Тайная история человечества: Глава IX, в которой Леонардо строит танк, Муза истории помогает Тициану, а император бросается в бой, а затем сходит с ума
История – наука неточная. Ведь исторических фактов не существует. Существует лишь контекстная интерпретация документов и источников, то есть измышления ученых, нашедших старый папирус или черепок с письменами. И измышления эти порой весьма забавны. К примеру – «Украинские археологи, исследуя стоянку древних укров близ Жмеринки, обнаружили кусок проволоки. Это неопровержимо свидетельствует, что древние укры знали телеграф… Российские ученые, исследуя стоянку древних русов близ Углича, не обнаружили следов проволоки. Это неопровержимо свидетельствует, что древние русы знали беспроволочный телеграф».
Мы – против такого исторического волюнтаризма. Наша трактовка истории порой иронична, но в ней есть определенная и в чем-то железная логика, подобная лучу свете в темном историческом царстве.
Cуществует три разновидности людей:те, кто видит;
те, кто видит, когда им показывают; и те, кто не видит.
… «Золотая комната» банкирского дома Якоба Фуггера, Аугсбург, вольный город Священной Римской империи германской нации, Германия, 15 апреля 1549 года после Рождества Христова.
– Я пригласил вас в дом моего друга и личного банкира Антона Фуггера, мой дорогой мессир Тициан, чтобы поговорить. Поговорить наедине и весьма конфиденциально, – император Карл V Габсбург, властитель Испании и Португалии, Фландрии и Австрии, Италии и Германии, обеих Америк, владыка морей и океанов поднялся с золоченого кресла и подошел к седобородому старику в просторной и дорогой одежде. – Господин Фуггер будет присутствовать при нашей беседе поскольку у меня нет тайн от него.
– Я в вашем распоряжении, государь, – с достоинством ответил художник и, повинуясь жесту императора, расположился в кресле напротив.
– Вас называют Божественным Тицианом за необычайное искусство, с которым вы передаете сущность человека, за непостижимое для простых смертных мастерство портретиста… Нет-нет, не возражайте и слушайте дальше! – император говорил со знанием дела и Тициан не перебивал его.
– Я только что одержал величайшую победу во славу Святой католической церкви. В сражении при Мюльберге армия лютеран разбита наголову, величайший полководец Европы герцог Альба еще раз доказал, что на поле брани ему нет равных.
– Но все знают, ваше величество, что в атаку солдат вели вы! Рискуя своей жизнью, вы скакали на боевом коне впереди всех, – все же возразил Тициан.
– Это был жест отчаяния, поступок человека, поставившего все на одну карту.
Тициан наклонил голову в знак недоумения.
– Вначале я хочу вам рассказать о том, что произошло почти тридцать лет назад и что тяжким грузом легло на мою душу и не дает покоя ни днем, ни ночью по сей день… Была весна 1519 года. Я был тогда еще только королем Испании, но не сомневался, что в июне германские курфюрсты изберут меня императором Священной Римской империи германской нации. Мой друг Якоб Фуггер, дядя Антона, вложил свои капиталы в это дело и мы не сомневались в успехе. Якоб Фуггер, по прозвищу Богатый, дал мне 543 тысячи золотых флоринов, они и склонили германских курфюрстов на мою сторону. Но это случилось позже, летом, а в марте шпионы испанской инквизиции сообщили, что генуэзские и венецианские банкиры выплатили громадную сумму – 50 тысяч флоринов под странный заказ Леонардо да Винчи, живущему под покровительством и на содержании французского короля Франциска I в Амбуазе. С толстым жуиром Франсуа мы внешне враждовали, но давно уже договорились щадить здоровье и жизнь друг друга. Я выпускал его, например, из плена, когда он проигрывал мне очередное сражение…Сообщалось, что в замке Амбуаз ведутся какие-то непонятные работы и, судя по всему, Леонардо на деньги генуэзцев строит какие-то военные механизмы для вождей германских протестантов, с которыми я вел беспощадную войну.
– Леонардо показывал мне чертежи таких машин, – спокойно заметил Тициан, – но он всегда говорил, что ничто не заставит его построить эти орудия убийства.
– В тот момент Леонардо-инженер взял верх над Леонардо-гуманистом, – с усмешкой сказал Антон Фуггер, – пятьдесят тысяч золотых флоринов способствовали этому.
– Посланник Великого инквизитора отец Ансельм предложил послать в Амбуаз своих головорезов, но я решил вначале увидеть все своими глазами. – император волновался и речь его была неровной и прерывистой. – Медлить было нельзя… Господин Фуггер договорился с французскими банкирами о беспрепятственном проезде по владениям Франциска. Я обещал дать французам на откуп доходы ордена Калатравы – и вопрос был решен. Не прошло и двух недель, как мы въехали в замок Амбуаз, и сам Леонардо встречал нас. Мы были знакомы, но эта встреча не была встречей друзей. Я сказал ему, что заставило меня бросить государственные дела великой империи и приехать к нему.
…- У Леонардо всегда был острый холодный ум и он любую ситуацию оценивал мгновенно и точно, – заметил Тициан.
– Он просто предложил следовать за ним. Мы прошли во внутренний двор замка, и моему взору предстало нечто странное… Это была карета на четырех колесах. На четырех железных колесах. Карета была обита железом со всех сторон. Она была огромной, как будто в нее собирались запрячь слона. Огромные железные колеса превышали человеческий рост.
– Подойдите ближе, ваше величество, – пригласил Леонардо и постучал по стенке кареты.
Я подошел ближе и увидел, как отворились железные ставни в передней части кареты и изнутри высунулось жерло пушки.
– Всего лишь конная артиллерия на колесах, – я не скрывал разочарования. – И чтобы сдвинуть с места эту колесницу, понадобится не менее двадцати лошадей – тяжеловозов.
– Да, это артиллерия на колесах, но лошади мне не нужны. Внутри этой железной кареты два человека. Один стреляет из пушки, другой управляет движением. Да-да, движением. Давайте отойдем в сторону и посмотрим, что будет дальше.
Леонардо подошел к повозке и что-то сказал. Затем мы отошли в глубь двора и стали наблюдать. Внутри повозки стал раздаваться как-то странный гул, ритмичный и в низкий. Из трубы вверху стали вырываться клубы то ли черного дыма, а снизу стал со свистом вырываться пар. И карета, о чудо, поехала!.. Я не верил своим глазам…Проехав немного, карета замедлила движение, затем раздался грохот, пушка выстрелила и ядро орудия ударило в каменную стену, пробив в ней огромную дыру.
– Такая самодвижущаяся повозка с пушкой уничтожит любую армию без всякого ущерба для себя. А когда кончатся ядра и порох, то она будет давить вражеских солдат железными колесами и ее ничто не сможет остановить.
– А как она движется?
-Внутри повозки – эолипил Герона Александрийского,- сказал Леонардо.- что означает «шар бога ветров Эола».
– Что это такое? – этот вопрос задал не я, а отец Ансельм, который, понятное дело, меня сопровождал.
– Это вращающийся под действием пара шар, великий механик Герон из Александрии построил его полторы тысячи лет назад. Никому и в голову не приходило, что из этой игрушки можно извлечь какую-то пользу.
Я построил точную копию эолипила, привел ее в действие и практически сразу понял, что тут нужно изменить…Вместо шара я сконструировал колесо и придумал, как преобразовать скоростное движение колеса в медленное, но могучее вращение колес кареты. Я применил для этого прочные кожаные ремни и червячные механизмы Архимеда. Горящие дрова кипятят воду в запаянном наглухо котле, пар по трубам поступает к колесу, я называю его турбиной – от латинского глагола turbo – вихрь. Паровая турбина бешено вращается, а дальше червячная передача преобразует ее бешеную круговерть в могучее и медленное вращение колес повозки. Тяга настолько сильна, что эта боевая колесница может опрокинуть рыцаря на коне. Думаю, что если вместо червяков применить зубчатые колеса, то колесница сможет опрокидывать даже каменные дома.
– Кто, кроме тебя, Леонардо, знает устройство этой дьявольской машины, – выдвинулся вперед отец Ансельм, – и кто, кроме тебя может ее построить?
– Никто, – устало сказал Леонардо.
– Этого нечестивого еретика следует немедленно сжечь на костре, а это орудие сатаны разломать на мелкие кусочки, а лучше всего – тоже сжечь.
– Мы во владениях короля Франции и не можем так поступить с его любимым живописцем. А если начнем ломать эту карету, то на шум сбежится вся королевская гвардия.
– Я дал волю чувствам, mea culpa, – с притворным смирением прошипел отец Ансельм. – Ad majorem dei dloriam , эту…это… это должно служить святой матери церкви и ее верной дочери испанской инквизиции!!! – он сорвался на крик.
…- Поднимемся в мой кабинет, – спокойно предложил Леонардо.
Мы поднялись по винтовой лестнице на третий этаж замка Амбуаз.
– Располагайтесь, государь, в этом кресле. – холодно предложил Леонардо. – в нем я обычно размышляю над загадками мироздания и причудами человеческой природы.
– Для кого вы сделали это ужасное орудие убийства? – спросил я, упав в кресло.
– И главная загадка мироздания и самая непостижимая странность человеческого разума – простота Вселенной и неумение человека увидеть эту простоту.
-Отвечай, нечестивец! – снова возопил Ансельм.
– Заткнитесь, святой отец, – прикрикнул я, – Здесь не застенки вашего Торквемады. Я уже жалею, что взял вас с собой.
– Спасибо, ваше величество, позвольте мне продолжить. – Леонардо усмехался. – Вы бросили все дела и примчались ко мне, вам хочется получить мою неуязвимую пушку на колесах, чтобы разбить армии еретиков. Хорошо, вы ее получите… если найдете.
– Что это значит? – я вскочил с кресла.
– Взгляните в окно. – махнул рукой Леонардо.
Мы с отцом Ансельмом и банкиром подошли к окну. Колесницы не было.
– Я ее уничтожил. И не надо кричать! – Леонардо возвысил голос, который зазвенел, как боевая труба и заставил нас умолкнуть. – Вы! Глупцы! Явились к величайшему инженеру Европы, чтобы украсть его детище!.. Да я неделю назад знал о твоих планах, инквизитор. И предпринял меры, чтобы это величайшее изобретение в истории человечества не попало в руки безжалостных завоевателей… Вы видите открытые ворота? Мой ученик, Франческо Мельци, вывел боевую колесницу в поле и доехал на ней до Амбуазского болота, самой глубокой и страшной трясины во всей Франции. Теперь мое творение надежно защищено, нет такой силы, чтобы поднять его сквозь многометровую толщу ила.
Отец Ансельм сорвался с места и умчался с криком: – Врешь, не уйдешь!
– Так что вы говорили о простоте Вселенной и слепоте человеческого разума? – спросил я.
– Никому я не собирался отдавать эту колесницу. Мое творение опережает время на тысячу лет и могло бы причинить неимоверные страдания людям.
Сейчас оно покоится под многометровой толщей ила, но даже если колесницу поднимут, то механизм, приводящий ее в движение будет разрушен ржавчиной и восстановить его не удастся никому… Я придумал поистине чудесный способ превращения стремительного вращения турбины в медленное, но могучее движение колес. Главное в нем – не кожаные ремни и червячные передачи, и даже не зубчатые колеса, которые я планировал создать для увеличения колесной тяги, а маленькие незаметные глазу прокладки между сочленениями, изготовленные из тягучего вещества – сока неизвестных европейской науке деревьев из Нового Света. Индейцы называют его «каучу». За неделю в болотной воде эти прокладки испортятся. А без них моя колесница не сдвинется с места.
– Вы не боитесь, Леонардо, что я подниму колесницу из болота и восстановлю ее? – спросил я.
– Там много и других секретов…Да и не нужна вам эта колесница, вам нужно другое.
– Что же?
– Вам нужно избавиться от инквизиции!.. вы же симпатизируете идеям Лютера, об этом все знают.
– Это не совсем так, Леонардо. И какой бы ни была точка зрения Карла-человека, император Карл твердо проводит и будет проводить линию католической церкви и инквизиции.
– Мне жаль Карла-человека и еще более – императора. Оба потерпят тяжкое поражение и крах всех жизненных планов и надежд.
– Тут вернулся отец Ансельм, – продолжал свой рассказ Тициану император, – он был взбешен и то клялся, что сживет Леонардо со свету, то угрожал, что заставит его снова построить боевую машину. Наконец, подал голос Якоб Фуггер.
– Пора уезжать, Ваше Величество. У нас было два часа на переговоры. Они истекли. В принципе, цель достигнута. Страшная боевая машина уничтожена, и итальянцы больше не дадут денег на постройку новой. Уж за это я отвечаю. Вашей армии, несущей Европе светлые идеалы католицизма, ничто и никто не угрожает.
– Мы ни словом более не обмолвились с Леонардо, он не вышел нас провожать. – закончил свой рассказ Карл Пятый. – Банкир буквально вытолкал инквизитора из кабинета Да Винчи и мы отправились в обратный путь, сопровождаемые швейцарскими гвардейцами, нанятыми на золото богатейших банкиров Европы…Почти сразу после нашего отъезда Леонардо заболел и вскоре умер… в мае этого же года, и обстоятельства его смерти вызвали у меня определенные подозрения.
– Инквизитор Ансельм, видимо, опасался новых боевых машин Леонардо. – заметил Антон Фуггер.
– Он был дурак и злодей, – возразил Карл. – Я выслал его из Испании, уж не помню под каким предлогом. И вот прошло тридцать лет – и это были годы непрерывных боев за католическую веру… И ни одного дня я не забывал мрачного пророчества Леонардо. Когда началась битва под Мюльбергом, я решил победить или погибнуть и помчался впереди войска.
– Вы одержали великую победу, государь,- тихо сказал Тициан.- Вы на вершине славы и могущества.
– Я прошу вас, мессир Тициан, написать мой портрет… как это было – на боевом коне, с копьем наперевес, навстречу неизвестной судьбе.
– Начнем сейчас?..
Тициан написал портрет Карла Пятого в сражении под Мюльбергом.
Он увековечил своей гениальной кистью героический поступок императора в жаркой битве. На портрете – не хворый монарх, каким описывали Карла современники, не хитроумный лукавец, каким считали его враги и не печальный властелин вселенной, каким он был в свои последние годы.
Тициан запечатлел «последнего рыцаря» христианского мира, величественного и одинокого сеньора «du temps jadis»(былых времен), как написал бы Франсуа Вийон.
Искусствоведы считают этот портрет наиболее смелым из всех произведений Тициана: «В красноватом тумане весеннего утра, один на обширной равнине, простирающейся до холмов Эльбы, император, закованный в чеканную и золоченую сталь, с поднятым завалом над бледным и решительным лицом, галопом выезжает из леса с обращенным вперед копьем.
Как эффектно и величественно выглядит всадник! Но как страшно одинок он в этом поле. И куда устремился он на красиво гарцующем коне, повелевающий народами, огнем и мечом карающий непокорных, обрушивающий на врагов армады войск? Человек, даже ленивый жест которого мог возвысить или уничтожить, — усталый и одинокий изображен он на портрете.
Зритель смотрит на его такое характерное, волевое лицо с резко выдающимся подбородком, и вдруг ясно различает во взгляде императора рассеянную грусть, какую-то внутреннюю усталость, которые передаются всей его фигуре и чудятся даже в размеренном беге коня. Его облик производит впечатление злого духа, и видение это захватывает врасплох и пугает. Даже краски портрета заключают в себе что-то зловещее, воинственное.
В лице Карла V видится что-то страшное, «привиденческое»: один в поле, один в мире, один с надломленной душой. Таким понял и таким изобразил Тициан императора. Возможно, тот и сам еще не сознавал своей великой усталости, и художник показал ему его собственную душу — без прикрас».
Критики единодушно отмечают, что в этом портрете Тициан сознательно сковал себя, не дав развернуться ни своим личным эмоциям, ни привычному для его работ размаху торжественности. То есть он отнесся к этой работе с редким для себя холодом. Многие исследователи отмечают и в портрете, и в позе императора некоторую ненатуральность, «как на манекенах в арсенале старого оружия». Видимо, рассказанная императором история о поездке к Леонардо да Винчи, за которой последовала смерть великого мастера, потрясла Тициана и он не смог и не захотел этого скрыть. Тициан создал портрет человека, которого он сам осудил, сурово и безжалостно.
Психологическое проникновение в характер героя, в дух эпохи – наивысшее. Как будто сама Муза истории водила рукой художника.
Пророчество Леонардо сбылось. Битва под Мюльбергом оказалась последней победой Карла Пятого. Вскоре его союзник Мориц Саксонский перешел на сторону своих единоверцев, германских протестантов, устроил засаду войскам императора. Карл Пятый едва спасся из ловушки. Все плоды победы под Мюльбергом были утеряны, карл впал в отчаяние, отрекся от престола, скрылся в монастырь, беспрестанно молился и вскоре сошел с ума.
Испания еще грозила миру при правлении сына Карла – Филиппе Втором, но как ни парадоксально, погрязла в долгах и несколько раз объявляла себя банкротом. Испанскую империю, над которой реально никогда не заходило солнце, погубила жестокая и тупая власть инквизиции. Испанцы изгнали из страны богатых еврейских негоциантов, затем состоятельных торговцев-морисков, то есть мавров-мусульман, а собственные доходы от привозимого из Нового Света золота тратили на карательные экспедиции и на роскошества аристократов. Разорение Испании погубило и банкирский дом Фуггеров.
Решающий вклад в финансовый крах испанской империи внесла так называемая « треугольная торговля» – характерный для конца XVI — начала XIX веков трансатлантический торговый обмен между тремя частями света — Африкой, Америкой и Европой. Торговые суда предприимчивых и циничных англичан, итальянцев и голландцев курсировали между тремя вершинами «золотого треугольника». Сначала они совершали морской переход к берегам Гвинейского залива для приобретения африканских рабов как дешёвой рабочей силы. Рабов перевозили через Атлантический океан для продажи в Вест-Индии либо в континентальной Америке. Из Америки в Европу вывозили произведённые с использованием рабского труда продукты — сахар, кофе, какао, табак, индиго… Интересно, что африканских рабов покупали на испанское золото, перекочевавшее в подвалы банкирских домов Европы.
Испанское золото обогатило и подняло экономики Англии, Голландии, Италии и даже Германии, а погрязшее в идеологической борьбе испанское «руководство» не заметило, как Испания уступило мировое лидерство англичанам, а затем и вовсе превратилась в отсталую провинцию Европы.
Солнце зашло над бывшей великой испанской державой и не поднимется никогда. Нынешнее баснословное богатство ведущих футбольных клубов Испании маскирует тот неприглядный факт, что вся страна является безнадежным должником двух великих европейских держав – Германии и Франции и окончательной оформление ее колониальной зависимости от лидеров Западного мира – лишь вопрос времени.
В одном ошибся Леонардо – каучук не гниет в воде. Так что его паровой танк, возможно, еще лежит в болотах Амбуаза…
Владимир Прохватилов
Фото: rysad.com
