Строжайше запретить бы этим господам
«Семья — это про любовь и взаимное уважение, а не про пытки и тюрьму» и «каждый человек имеет право на частную жизнь» — эти две фразы стали своего рода главными лозунгами, прозвучавшими во вторник на круглом столе, посвященном домашнему насилию и противодействию навязчивому преследованию. На мероприятии (которое вполне можно назвать историческим) депутаты и представители общественности обсуждали сразу два законопроекта по борьбе с этим злом.
Об этом — в материале обозревателя «МК», которая выступила на мероприятии в качестве члена СПЧ.
Навязчивое преследование
Депутаты от партии «Новые люди» представили новый вариант законопроекта о сталкинге. Накануне они объявили о запуске проекта «Стакингу. Нет», и в итоге сотни людей обратились к ним за помощью уже в первые дни. Депутат Госдумы Ксения Горячева в качестве примера рассказала историю девушки, которой на момент начала преследования было всего 14 лет.
— Девочка познакомилась с женщиной в приложении на сайте, где можно найти друзей. Она прибавила себе возраст на два года. Ей написала женщина, которая, наоборот, уменьшила свой возраст (написала, что ей 20, а на самом деле 35). На встрече все открылось. Девочка заблокировала эту женщину, но та ее стала преследовать: ходила по пятам, писала с разных номеров. Девочка вместе с родителями не раз обращалась в полицию. Прошло 3 года, ничего не изменилось. И механизмов помочь этой девочке нет. Мы получили два отрицательных отзыва на первую версию законопроекта о борьбе с навязчивым преследованием, подготовили новую версию, которая поможет обеспечить максимальную защиту в совершенно разных ситуациях. Мы предлагаем ввести новую статью в КоАП, где будут даны точные определения тому, что такое «систематическое преследование», «нежелательное вторжение в частную жизнь», где будет прописана ответственность. Для тех, кто переживал по поводу членов семей, мы отдельно прописали: они не подлежат административной ответственности по этому законопроекту.
Если в двух словах: инициатива позволила бы запрещать отдельным навязчивым гражданам приближаться, звонить, писать тем, кто обратился в полицию. За неоднократное нарушение следовала бы уже не административная, а уголовная ответственность.
Сразу два депутата Госдумы, Сергей Боярский и Татьяна Буцкая (оба от партии «Единая Россия»), рассказали, что сами были жертвами навязчивого преследования. И в свое время наличие закона могло бы сильно им помочь. Существующая статья 137 УК РФ «Нарушение неприкосновенности частной жизни», увы, не слишком работает, по ней привлекли в прошлом году чуть больше 200 человек.
Присутствовавшая на круглом столе архитектор Катерина рассказала, как ее до сих пор преследует бывший сожитель, и на все обращения в полицию (коих было 16) ей отвечают примерно так: «Он имеет право находиться где хочет, и пока вы не придете к нам с топором в голове, мы дело возбудить не можем». Катерина записалась на курсы самообороны, но это не решение проблемы. В подтверждение этому я напомнила историю финалистки конкурса «Лучший учитель года», которую встретила в СИЗО №6. Женщина много лет преподавала в начальных классах, отличалась, по словам родителей, спокойствием, выдержкой, мудростью. Но даже со всеми своими навыками она не удержалась и воткнула в своего бывшего сожителя острый предмет, когда он в очередной раз подкараулил ее на улице и перегородил дорогу. Запрет на приближение в ее ситуации мог бы предотвратить случившееся, а если уже оно произошло, то оградил бы от уголовного преследования.
Домашнее насилие
Депутат Ярослав Нилов очень дипломатично описал ситуацию вокруг законопроекта по поводу домашнего насилия. С одной стороны, эту тему действительно активно политизируют, и есть силы, которые хотят ее использовать в своих интересах (и точно не в пользу семьи). С другой, проблема есть, отрицать ее бессмысленно, и она требует решения.
Только одна женщина-депутат заметила, что законопроект принимать не стоит, поскольку Уголовный кодекс содержит статьи, по которым можно привлекать обидчика («Истязание», «Причинение тяжких телесных повреждений»), и в целом проблему надо решать воспитанием.
И опять же яркими иллюстрациями к тому, что существующие нормы не помогают, был рассказ режиссера Таисии Игуменцевой. Она уже два года добивается возбуждения дела по факту истязаний.
— Я собрала все материалы: справки из больницы, видео и фото, опросы свидетелей, — говорит Таисия. — Но участковый даже не хочет все это изучать. А полиция отказывает раз за разом. Прокуратура отменяет эти отказы, но ничего не меняется. Это само по себе похоже на истязание, только уже со стороны органов власти!
В свою очередь автор этих строк, объехав несколько женских колоний, опросила осужденных, которые получили сроки за убийства. В 80–90 процентах случаев женщины рассказали, что убили своих мужей или сожителей, которые их долгое время подвергали психологическому и физическому насилию. Средний срок, который назначают суды таким женщинам, 6 лет. Вроде бы немного, выглядит вполне гуманно и похоже на некое соглашение между государством и жертвами домашнего насилия. Почему мне это кажется «соглашением»? Потому что в процессе разбирательства часто выяснятся, что женщина не один раз вызывала полицию после того, как попадала в больницу с травмами. То есть государство и общество, по сути, были наблюдателями, но не помогли, доведя ситуацию до тяжких последствий. Но шесть лет — огромный срок, если на него посмотреть глазами детей. Чудовищная ситуация: папа умер, мама в тюрьме.
В процессе своего исследования я задавала вопрос: что могло бы предотвратить трагические последствия? Женщины заявляли, что если бы участковый регулярно приходил в их дом, то это могло бы помочь им. Отсюда инициатива: разработать инструкции для сотрудников полиции по предотвращению домашнего насилия, создать и вести Реестр семей, в которых женщины подвергались насилию. Еще одно предложение: обращение к Верховному суду с просьбой проанализировать практику рассмотрения дел против женщин, которые заявляли о домашнем насилии, по поводу возможности применения в квалификации формулировки «в состоянии аффекта» (сейчас суды часто отказывают, поскольку преступление якобы было длящееся, а значит, аффекта быть не могло). Тут стоит напомнить дело сестер Хачатурян, убивших своего отца. Девочки в течение долгих лет были, по сути, заложниками, и в один момент в состоянии аффекта расправились с тем, кого называют тираном и насильником.
Примечательно, что многие жертвы насилия мечтали бы иметь возможность побыть хотя бы какое-то время вдали от насильника (чтобы понять причины произошедшего, выработать стратегию дальнейшей жизни). Для этого им нужно убежище. Сегодня кризисные центры существуют в 64 регионах России (в 14 — государственные, в остальных — созданные НКО), куда за год обратились 23 тысячи человек. Депутат Татьяна Буцкая рассказала, что обратилась с инициативой — публиковать на сайте Госуслуг информацию о таких местах, причем чтобы геолокация помогала жертве проложить путь к ближайшему убежищу.
Представитель РПЦ иерей Федор Лукьянов выступил против двух законопроектов. Особенно он возмутился тем, что возвратившихся со СВО, которые бьют своих жен и детей, могут признать абьюзерами.
— После специальной военной операции многим ребятам требуется психологическая реабилитация. И что? Вы их запишите в абьюзеры? И вы выдадите ордер, запрещающий приближаться к своим женам и детям? Сегодня, конечно, нашему обществу нужны консолидация, объединение, а не разобщение. Считаю, что закон сталкивает семью и государство.
Очень хотелось сказать Лукьянову, что участие в СВО не дает человеку привилегию избивать или даже убивать членов своей семьи. Решить проблему домашнего насилия, наверное, действительно не сможет никакой закон. Но что такой закон точно мог бы сделать, так это показать, что на государственном уровне признается: семья — не там, где бьют, а там, где любят.
Ева Меркачева
Фото: pixabay
По материалам: “Московский комсомолец”