Интервью главного редактора «Ведомостей» Татьяны Лысовой.
Редакции Esquire и «Ведомостей» располагаются одна над другой: журнал занимает комнату над ньюсрумом газеты. Главный редактор «Ведомостей» Татьяна Лысова поднялась на один этаж, чтобы поговорить с новым главредом Esquire Игорем Садреевым о настоящем и будущем «Ведомостей», да и деловой журналистики в России в целом.
Игорь Садреев: Треть акций «Ведомостей», принадлежащая Sanoma Independent Media, выставлена на продажу. Список потенциальных покупателей огромный, и я не понимаю одного: зачем людям покупать себе геморрой? Вы можете это как-то объяснить?
Татьяна Лысова: Геморрой это или нет, сильно зависит от того, кто именно и зачем покупает. Двум оставшимся акционерам – Financial Times и The Wall Street Journal – мы создаем не проблемы, а деньги. И для Independent Media мы тоже не были геморроем. Конечно, Дерку Сауеру, владельцу холдинга, звонили какие-то люди, которые были недовольны нашими публикациями, но он всегда очень гордился «Ведомостями» и явно готов был с этим жить.
Официально список претендентов на долю в «Ведомостях» пока не назван, есть только догадки. Думаю, у каждого есть свои причины и свое представление, что они получат.
Сделки последних лет оставляют странное ощущение: медиа оказываются для человека своеобразной общественной нагрузкой, без которой он бы прекрасно обошелся.
– Для немедийного инвестора медиа – это действительно геморрой. Отрасль тяжелая, зависящая от очень многих факторов, с политическими рисками, и рынок сейчас находится в состоянии турбулентности.
Люди влезают в это, видимо, надеясь получить дивиденды в какой-то другой области. К тому же зачастую многие думают, что разбираются в медиа – ну, а что там, вот газета, вот сайт, вот какие-то слова написаны, баннер стоит. Ну, есть редакция, подумаешь – пришел, приказал: то писать, это не писать. Это похоже на футбол – со стороны каждый разбирается, как надо играть. Я думаю, что немедийные инвесторы в нашей отрасли не могут быть успешными.
У вас нет опасения, что среди этих претендентов есть люди, которые хотят купить «Ведомости» неспроста – потому что это одно из последних, если не последнее большое федеральное издание, которое не прогибается под давлением?
Ну, конечно, такие опасения есть. Думаю, покупку доли Sanoma многие рассматривают как уникальный шанс получить возможность влиять на «Ведомости». Хочется верить, что этот сценарий не реализуется.
Есть мнение, что после закрытия старой «Ленты.ру» вы остались единственным печатным изданием, выражающим какую-то независимую точку зрения. Как вам это удалось?
«Ленту.ру» не закрыли – там уволили главного редактора и сменили редакционную политику. Там это сделать было проще, потому что у издания один владелец, у него есть и другие интересы, и, очевидно, его смогли убедить пойти на такой шаг.
На наших акционеров всегда было трудно повлиять – они где-то далеко, им не позвонишь, не запугаешь. Все эти годы неким тормозом, я думаю, был и фактор репутации – странно в открытую бороться с Financial Times и The Wall Street Journal – уважаемыми международными изданиями, которые читают президенты, в которых печатают статьи и дают интервью руководители наших компаний.
Что будет дальше, я не знаю. Кажется, сейчас начинается время без тормозов… Как-то мы очень пессимистично начали разговор.
Когда вы почувствовали, что «Ведомости» превращаются в общественно-политическое издание, а не только деловое? Когда вес и ценность редакционных колонок и мнений стали перевешивать какие-то чисто журналистские удачи и эксклюзивы?
Это происходило постепенно и не в последние годы. В общественно-политическое поле мы пошли вслед за аудиторией. Это начало больше волновать людей, пришло осознание того, что многие экономические проблемы упираются в политические решения.
– А вам интереснее делать деловую газету или общественно-политическую?
Я совершенно не вижу себя в общественно-политическом издании. Во-первых, я ничего не понимаю в политике, никогда ею не интересовалась, и моя работа с политическими новостями скорее интуитивная – она проистекает не из опыта, как в сфере бизнеса или корпоративной жизни. И я просто не представляю, как Галине Тимченко [главному редактору «Ленты.ру» до марта 2014 г.] удавалось руководить сайтом, на который заходили в день миллионы человек, как ей удавалось понимать этих людей, угадывать их потребности, интересы. Для этого нужно быть семи пядей во лбу.
При этом я готова работать на то, чтобы как можно больше разных людей из нашей целевой аудитории могли найти в газете что-то для себя интересное. Чтобы не было перекосов, чтобы мы не начинали долбить в одну точку, чтобы мы не отставали от времени.
Сейчас основными темами, будоражащими сознание людей, становятся те, в которых у нас как издания нет глубоких знаний, специализации: авиакатастрофа, военные действия, передислокации частей, учения, обстрелы. У нас в этом разбирается только один журналист. Мы про это пишем, но осознаем, что у нас может не быть глубины понимания, а дезинформации стало очень много. Поэтому пишем очень внимательно, опираясь только на источники, которым можно доверять.
А вам не хотелось сделать вид, что ничего не происходит, и продолжать писать только про экономику?
Ну а как это возможно? Это ведь в том числе экономический фактор – вот, посмотрите, результатом событий на Украине стали экономические санкции. Мы же не можем вообще не сообщать читателям, что происходит. Поэтому я не только как человек и гражданин, но и как редактор очень надеюсь, что все эти военные события скоро закончатся, – очень мучительно работать.
Что для вас и для редакции интереснее – условный какой-нибудь спокойный 2006 год или 2014-й, когда понять логику принимаемых решений практически невозможно?
Конечно, профессионально интереснее сейчас. Было время, когда темы стали однообразными – ребрендинг, IPO… Даже сделок было мало. У нас на стене висит высказывание какого-то бизнесмена, относящееся к этому времени, что если вы не делаете ребрендинг и не выходите на IPO, то вообще непонятно, чем вы занимаетесь. Работать было проще, но однообразнее. Ну, а сейчас стало даже слишком разнообразно.
Когда спектр мнений в СМИ обрезают и начинает довлеть государственная или окологосударственная позиция, те площадки, которые остаются свободными, часто переходят в позицию, скажем так, информационной агрессии. В этом смысле показателен пример «Эха Москвы», где совершенно зашкаливает градус эмоций. У вас не было ощущения, что «Ведомости» как издание, пишущее на темы, от которых другие уходят, может ожидать та же судьба?
Конечно, такая опасность есть. Когда сокращается количество мест, где можно сказать, в оставшихся начинают не говорить, а кричать. Я, как редактор, очень стараюсь удерживать равновесие.
Сейчас, возможно, у кого-то возникает ощущение, что «Ведомости» – какое-то оппозиционное издание, но мы просто не стоим со всеми в строю, не отдаем пионерский салют. Нас читают люди самых разных взглядов, читают и руководители компаний, и чиновники. Говорят, президент нас читает, но уж не знаю, насколько это правда.
Задача главного редактора – в первую очередь отбивать давление и удары, которые есть всегда, даже вне зависимости от государственной политики, – каждый день звонят какие-то недовольные люди. Это много сил отнимает?
Звонят не так уж часто. У нас есть правило, что недовольный человек сначала должен связаться с автором, а не с главным редактором. Если журналист действительно налажал, что бывает со всеми, то он сам это исправит и извинится. Мое вмешательство здесь не нужно. До меня доходит не так уж много проблем, но те, что доходят, таковы, что мало не покажется.
А какие отношения у «Ведомостей» с чиновниками высокого ранга?
У меня позиция простая: я ни с кем не дружу. Про любого человека мы можем написать то, что ему читать про себя не хочется, и у него не должно возникать на этот счет личных эмоций — что вот мы же приятели, так хорошо общались и вот так потом обошлись. Мы СМИ, у нас такая работа. Сегодня мы пишем то, что вам выгодно и приятно, значит, вам повезло. Но завтра мы напишем то, что вам невыгодно и неприятно, и тут нет ничего личного.
При этом я участвую во встречах президента, премьер-министра, других высших чиновников с главными редакторами. Это разговор за закрытыми дверями, где ты можешь задать любой вопрос, слушать, наблюдать и получить представление о том, что он думает, или, может быть, о том, что бы он хотел, чтобы мы думали, что он думает. Я считаю, что это интересно и нужно. Точно так же иногда приглашают редакторов руководители крупных компаний.
А на различные «тусовки» я не хожу, не вижу пользы Подойти и внезапно спросить у человека, а вот закрыта ли у вас эта сделка – ну, наверное, можно, но надежды на удачу немного. Исключение здесь – экономический форум в Давосе, там интересно общаться и на «тусовках».
Как вы делаете так, чтобы журналисты не уходили в пиар? Кажется, это универсальная проблема «Ведомостей», «Коммерсанта» и Forbes – рано или поздно ньюсмейкеры их перетаскивают на свою сторону.
Рецепта нет, журналисты действительно уходят. Мне кажется, количество взращенных мною пиарщиков уже перевалило за сотню, и это очень обидно. Но при этом многие люди, уже давно работающие в пиаре, до сих пор вспоминают свою работу в «Ведомостях» как самую лучшую. Но там гораздо большие деньги, а у нас работа не доходная. Я не осуждаю тех, кто уходит, но с профессиональной позиции это всегда обидно.
А сколько раз за 15 лет выгорали? И что помогало не бросить все?
Раза три. Я уходила в декрет, меняла деятельность – года два занималась журналом Smart money, например, который мы, к сожалению, не спасли. Сейчас делаем новый сайт, и это безумно интересно, я даже пошла учиться интернет-технологиям. В выпуске газеты я сейчас почти не участвую, а скорее занимаюсь вопросами кадров и ресурсов, развитием. Люди уходят – кем их правильно заменить, как перераспределить темы – сейчас я занимаюсь скорее такими вещами. Ну и новым сайтом, конечно.
– Как вы думаете – если когда-то случится так, что бумажная газета перестанет выходить, а останется только сайт, это как-то повлияет на качество издания или нет?
На качество нашего издания – нет. Другое дело, что сейчас в интернете стало создаваться довольно много площадок, в которых нет содержания, а только форма. Это сперва привлекает, но на «Двадцати лекциях, из которых вы узнаете что-то умное», «Пяти лучших фильмах столетия» и «Семи новых платьях сезона» далеко не уедешь. Даже сейчас видно, что людям это начинает приедаться.
Известен отчет The New York Times, изучавшей BuzzFeed и другие издания, вывод которого состоит в том, что у газеты все хорошо с содержанием, но плохо с «упаковкой». Меня, как журналиста, иногда раздражает то, что я должен заниматься не только содержанием, но и этой вот «упаковкой» – не только находить информацию, но и продавать ее как на рынке. Вас это не напрягает?
Напрягает. И это сейчас основной вопрос для нашей отрасли. К сожалению, мне кажется, иметь в одном лице хорошего репортера и упаковщика невозможно. Человек не может играть сразу несколько ролей, качественно получается только что-то одно.
Даже у журналистов есть разные амплуа. Есть, к примеру, такие «палки-копалки», которые ковыряются, сверяют цифры, читают отчеты и могут докопаться до сути там, где двадцати другим станет лень. Если их пустить «в поля» и заставить искать эсклюзивы, ничего хорошего не получится.
Так же и с вопросом содержания и подачи – скорее всего, сейчас в рамках одной редакции должны вместе работать корреспонденты и редакторы-«упаковщики».
В Daily Mail сейчас выстроена целая схема: после того как журналист напишет текст, а редактор его прочитает, он попадает в руки специально обученного человека, который может изменить заголовок, лид, вписать в первый абзац какие-то ключевые слова, т. е. оптимизировать текст под поиск в интернете, под тренды. За счет этого они делают какой-то дикий трафик, но ведь таким образом журналистика отходит на второй план.
Это всего лишь способ помочь информации достичь своей аудитории. Статья все-таки остается статьей – если, конечно, не увлекаться исключительно погоней за трафиком.
Здесь я согласна с Галиной Тимченко, которая сказала: «Для вас это, может быть, трафик, а для меня – читатели». Я уже год как одновременно главный редактор газеты и сайта и, мне кажется, за это время нащупала баланс между погоней за посещаемостью и интересом лояльных читателей.
Например, когда ввели ответные санкции, все стали сходить с ума, не понимая толком, что же именно запретили. Постановление правительства содержало только коды ТН ВЭД, и понять, попадает ли туда, скажем, ветчина, сходу было невозможно. Я сама поддалась этому ажиотажу и чуть не отправила мужа запасаться шпротами. И тут мы поняли, что наше обычное высоколобое описание решения правительства не отвечает людям на волнующие их вопросы. И вот мы перевели эти коды ТН ВЭД на названия конкретных продуктов, сверили с тем, что беспокоило всех, и сделали фотогалерею не запрещенных к ввозу продуктов «Оказывается, можно». Эта фотогалерея собрала почти миллион просмотров – для нашего сайта это фантастический показатель.
Да, нам надо учиться так мыслить. Надо придумывать, может ли быть наша экономическая, бизнесовая новость интересно упакована, привлекательна для широкой аудитории. Но для нас эта форма все равно не может быть ключевой.
Вас подстегивает конкуренция? Например, вы следите за тем, что сейчас происходит в РБК?
Да, конечно. Туда ушло много наших сотрудников, и это дало заметный результат. Они очень усилились, и это создает нам проблемы.
Возвращаясь к началу нашего разговора, вы все-таки с оптимизмом смотрите на будущее профессии журналиста в стране?
Конечно, сейчас для профессии плохие времена. Вопрос в том, насколько долго они продлятся. Думаю, умные и рациональные люди должны понимать, что журналистика нужна и нужны разные издания – им самим, в конце концов, тоже нужно получать альтернативную информацию и альтернативную точку зрения.
Что нас ждет впереди, сейчас не знает никто, но мы постараемся продержаться как можно дольше.
Источник: vedomosti.ru
