Маркс Толкач готов включиться в борьбу за наследство покойной звезды
Со дня смерти Бориса Моисеева прошел почти месяц, но его единственный из оставшихся в живых родных братьев Маркс Толкач до сих пор не может смириться с тем, что Бори больше нет. Маркс считает: Моисееву, возможно, помогли уйти на тот свет, чтобы завладеть его внушительным наследством, включая уникальную коллекцию бриллиантов. Об этом Маркс заявил в эксклюзивном интервью «МК».
– Очень тяжело переношу смерть брата, – вздыхает Маркс. – Он был для меня самый дорогим и любимым человеком в этом мире после матери. Моя супруга Людмила, которая работала с Борей много лет, даже попала в госпиталь на нервной почве. После этого я понял, что есть Бог на свете. Когда Людмила оказалась в больнице, я молился и плакал, и ее спасли.
Все неприятности стали происходить после смерти Бориса. Потому что мы никак не можем поверить, что его больше нет. Мы с Борей никогда не ссорились, за всю жизнь не сказали друг другу ни одного грубого слова. Я был для него, как отец, а он для меня – как сын. Когда Боря родился, мне уже было 14 лет. Помню, как забирал его из роддома. Потом я водил его в детский сад… Наша мать физически не могла этого сделать. Она работала по две смены, чтобы мы смогли выжить. Ей же никто не платил ни алиментов, ни пособий. Мы жили только на то, что она зарабатывала. Поэтому многие заботы по воспитанию Бориса легли на мои плечи.
– А где был отец Бориса?
– Это был наш сосед. Но он никогда не интересовался своим сыном. Поэтому воспитанием Бориса занимались только мы.
– При жизни ваш брат говорил, что в детстве еще часто обижали соседские ребята. Вы за него заступались?
– Я бы не сказал, что его очень обижали. Он просто выделялся тем, что был очень артистичным. Лет с семи уже устраивал выступления. В детстве, кстати, он больше дружил с девчонками, а не с мальчишками. Вел себя хорошо: не курил, не занимался никаким хулиганством. Его привлекали танцы. Кстати, это именно я первым отвел его в ДК Куйбышева, где он начал ими заниматься уже с педагогом.
– У Бори сразу пошли успехи?
– Конечно. Кстати, в детстве он занимался не только танцами. В школе пел в хоре мальчиков. У нас все чем-нибудь занимались. Я, например, играл на трубе. У нас был оркестр, мы часто выступали на похоронах. Однажды хоронили подругу матери и после этого нам всем предложили выпить. Моей матери рассказали об этом. И она заявила: «Если будешь еще ходить и выступать на похоронах – вылетишь из дома». После этого я перестал играть вообще.
– Боре мама тоже ультиматумы ставила?
– Нет. Они любили друг друга – у них была очень тесная связь. Мама в нем души не чаяла. Когда Борис переехал в училище, она всегда помогала ему, в том числе и деньгами. Мать у нас была не строгая. Она была ярой коммунисткой. На каждом собрании выступала. Когда она умирала, перед смертью попросила меня, чтобы я положил ей в гроб партбилет. Я выполнил ее желание. Кстати, Борис не смог приехать проститься с матерью.
– Почему?
– По-моему, он в тот момент находился за границей. После смерти я поставил маме памятник: мраморную плиту, но без фотографии. Когда Борис приехал в Могилев, он заказал ей новый памятник. Большой, красивый, с фотографией.
– Когда Борис стал звездой, он не изменился?
– Нет! Он был очень добрым и простым человеком. Очень любил и меня, и мою жену, и моих детей. Мы всегда были дружны, всегда! Помню, как мы приезжали в Москву к нему на 60-летний юбилей. Мы остановились в его квартире. Пришли все его друзья и пожелали вкусненького покушать. Я им пожарил несколько куриц, сделал оливье. Все были довольны моей кулинарией. Я всю жизнь готовлю вкусно: Боря об этом знал.
– Маркс, как так получилось, что вы при всей дружбе с Борисом не общались с ним последние годы?
– От Бориса нас отвадил его директор Сергей Горох. Несколько лет назад Борис участвовал в программе Леры Кудрявцевой. И Лера у него спросила: «Кому достанется ваше наследство?». Он улыбнулся и сказал: «У меня есть единственный брат Марик. Я его очень люблю. И все, что после меня останется, достанется ему». Горох после этого сделал все, чтобы мы прекратили общение. Хотя Борис ему многое дал: и квартиру сделал, и финансово обеспечил. Но, видимо, ему было мало. На протяжении полутора лет мы не могли дозвониться до Бори. Он был изолирован полностью! И мои дети, его племянники, и друзья неоднократно пытались выйти на Борю. Но никто не смог. Никто не знал, где Борис и что с ним. Да что там говорить! Мне Горох даже не сообщил о смерти брата. Хорошо, позвонили журналисты. От них я узнал, что Бориса больше нет. Соседка рассказывала, что ночью из квартиры Бори вывозили имущество.
– Вы в это верите?
– Как это верите? Я даже не сомневаюсь! У Бори было много всего. Например, великолепная коллекция алмазов и бриллиантов. Брат любил драгоценности. Кстати, когда Боря был жив, я никогда не задавал ему никаких вопросов: что у него есть, чего нет. Так как я старше его на 14 лет, был уверен, что уйду на тот свет раньше. Глупо было думать, что Борис умрет раньше меня.
– Помните ваше последнее общение с братом?
– Конечно. У Бори был день рождения – ему 67 лет исполнилось. Мы ему звонили, поздравляли. Брат был очень счастлив. Он так обрадовался моему звонку. Мы с ним долго разговаривали.
– А почему Борис сам вам не звонил?
– Думаю, что ему не давали. Было сделано многое, чтобы вывести его из ума и поскорее отправить на тот свет.
– Почему вы не приехали на похороны?
– Мне идет 83-й год. В таком возрасте трудно совершать длительные перелеты. Да и к тому же все произошло так неожиданно. Я бы даже не успел визу оформить.
– Вы не думаете включиться в борьбу за наследство?
– Я этим вопросом занимаюсь. Но пока ничего не могу сказать конкретного. Я готовлюсь к этому процессу. Дело в том, что для меня важно не столько имущество, сколько – восстановить справедливость. Я считаю, что это сделать просто необходимо.
Фото: pixabay
Денис Сорокин
По материалам: “Московский комсомолец”
