25 июля талантливому журналисту Валентину Каркавцеву исполнилось бы шестьдесят лет
Его не стало в 1997 году. 31 марта обозреватель газеты «Комсомольская правда» отправился в Санкт-Петербург на международный экологический конгресс. А по дороге в северную столицу решил заехать в Тверь, чтобы проверить факты, приведенные в одном из читательских писем. Однако средством передвижения журналист почему-то выбрал не поезд, а обыкновенную электричку.
На следующий день, 1 апреля, тело Вали Каркавцева путевой обходчик обнаружил у полотна железной дороги недалеко от ст. Межево Тверской области.
Медицинская экспертиза установила у журналиста множественные переломы и травмы. По одной из версий, Каркавцев просто в темноте неудачно упал с насыпи. По другой, наиболее вероятной, его сбросили с поезда. Тем не менее, по данному факту следственные органы даже не возбудили уголовного дела… Видимо, списали случившееся на обыкновенную «бытовуху», обвинив в смерти журналиста… его самого.
Сегодня о Вале Каркавцеве вспоминают его друзья и коллеги,
работавшие с ним в «Комсомолке».
«Писать неправду я не могу. Мне дорого мое честное имя», — сказал однажды в разрушенном войной Грозном Валентин Каркавцев.
С Валентином я познакомилась в Грозном. Стояла осень 1989 года. Его и его жену Галю я пригласила в гости. В Архангельске, где они тогда жили (Валентин работал главным редактором молодежной газеты «Северный комсомолец», а Галя — журналистом в областной газете «Правда Севера»), было уже холодно, а у нас стояли теплые солнечные дни и к тому же созрел богатый урожай фруктов и овощей.
— Приезжайте! И на солнышке погреетесь, и витаминами запасетесь на целый год, и Северный Кавказ посмотрите, — писала я им.
И вот мы встречали Валентина и Галю в аэропорту в Грозном. Помню, Валентин сразу расположил к себе всех: и меня, и мою маленькую дочь, и моих родителей — своим вниманием, добротой, открытостью. Он таким и был всегда — добрым и отзывчивым по отношению к людям, честным и большим профессионалом. Но это я поняла позже.
Несколько дней Валентин и Галя решили тогда провести на турбазе «Беной», расположенной в мало кому известном в то время Веденском районе — пойти в горы. Ни они, ни я и предположить не могли, что всего через пять лет эта турбаза станет базой дислокации чеченских боевиков и наемников.
В нашу республику Валентин приезжал и во время первой чеченской войны — тогда он работал уже в «Комсомольской правде». Писал честные репортажи из районов боевых действий.
А увиделись мы с ним уже в июне 1996 года, когда он приехал в командировку в Грозный.
Город был в развалинах, не работали ТЭЦ, а значит, в домах не было света, не освещались улицы, не работал и городской водопровод.
Мы жили в частном секторе. Когда-то это была казачья станица, а в советское время она практически стала центром города. Недалеко от нашего дома находились и железнодорожный вокзал, и центральный рынок, и площадь им. Ленина, и бывший обком партии (при Дудаеве его президентский дворец). Во время январского артобстрела Грозного в 95-м ракеты с установок «Град» и вертолетов попали в наш дом и в соседские дома и дворы. В результате у нас с соседями образовался один большущий общий двор — заборов не было. И можно было домой попасть, не идя по улице, а дворами. Так я сделала однажды, возвращаясь домой из редакции.
Через некоторое время к нам пришла соседка и сказала, что меня давно уже дожидается какой-то мужчина, сидит на порожках возле дома.
Я вышла на улицу и ахнула — это был Валентин. Он сказал: «Я давно уже здесь. Вот приехал в командировку. Несколько раз звонил в дверь, а никто не открывает». Я засмеялась: «Валентин, — сказала, — у нас же звонок не работает уже больше года, электричества в городе нет. И если бы не соседка, долго бы пришлось тебе звонить и ждать нас возле дома». Мы все стали смеяться…
А потом мы накрыли в нашем саду большой стол, собрались соседи, и мы за разговорами просидели чуть ли не до утра. Всем было интересно послушать человека с «большой земли», московского журналиста. Спрашивали о материалах, которые он писал о войне в Чечне, о том, что вообще происходит в стране — у нас был очень большой дефицит в информации. На столе горела керосиновая лампа, вокруг которой летали полчища различных жучков, бабочек, мушек. Маленькая частичка света в кромешной темноте и в звенящей тишине, в которые был погружен разрушенный город. Мы ни на что не обращали внимания — слушали Валентина.
Помню, Эдуард — ровесник Валентина — спросил его: «А тебе не страшно писать правду?». «Страшно, — сказал Валентин. — Но писать неправду я не могу. Мне дорого мое честное имя. Хочу, чтобы честным оно и осталось».
Когда в тот раз Валентин уезжал, он взял с меня слово, что я с дочерью приеду в отпуск к ним с Галей в Москву. Мы и поехали 6 августа 1996 года, как оказалось потом, последним поездом, который вышел из Грозного. Уже 7-го числа город заняли боевики, и его снова бомбили федералы.
Отпуск мой тогда в Москве затянулся, домой с дочерью мы вернулись лишь в конце сентября. И через несколько дней я оказалась в плену у боевиков. Чеченцы-журналисты искали и спасали меня из плена в Чечне, а Валентин и мои однокурсники по факультету журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова спасали меня из Москвы. И в том, что я осталась жить, большая заслуга и Валентина — человека, который сам ушел от нас очень рано, очень неожиданно. Уехал в командировку… и не вернулся. Но порой кажется, что он все-таки вернется. Поэтому стоит ждать и помнить.
Наталья ВАСЕНИНА
главный редактор молодежной газеты «Республика» в первую военную чеченскую кампанию в Грозном
