«У нас здесь такие не растут…»

Немногие знают, что автор суровой деревенской и военной прозы в детстве писал стихи и мечтал стать поэтом.

223

Эту юношескую мечту растоптала война, но огромная любовь к поэзии в душе Астафьева никогда не угасала.

Виктор Петрович прекрасно разбирался в классической и современной поэзии. Любимые стихи выписывал в отдельные блокноты и в его архиве сохранились десятки таких блокнотов.

Он мог часами рассказывать о поэтах — о Пушкине и Лермонтове, о Есенине и Рубцове (с ним он дружил в Вологде), о Прасолове и Решетове… И чувствовалось: он и жалеет их, и завидует им. Он считал, что прозаики, даже великие, — народ сугубо земной, неотесанный. Другое дело — поэты. Они — нежные существа, подобные детям и ангелам.

Всякого мало-мальски талантливого поэта Астафьев почитал небесным гостем, которого человечество обязано лелеять. Виктор Петрович знал наизусть сотни стихов поэтов, чья известность не распространялась дальше провинциального городка или поселка.

Автора случайно попавшегося ему на глаза и понравившегося стихотворения, Виктор Петрович непременно принимался разыскивать. Печалился, если приходило известие, что автора уже нет на свете. И очень радовался, если автор оказывался жив, и можно было сказать ему благодарные слова, помочь с публикацией в толстом журнале или с изданием сборника.

Сам он писал стихи до конца жизни, но стеснялся их, прятал от чужих глаз, называя «сырыми полустихами». Отказывав себе в поэтическом даре, Астафьев отдал поэтическую ипостась своей души «малой» прозе. И прежде всего — «затесям», лирическим миниатюрам, которые, увы, остались в тени его повестей и романов.

Объясняя, откуда взялось такое название, Виктор Петрович писал: «Затесь — это стес, сделанный на дереве топором. Делали его первопроходцы и таежники для того, чтобы белеющая на стволе дерева мета была видна издалека и ходили по тайге от меты к мете, часто здесь получалась тропа, затем и дорога, и где-то в конце ее возникало зимовье заимка, затем село…»

В Красноярске к юбилею писателя выходит в свет уникальная аудиокнига с записями Виктора Петровича Астафьева из архива местного радио. Теперь можно будет услышать, как сам автор читает «Последний поклон» и другие свои знаменитые произведения. Предисловие к аудиокниге написал известный литературный критик Валентин Яковлевич Курбатов, много лет друживший с Астафьевым.

Вот несколько ранних астафьевских «затесей», возможно, забытых читателями

Дождик

Шалый дождик налетел с ветром, пыль продырявил, заголил хвосты куриц, разогнал их во дворе, качнул и растрепал яблоню под окнами, убежал торопливо и без оглядки.

Все замерло удрученно и растерянно. Налетел дождик, нашумел, но не утешил, не напоил.

Снова зной. Снова зажило все разомлелой, заторможенной жизнью, и только листья на яблоне все дрожали, и сама, кривая, растопорщенная, яблоня напоминала брошенного, обманутого ребенка.

Голос из-за моря

Жил я на юге у старого друга и слушал радио, наверное, турецкое, а может, и арабское… Был тих голос женщины, говорившей за морем; тихая грусть доносилась до меня и была мне понятна, хотя я и не знал слов чужого языка. Потом, тоже тихая, словно бы бесконечная, звучала музыка, жаловалась, ныла всю ночь, и незаметно вступал певец и тоже вел и вел жалобу на одной ноте, делался совсем неразделим с темнотою неба, с твердью земли, с накатом морских волн и шумом листвы за окном — все-все сливалось вместе. Чья-то боль становилась моей болью, и чья-то печаль — моей печалью. В такие минуты совсем явственно являлось сознание, что мы, люди, и в самом деле едины в этом поднебесном мире.

Вздох

Однажды в редакцию иллюстрированного журнала пришло письмо. Женщина, автор письма, читала этот журнал, он ей нравился, и она хвалила его, а в конце письма попросила: «Чаще печатайте на обложках вашего журнала виды нашей родины, может быть, это поможет моему мужу вернуться ко мне».

Все в редакции весело над письмом смеялись, и лишь секретарь журнала, человек седой, лохматый, почему-то ходивший в одной и той же кожаной, еще трофейной куртке, из-под которой всегда виднелся воротник мятой рубахи, сказал:

— Олухи! Над чем смеетесь? Будь я не потаскан и свободен, я отыскал бы эту светлую женщину…

Первовестник

Маленькая звездочка на длинной цветоножке, белые, нежно пахнущие лепестки с розовинкой — это лесная ветреница — первовестница весны.

Корень у нее крупнее и крепче цветка, сок жгуч, почти ядовит.

Ветреницей лечат суставы — много сил набирает из земли корень ветреницы, будто знает, что ждут его люди не только с радостью, но и с надеждой на выздоровление.

Дмитрий ШЕВАРОВ

Ранее

В свои 97 лет Вадим Гиппенрейтер устроил персональную выставку

Далее

Девочка в заштопанной шинели

ЧТО ЕЩЕ ПОЧИТАТЬ:
Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru