматриваем ряд мер для поддержки нефтесервисной индустрии.
— Ранее средства ФНБ планировалось направить на финансирование проектов ТЭК — об этом заявлял глава Минфина Антон Силуанов. Как необходимость направить средства вместо инвестиций на поддержку граждан и экономики скажутся на этих планах? Есть ли уже понимание, какие планы будут отложены? Отобраны ли конкретные проекты, которые проинвестируют при любых обстоятельствах?
— У нас есть возможность использовать средства ФНБ на инвестиционные проекты, но при этом не было ни одной новой одобренной заявки от нефтяных и других компаний топливно-энергетического комплекса по их использованию.
Нет и проектов, которые бы «зависли» в связи с тем, что средства ФНБ сейчас направляются на другие цели.
— Почему не было заявок?
— Потому что все проекты, которые рассматривались, рыночные и финансируются рыночным способом в рамках общего банковского кредитования и использования собственных средств компании. Поддержка оказывается другими способами.
— Как, по-вашему, текущая ситуация скажется на инвестиционных планах в целом?
— Думаю, что с учетом такого существенного падения цен и переизбытка, конечно, все компании в мире будут пересматривать свои инвестиционные планы. Многие уже заявляют о снижении объема инвестиций. Можно предположить, что речь будет идти о десятках, а может, сотнях миллиардов долларов в целом по миру.
По мнению экспертов, как минимум $100 млрд инвестиций в проекты добычи нефти и газа в 2020 году будут отложены, еще $110 млрд находятся под риском.
Таким образом, сокращение капитальных вложений из-за коронавируса и снижения цены на нефть может составить 30%. Две трети новых проектов в сфере добычи могут быть отложены на 2021 год или позже, существенно могут пострадать и новые СПГ-заводы.
— А в России?
— В России нам еще предстоит это проанализировать, потому что у нас ситуация отличается от других стран. У нас, как вы знаете, во многом на нее влияет курс доллара. Поэтому предстоит еще большая работа с компаниями, чтобы оценить их планы по реализации инвестиционных программ. Пока мы, например, рассматривали несколько компаний, они заявляли о том, что свои инвестиционные планы сохранят — это было недели две назад. Но все, конечно, будет зависеть от развития ситуации, длительности существенного падения цен, восстановления спроса, прогнозов на вторую половину года.
— Вы также говорили, что срочные меры требуются электроэнергетике.
— В электроэнергетике у нас наблюдается сокращение потребления, увеличение размера неплатежей потребителями из-за самоизоляции, а также предприятиями, которые оказались в трудном положении, особенно это касается малого и среднего бизнеса.
Поэтому в отрасли значителен кассовый разрыв, связанный с оплатой за поставленный энергоресурс. Для того чтобы компаниям подготовиться к зимнему периоду и обеспечить потребителей энергоресурсами, нужно его восполнить.
Поэтому рассматривается мера поддержки за счет льготного кредитования на покрытие этого кассового разрыва.
Эти деньги нужны сейчас, в летний период, чтобы купить материально-технические ресурсы, металл, сделать ремонты, довести топливо и так далее.
— Налоговая составляющая демпфирующего механизма при низких ценах и падающем спросе приводит к тому, что российские производители фактически доплачивают в бюджет за поставку бензина с НПЗ на внутренний рынок. Не планируется ли вносить какие-либо изменения в действие этого механизма?
— Сейчас не рассматривается никаких предложений по изменению механизма, который был принят два года назад. Минэнерго тоже не выходит с инициативой его менять. Принцип «демпфера» специально был настроен таким образом, чтобы сглаживать волатильность розничных цен на внутреннем рынке при любых внешних ценовых условиях.
Напомню, что при низких ценах на нефть бюджет получает отчисления от компаний, когда демпфер отрицательный. Таким образом, механизм позволит бюджету при сегодняшних ценах получить около 1 трлн рублей поступлений в год, которые в складывающейся ситуации могут быть потрачены на социальные обязательства государства, в том числе по борьбе с пандемией коронавируса. Напомню, при высоких ценах на нефть «демпфер» не позволил розничным ценам вырасти выше уровня инфляции.
— Что будет происходить с ценами на топливо в рознице?
— Цены у нас стабильны. С начала года растут не выше инфляции, как на бензин, так и на дизельное топливо. Это что касается цен на заправках. На бирже стоимость топлива понизилась вслед за снижением сырьевой составляющей. Тот механизм, о котором я сказал, позволяет нам нивелировать любые колебания цен и сохранять текущий уровень цен.
— Сейчас обсуждаются какие-то дополнительные меры по поддержке переработки?
— Да, в рамках закона по поддержке нефтепереработки и нефтегазохимии, который сейчас рассматривается в правительстве, были подготовлены предложения по налоговому стимулированию направления этана и сжиженных углеводородных газов на переработку в продукцию нефтегазохимии.
В поправках в Налоговый кодекс также предусмотрена дополнительная мера поддержки нефтеперерабатывающих заводов, которые ведут модернизацию своих производств — предлагается предусмотреть повышающий коэффициент «1,3» к обратному акцизу на нефтяное сырье для НПЗ, которые заключат инвестиционные соглашения и возьмут на себя жесткие обязательства по объему инвестиций и срокам ввода процессов глубокой переработки нефти.
— Вы могли бы рассказать, как отрасль переживает нерабочие месяцы? Много ли сотрудников приостановили работу?
— И компании, и Минэнерго оперативно приняли необходимые меры по организации работы в текущих условиях еще в начале марта. У нас было создано два штаба: один по мониторингу экономического состояния компаний отрасли, другой — по деятельности самого министерства. В результате к настоящему моменту около 70% наших сотрудников работают дистанционно. В Минэнерго используются средства индивидуальной защиты, производится дезинфекция помещений, измеряется температура у всех посетителей здания — делается все необходимое в соответствии с рекомендациями Роспотребнадзора.
Аналогичным образом действуют и предприятия ТЭК. Они продолжают функционировать, поскольку наши компании — это непрерывные производства, при этом около 30% персонала переведено на удаленный режим, остальные работают посменно.
Важная роль энергетических компаний сегодня заключается в обеспечении функционирования учреждений здравоохранения, от этого, в том числе, зависит бесперебойная работа аппаратов ИВЛ. К электричеству также были подключены вновь возведенные медицинские объекты. Была проделана огромная круглосуточная работа, сейчас специалисты следят за текущим состоянием этих объектов.
Ольга Дубравицкая
По материалам: “Газета.ру”
