По следам скандала в Третьяковке.
На днях прошли обыски в Третьяковской галерее, поскольку (видимо) именно ее эксперты делали оценку нескольких картин, задержанных в аэропорту Внуково при попытке их вывоза на Запад. Еще 29 апреля некто Сергей Степанов (глава территориальной избирательной комиссии Ломоносовского района Москвы), помахивая в красном коридоре таможни разрешением на вывоз от Минкульта, в коем картины оценивались в 180 тысяч рублей, был задержан Следственным комитетом.
По обрывочным данным Степанов хотел вывезти пять полотен, среди которых акварель Валентина Серова «На лугах Кавказа», картина Федора Федоровского «Красное кольцо» и неизвестный шедевр Петра Кончаловского, оцененных СК почти в 2 миллиона рублей. Мы решили взглянуть на проблему в целом, с помощью директора портала ARTinvestment Константина Бабулина.
— В сообщении СК прозвучала такая формулировка — «Степанов предоставил ложные сведения о стоимости картин». Что значит — ложные? А как складывается истинная стоимость?
— А вот это вопрос интересный. У любой картины как бы есть три цены, и все они имеют право на существование. Причем зачастую эти цены более менее сопоставимы. Первая — это цена для всяческих юридических процедур, например, связанных с наследством. С этой цены потом будут взыматься налоги и так далее. Вторая — это некое среднее арифметическое, если сравнивать продажи этого автора за последние год-два. Третья — это реальная цена, за которую прямо сейчас можно продать эту вещь. В качестве сноски отмечу, что сейчас мы не говорим о шедеврах, а о средних картинах. Наша оценка стоимости такая: надо взять среднее арифметическое продаж автора за последнее время и поделить на два.
— Что мы получаем?
— Быструю продажную стоимость картины. Кстати, на картины того же Кончаловского очень большой разброс по стоимости. Вещи его авангардного периода до 1920 года стоят реально дорого (сотни тысяч долларов, отдельные — миллионы), а вот на картины после 1930-го может вообще не быть спроса. Нет, ну стоят они каких-то денег — 20-30 тысяч долларов. Тем более, на дворе кризис, снижение покупательской активности. Нет спроса также на эскизы, этюды — какие бы имена при этом не звучали (Шишкин, Левитан и т.д.).
— Так есть ли преступление в действиях оценщиков, занизивших стоимость?
— Именно сейчас разрабатываются некие стандарты оценки. В Министерстве экономического развития существуют две рабочих группы — со стороны оценщиков и антикварного сообщества. Вот они сообща эти критерии и вырабатывают. А по оценке такой пример приведу. Я недавно комментировал стоимость картин, найденных в квартире г-жи Васильевой. Их фотографировали и высылали мне онлайн. Они прямо ожидали, что это будет несколько миллионов долларов. А я с напрягом, зажмурившись, говорил, что потолок для них — тысяч двести… ну да, какой-то XIX век.
— То есть здесь надо отделять две вещи: эстетическую «бесценную» составляющую и реальную стоимость, за которую раритет можно продать.
Совершенно верно. Еще один нюанс отмечу: эксперт, определяющий подлинность или поддельность картины, зачастую, абсолютный профан в ценообразовании. Потому что за продажами не следит. Хотя, если отмечать в целом, то за последние три года относительный порядок с экспертизами в целом навели. Громких скандалов не так уж много.
— А возможен ли в принципе отлаженный криминальный бизнес оценочного занижения стоимости для увода на Запад?
— Конечно, возможен. Для того, чтобы снизить налоги. Понятно, что люди начинают экономить, чтобы минимизировать издержки. Но самый главный вопрос — к чему приводят вообще все эти запреты.
— Есть запрет на вывоз вещей, возраст которых свыше 100 лет.
— Этот запрет препятствуют не столько вывозу раритетов, сколько их ввозу. За годы советской власти всё либо оказалось в музеях, либо выехало из страны еще во время революции. Культуры собирательства не существовало в принципе. И запрещая вывоз, мы резко ограничивает ввоз, потому что человек рассуждает просто — «Ну хорошо, я ввез, но вот захочется мне уехать — и уже проблема; так лучше я и ввозить не буду». И мы не досчитываемся множества раритетов. Сейчас это вообще несуществующая проблема. Все русские иконы востребованы исключительно нашей страной и нашими чиновниками (они любят дарить их друг другу, потому что стоимость икон вроде как непонятна, а вещь при этом в тренде).
— То есть не надо завышать собственную значимость?
— Абсолютно. Все шедевры и так уже в музеях, за это не стоит бояться. А вот на десять ввезенных в Россию картин будет максимум одна вывезенная. Сейчас какая схема? Русский человек покупает на аукционе в Европе картину и там же ее хранит либо в своей квартире, либо в специальном месте — фрипорте. Очень много вещей хранится во фрипортах, а не внутри нашей страны, потому что людей смущают все эти запреты и проволочки. Надо понимать, что там нашим Айвазовским хвастаться не перед кем. Русское искусство нужно только русским и только в России. Так что запрет на вывоз — как ни парадоксально звучит — отсекает от нас наше же собственное искусство. В этом глобальная проблема.
По информации: www.mk.ru
