Глава «Россетей» Олег Бударгин о совете директоров, дивидендах и санкциях
В преддверии годового собрания акционеров «Российских сетей» правительство не включило гендиректора холдинга Олега Бударгина в список кандидатов в совет директоров. Это породило слухи о кадровых переменах в холдинге, но сам господин Бударгин заверил “Ъ”, что собирается работать дальше, и рассказал о планах «Россетей», в том числе по покупке сетей Минобороны и созданию совместного предприятия в Крыму.
— После того как вас не внесли в число кандидатов в совет директоров «Россетей», активизировались слухи о кадровых переменах и возможной отставке. С чем связано прекращение вашего участия в совете? Была ли критика «Россетей» со стороны правительства?
— Вопрос серьезный и требует серьезного ответа. Компания создана 4 апреля 2013 года, мы этот путь прошли достойно, уверенно, завоевав расположение всех сторон: потребителей, регионов, администрации президента, правительства. Конечно, какие-то вопросы всегда есть, наверное, есть текущие ошибки, но кто не работает, тот не ошибается. Процесс обновления корпоративной политики идет с первого дня создания компании. Когда-то было решение не включать министров в совет директоров, потом вернулись к этому, потом директивно велели увеличивать долю независимых директоров. И должен сказать, что при этом некоторые дочерние компании теряли в качестве управления, но мы как главный акционер имели преимущество в количестве членов совета от «Россетей».
С другой стороны, сам совет директоров — это высший орган управления для АО. Компании четыре года, она была создана правительством, которое передавало в тот момент функции новому кабинету министров. Безусловно, это требовало увеличения числа «сторонников» — тех, кто понимает позицию единой сетевой компании. И из 15 членов совета директоров «Россетей» каждый является не просто спокойным сторонником. Нужны хорошие боевые единицы, люди, которые через участие в совете директоров поймут цель создания единой компании.
К самой новации — увеличивать в совете директоров долю представителей не из исполнительных органов управления — я нормально отношусь. Мы участвуем в работе совета как исполнительный орган. Но лучше, чтобы мы увеличили долю сторонников, то есть людей, которые приходят и сначала агрессивно настроены, а в конце корпоративного года обычно говорят: «Да, сети — это действительно важная составляющая энергосистемы».
Никаких рисков в части своего участия в дальнейшем управлении «Россетями» я не вижу. Я думаю, что это никак не повлияет на мою работу. Мы общались с министром энергетики Александром Новаком по этому поводу, попробуем в этой модели управлять энергокомплексом. По крайней мере, со своей стороны я все сделал для того, чтобы работа была качественной, эффективной. За четыре года мы с убытка в 159 млрд руб. вышли на прибыль в 98,3 млрд руб. Производительность труда выросла на 28%, эффект от снижения затрат — около 75 млрд руб. Соотношение долг/EBITDA снизилось с 2,4 в 2013 году до 1,7 в 2016-м. Аварийность сократили на 51%.
Мы надеемся, что новый совет директоров, который сейчас мы избираем, тоже будет активно участвовать в продвижении наших идей, единых правил, единых требований к эффективности, надежности, доступности сетей. Я бы так ответил на этот вопрос, хотя, наверное, кому-то он и видится неоднозначным.
— Я правильно понимаю, что свое исключение из состава совета вы объясняете тем, что принято решение увеличить количество независимых директоров?
— Да. За счет этого мы повышаем участие представителей других сообществ — генерации, потребителей, федеральных органов власти. Сегодня у нас в составе совета замминистра экономики, серьезная группа из Минэнерго. Уверен, что это положительно скажется на продвижении наших идей и на реализации стратегии развития «Россетей», как бы это необычно ни выглядело.
— За 2016 год при росте чистой прибыли и требовании правительства к госкомпаниям начислять на дивиденды 50% от прибыли «Россети» заплатят лишь 2 млрд руб. По какой схеме рассчитывалась для холдинга норма дивидендов?
— С учетом промежуточных дивидендов в 2016 году мы выплатим 3,8 млрд руб. Сумма рассчитывалась с учетом вычета расходов, связанных с переоценкой ценных бумаг дочерних обществ, прибыли, прибыли, направленной на планы развития дочерних обществ, на технологическое присоединение (ТП) и на инвестпрограммы.
Не секрет, что всегда идет достаточно острая дискуссия по поводу дивидендов компаний, регулируемых государством. Большая сложность еще и в том, что наша экономика регулируется государством, что, конечно, не всегда синхронизируется с понятием публичного АО. Государство выступает в двух ипостасях: это и собственник, и регулятор, и мы с 2013 года живем в достаточно жестких тисках в части тарифных решений. В то же время у нас есть уже сложившийся миноритарий и есть дочерние общества, в которых у миноритариев контрольный пакет и решающее слово. У нас не всегда комфортные отношения с ними, но они рабочие. Например, один из акционеров говорит, что не согласен с тем, что государство финансировало строительство сетей для чемпионата мира по футболу 2018 года (за счет взноса в уставный капитал.— “Ъ”), и будет по этому поводу судиться. Но нужно его тоже понять, потому что его доля размывается, теряет привлекательность.
Мы приходили в Минэнерго и в Минэкономики с идеей выплатить дивиденды по итогам первого квартала 2016 года, чтобы показать акционерам, что готовы выполнять обязательства, если впервые получили прибыль. Но одновременно правительство говорит: «Вы же нам пишете, что ведете споры с регионами и ФАС о том, что недофинансированы по тарифу на 72 млрд руб.».
— Это сумма за год?
— Не в год, а в текущих спорах должны, потому что нам неправильно отрегулировали тариф. Он убыточен, и мы не можем выполнять функции, которые за нами закреплены. Сумма возникла на разных стадиях спора по льготному техприсоединению, по возврату сглаживания и другим причинам.
Может быть, мы бы и не так сильно спорили, если бы такие тарифы устанавливали всем участникам сетевого комплекса. Мы не монополисты и не стремимся быть монополистами на 100%, по нашим сетям идет порядка 75% электроэнергии. Есть вопрос с теми 25%, которые транспортируются через региональные и муниципальные сети, сети Минобороны, Минтранса. Нам бы хотелось, чтобы у всех были одинаковые тарифы, тогда это справедливое распределение работ, но чаще всего у них тарифы в разы больше. Мы считаем, что если нам тяжело, то тогда пусть все будут в равных условиях, это логично.
— Другие причины снижения дивидендов были?
— Еще одна цифра: объем сглаживания RAB-тарифов (перенос запланированных тарифных доходов на последующие годы.— “Ъ”) у нас составил 109 млрд руб. Нам в 2009 году обещали, что эти деньги будут, а их нет. Мы остались один на один с этой проблемой, нас никто здесь сильно не поддерживает. Ведем работу с регионами, и не все идут навстречу.
Мы не хотим просто зарабатывать на ТП. Когда мы брали в управление ФСК и МРСК, то увидели, что из электросетевого комплекса сделали просто строителей. И мы переусердствовали, много настроили лишнего, что, безусловно, давит на экономику. Средняя загрузка подстанций — 27%. С одной стороны, можно сказать, что тезис об опережающем развитии электросетей выполнен, но теперь Минэкономики и регионам нужно эти центры питания загружать — они сейчас фактически бесплатные. Мы вот для снабжения потребителей построили 59 ГВт, а используют только 7 ГВт. У нас потери на 100 млрд руб. в год с учетом средней загрузки.
Когда мы решали вопрос о дивидендах, нас поддержал вице-премьер Аркадий Дворкович. Решили направить прибыль в те дочерние компании, где проблемы наиболее сложны, не нагрузив федеральный и региональный бюджеты и потребителей.
— Вы будете продолжать платить промежуточные дивиденды?
— На форуме в Лондоне «Россия зовет» мы обсуждали этот вопрос с инвесторами и акционерами. Компания молодая, и нам надо зафиксировать серьезность намерений. По итогам девяти месяцев этого года будем принимать решение. Пока мы видим, что должно все получиться, будем предлагать Минэнерго пойти на это. В первую очередь чтобы доказать акционерам и экономическому сообществу, что ПАО чувствует себя комфортно и может себе это позволить. Вообще, нам нужен стратегический инвестор. Вся проблема в том, что к сетям при реформе РАО ЕЭС, по моему мнению, отнеслись не совсем серьезно, в то время как, на мой взгляд, это самый лучший, самый доходный актив.
— Привлекательнее, чем генерация?
— Это правда. Я считаю, что сети очень недооценены, а некоторые наши акционеры, справедливости ради, случайные. Я не хочу их обидеть, но тогда как делили: «Вот тебе кусочек генерации, если не хватает до общей суммы, бери кусочек сетей». Поэтому набор миноритариев у нас очень странный.
— Кто может быть таким стратегом?
— Главное, чтобы это были акционеры, заинтересованные в развитии компании, видящие в этом перспективу. Это могут быть банки развития, пенсионные фонды.
— На днях совет директоров обсуждал распределение дивидендов проблемным дочерним компаниям. Какая сумма будет направлена, кто выступит донором, кто реципиентом?
— Направим порядка 18 млрд руб. по итогам года. Но нет понятий «донор» или «тот, кто требует реанимации». Те, кто раньше были лучшими, не всегда продолжают эту историю в части доходности. У нас, может быть, «Янтарьэнерго» или МРСК Сибири еще не могут позволить себе такой роскоши, как дивиденды, но достаточно эффективно работают. Мы убрали из проблемного списка 2016 года МРСК Северо-Запада, в 2017 году уберем МРСК Сибири.
Когда создавали «Россети», шесть дочерних структур у нас были практически банкротами. Сейчас крайне сложное финансовое положение только у МРСК Северного Кавказа. Но там своя специфика, мы понимаем, что дивидендами этот костер не затушим и, более того, это будет неправильное использование средств. Потому что не станет мотивации у региональных властей и сетей по совершенствованию управления. Было предложение все деньги направить на Кавказ, но мы просто «проели» бы их, а на следующий год было бы то же самое. Мы не приняли решение и по направлению денег на консолидацию сетей. Считаем, что здесь нужно взвешенно подойти к вопросу.
— А как вы в целом оцениваете тенденцию по затыканию дыр в инвестпрограммах за счет дивидендов? Вот Минтранс предложил строить сети для порта и железнодорожной инфраструктуры в Тамани за счет дивидендов «Россетей»…
— Ну, во-первых, я не совсем поддерживаю Минтранс. Были выделены бюджетные деньги на ТП, они должны этим руководствоваться. Ситуация так сложилась из-за некорректной координации новых потребителей в Тамани. Порт требует 92,3 МВт, железная дорога — 92 МВт, другие потребители — 12,5 МВт.
Почему мы приняли решение помочь дивидендами проекту? Стоит государственная задача: в жесткие сроки создать инфраструктуру этой части моста в Крым, все условия для железной дороги, сроки жесткие — 2018 год. Подстанция с линиями стоит порядка 7 млрд руб. Мы, конечно, могли бы построить меньшую подстанцию на 100 МВА, но мы видим перспективу развития. Мы посмотрели с краем, Минтрансом и Минэнерго, что строятся порт, железнодорожный узел, есть другие потенциальные потребители, и рассмотрели два варианта: мы строим подстанцию или с одним трансформатором на 200 МВА, или с двумя трансформаторами по 200 МВА каждый. Но по экономике лучше построить сразу мощную подстанцию, которая бы дала возможность подключаться будущим потребителям.
Мы приняли решение, что помогаем «Кубаньэнерго» на 3,4 млрд руб. Они возмещаемы: мы даем их на один из двух этапов строительства и они их возвращают.
— А какой механизм возврата?
— Просто плата за ТП. По договору мы получили аванс в 1,2 млрд руб., за счет него сделали проект, экспертизу, оформили землю, начали первичную стройку. 3,4 млрд руб. «Кубаньэнерго» вкладывает во второй этап. Как только мы вводим вторую часть подстанции, поступает плата за ТП, и «Кубаньэнерго» погашает свой долговой портфель.
— Достигло ли правительство каких-то решений по ликвидации проблемы «последней мили» — перекрестного субсидирования, при котором повышаются тарифы для крупной промышленности и понижаются для прочих потребителей?
— Мы заканчиваем историю с «последней милей». При создании «Россетей» объем выпадающих доходов МРСК по «последней миле» был 37 млрд руб. Нужно было решать вопрос сдерживания тарифов для населения и понимать, за чей счет гасить энергетикам «перекрестку». Было принято решение, что разницу должны платить «на троих» металлурги, сети и регионы. Надо было юридически это оформить: мы на магистральных сетях отдавали в аренду МРСК выключатели, трансформаторы, и распредсети за это деньги получали. Но им сказали, что за восемь лет надо эту разницу закрыть путем повышения эффективности, снижения расходов, тарифных решений, губернаторы параллельно должны были правильно устанавливать тарифы.
В 2013 году мы вышли с инициативой ликвидировать «последнюю милю», было принято решение поделить эти 37 млрд руб. на три части. Бюджет выделил 3 млрд руб., «Россети» на себя взяли нагрузку в 13 млрд руб., остальное — регионы за счет тарифов. Понятно, что металлурги доказали всем, что они в этом не участвуют, хотя думаю, что это было неправильно. Сейчас у нас остался 1 млрд руб., и мы с ним вопрос решим. Но «последняя миля» — это инструмент «перекрестки», а она в целом остается, ее зафиксировали на уровне 250 млрд руб., и она несправедливо распределена между потребителями. У нас по регионам тарифы могут отличаться в семь раз. Сейчас самый низкий в Иркутской области — 0,56 руб. за 1 кВт•ч, а в Якутии — 3,77 руб., в Калмыкии — 3,65 руб.
— Была идея часть перекрестного субсидирования закрывать дивидендами «Россетей». Вы против этого?
— Не надо туда дивиденды направлять. Неправильно это делать за счет сетей, не мы виноваты в наличии «перекрестки». Надо правильно перераспределить нагрузку на экономику. Здесь надо принимать норму потребления электроэнергии для всех потребителей. Я сторонник социальной нормы, но почему мы говорим только про население? Норма потребления должна быть для всех потребителей, включая крупных. Есть мировые эталонные вещи, например, что на тонну продукции требуется определенное количество энергии. Все, что выше,— плати больше. У нас самые низкие цены на электроэнергию. Но тариф на передачу должен быть единым.
— А идея роста тарифов ФСК для закрытия «перекрестки»?
— Я думаю, что в магистральных сетях есть потенциал роста. Мне кажется, что можно перераспределить нагрузку на крупных потребителей. Вообще тариф — это инструмент государства, региональных властей для мотивации экономики. За последние четыре года произошел рост потребления: у населения — на 16%, у малого бизнеса — на 10%, а у крупного потребление упало на 4%. Наша дальнейшая экономика и выручка будут зависеть от роста потребления. Во всем мире энергоемкость населения растет, и малый и средний бизнес — это наш самый главный потребитель, давайте поможем, на 10–35% снизим им тарифы. Сегодня с теплицами приходят, мы их подключаем бесплатно, но тарифы на передачу для них высоки, они просят подключать их к 220 кВ (высокое напряжение с более низким тарифом.— “Ъ”). Но это неразумно, мы создадим параллельную сеть: у нас вокруг этих подстанций вырастут не алюминиевые заводы, которые должны их обеспечивать, а малые и средние предприятия. Это скажется на надежности и разрушит логику единой энергосистемы, в которой магистральные сети обеспечивают переток, а с потребителем работают распредсети.
В структуре конечной цены электроэнергии с 2010 года доля сетей снизилась с 26,3% до 18,6%. Когда сказали, что рост тарифов будет нулевым, мы за счет внутренней экономии продолжали существовать, а инфляция-то росла. Мы сэкономили по издержкам 200 млрд руб., но эти деньги должно было увидеть население, а по факту деньги плавно перетекли генерации: конечная цена же выросла, в отличие от тарифа на передачу энергии. Это неправильный подход. Мы понимаем, что в наличии сегодня есть 236,3 ГВт генерации, но фактически используется немногим более 150 ГВт, и этого им достаточно, чтобы существовать. У сетей такого резерва нет, но они тоже должны быть в надежном состоянии.
— Несколько месяцев назад ФАС говорила о новых подходах к тарифному регулированию. Долгосрочные RAB-тарифы, по мнению службы, надо отменять и переходить на систему «инфляция минус». Разделяете ли вы позицию ФАС?
— RAB — это хороший инструмент. В первую очередь это модель привлечения инвестиций. Другой вопрос, что Минэкономики перегрузило RAB ненужной работой, нужно было много строить, например, под Олимпиаду. Да, опыт был не совсем корректный. В первую очередь мы пострадали потому, что остались один на один со всеми контрагентами. Я помню 2009 год, когда пришли инвесторы, банки, фонды и мы заключили долгосрочные контракты с заводами. Заводы задышали и начали строить новые мощности. Поэтому я считаю, что не надо бросать RAB, но его задача — это долгосрочное финансирование программы модернизации.
Я двумя руками за идею ФАС по модернизации тарифной политики, но ей надо заниматься всем вместе. Потому что здесь нужна синхронизация развития энергетики, других отраслей, регионов. Надо обновить тему по плате за ТП, сегодня вот мы развиваем льготное ТП. На первом этапе это сработало — мы дали импульс развитию малого и среднего бизнеса, подключаем население. Но этот подход надо менять. Уже 30,7 млрд руб. на этом потеряли в виде выпадающих доходов. Давайте переходить для новых потребителей на индивидуальные тарифы. Например, все подключаются бесплатно, но затраты на ТП для сельхозпромышленности возвращаются сетям в течение 10 лет, для населения — за 20 лет, для металлургов — за три года. Не брать плату за ТП — это правильно, ведь и в магазине мы платим не за вход, а за продукт. Все прекрасно понимают, сколько стоит эксплуатация ЛЭП, надо формировать модель «эталонных сетей». Тариф на передачу энергии в части эксплуатации должен быть единым, а тариф на инвестиции регион должен принимать сам.
— Раньше часто публично возникала тема конфликтов «Россетей» и дочерней Федеральной сетевой компании (ФСК). С чем это связано и как строятся отношения с ФСК?
— Наверное, это связано скорее с тем, что до 2009 года о ФСК никто не знал. Наша команда пришла в ФСК в июле 2009 года, а 17 августа случилась авария на Саяно-Шушенской ГЭС. И тогда, хотел бы я этого или нет, вся страна узнала, что такое ФСК. Я никогда в жизни так не чувствовал свою ответственность, как в тот момент. От ГЭС шла энергия на алюминиевые заводы, надо было перетоки все перестроить. Я из Сибири не вылезал. Поэтому, конечно, с того дня статус ФСК поднялся. Мы перешли на RAB-тарифы, была серьезная программа модернизации, мы заговорили про «умные сети», нам доверили сети для Олимпиады. Я тогда сказал, что в принципе просто наведение порядка в ФСК эффекта не даст, потребители его не видят: мы просто тратим деньги, а в МРСК неплатежи.
С 2010 года эта тема обсуждалась в правительстве, в администрации президента. И буквально в 2012 году, в апреле, было принято решение, что сетевой комплекс надо объединять. Я докладывал, что главное — это не вопрос слияния дочерних обществ, весь вопрос в технологии — нужно, чтобы было единое управление, собственность может быть разная. Предлагалось оставить «Холдинг МРСК», а ФСК сделать одним из его 15 дочерних обществ. И была еще тема, что и «Россети», и ФСК оставили стратегическими компаниями, конечно, это подняло статус последней. Один год я там и там был руководителем, и это было очень комфортно. Потом изменилась ситуация, в ФСК появился новый руководитель. Эта само по себе формировало дискомфорт, но конфликта быть не может, потому что «Россети» — материнская компания.
Некоторые, конечно, пользовались тем, что и мы, и они — «стратеги». А так у нас нормальные отношения всегда были. И вы понимаете, что создание «Россетей» не совсем вписывалось в планы приватизации. Но победила тогда наша стратегия, что сети должны быть в одних руках, с единой технической, кадровой, экономической и финансовой политикой. Был конфликт с ФСК по единому казначейству. Просто кто-то одновременно дал директиву о создании казначейства и нам, и нашему дочернему обществу. Но мы не можем позволить, чтобы дочернее общество не выполнило решение по единому казначейству холдинга. И конфликт решался, к сожалению, на уровне президента. Жизнь показала, что это хорошая экономия, прозрачность. Сейчас я вообще не вижу никаких проблем в этом направлении.
— К 1 июля должна была появиться схема по передаче «Россетям» «Оборонэнерго» (сетей Минобороны) в зачет долгов «Оборонэнергосбыта». Как эта схема выглядит?
— Тема поднималась до ситуации с «Оборонэнергосбытом», мы ее с Минобороны обсуждали с первого дня создания «Россетей». Мы стали смотреть, кто у себя держит сети. И мы обращались к Минобороны, но ситуация с «Оборонэнергосбытом», конечно, заставила нас более энергично двигаться. Сейчас мяч на их стороне, прошел ряд совместных совещаний в Минэнерго и в Минобороны. Мы видим сети Минобороны как нашу шестнадцатую дочернюю компанию. Она, как и сейчас, будет работать на всей территории РФ, будет собственником активов. Управлять активами будут те наши МРСК, на территории которых находятся сети. То есть если в Забайкальском крае есть сети «Оборонэнерго», то эти активы передаются в управление МРСК Сибири. Тем самым мы значительно снизим операционные расходы и повысим производительность труда.
Кроме того, нам и Минэнерго нужна некая аварийно-восстановительная структура для работы при ЧС. Можно было бы эту функцию поручить «Оборонэнерго». Это оптимизировало бы издержки: сейчас каждая наша компания держит аварийные запасы на складах, это обременяет экономически и организационно.
Мы считаем, что должны стать акционером 100% «Оборонэнерго», но «золотую акцию» передать Минобороны. Даже лучше было бы, чтобы какой-то процент акций был у них. И здесь ничего хитрого нет, просто потому, что они будут нашим самым главным заказчиком, который должен участвовать в управлении компанией. И у нашего партнера есть достаточно серьезный ресурс. У них есть развитие, особенно в новых регионах, например в Арктике. Нам бы очень хотелось не просто забрать актив, а чтобы потребитель видел нас как надежного партнера в вопросе развития энергоснабжения. Вот такая идеология, и Минобороны пока разделяет нашу позицию.
Оценка, корпоративные процедуры, директивы, наверное, займут еще год. Но чтобы не терять время, мы предложили Минобороны уже в эту зиму зайти вместе в управление, объединить команды, чтобы оптимизировать затраты на эксплуатацию и передавать эти объекты нашим компаниям.
— Долг «Оборонэнергосбыта» погасится за счет сделки?
— «Оборонэнергосбыт» начал потихоньку платить, но пока долг составляет 4,7 млрд руб. Здесь принципиальной, жесткой позиции нет. Нам бы, конечно, хотелось, чтобы актив перешел к нам за счет долгов, но это решение правительства. Пока не могу сказать, как это будет выглядеть в конечном виде. И мы пока не понимаем оценки, ее должен утверждать совет директоров.
— То есть возможно, что придется доплатить?
— Да.
— А откуда деньги?
— Заемные средства. Мы не думаем, что стоимость этого актива больше долга. Нам бы, конечно, хотелось это обменять. Но, судя по настроениям наших партнеров, мы понимаем, что может быть 50 на 50. Мы готовы, но если платить, то тут наша позиция такая, что эти деньги пойдут на модернизацию сетей для Минобороны или на развитие, то есть на присоединение новых объектов, которые нужны для развития.
— Подобные сделки с кем-то еще обсуждаются? Например, с ОАО РЖД?
— Я неоднократно еще с Владимиром Якуниным (глава ОАО РЖД до августа 2015 года.— “Ъ”) говорил о том, что если ОАО РЖД доверит нам управление сетями, то мы их будем эксплуатировать дешевле, они получат от этого экономию. Мы говорим о сетях, которые имеют других потребителей и доходят до тяговых подстанций. Мы обменялись мнениями, они не отвергли наши предложения. С учетом становления команды в ОАО РЖД пока активно вопрос не обсуждается, но в повестку мы его записали.
Сейчас у нас больше переговоров по передаче сетевых активов с собственниками в лице региональных и муниципальных властей. Считаем, что им это совершенно не надо. Областные власти должны заниматься здравоохранением, образованием. Есть проекты, которые длительно обсуждаются, где-то мы не договариваемся по цене.
— С февраля электросети Севастополя начали переводить в российскую юрисдикцию под управление ООО «Севастопольэнерго». Как будет выглядеть вхождение «Россетей» в Севастополь? Вы будете создавать СП с ООО?
— Жизнь заставила нас быть в Крыму: мы впервые столкнулись с тем, что целый регион был отключен от электроснабжения. В зиму 2015/16 года, когда были ограничения, мы помогали и специалистами, и дизелями. С того момента с севастопольскими властями были хорошие отношения, и было совместное решение о помощи в восстановлении надежности энергоснабжения города.
Сейчас обсуждается тема создания СП — АО с тремя участниками: частное «Севастопольэнерго», городские сети и мы как третий партнер. Идет оценка городских сетей и «Севастопольэнерго». Мы считаем, что коль мы туда входим, то должны иметь не менее 50%. Как только будет оценка, мы сразу привлечем туда свои финансы. Мы пока думаем, что пакет 50+1% стоит где-то порядка 2 млрд руб., эта сумма пойдет на модернизацию городских сетей. Сейчас ведем работу над схемой развития энергоснабжения Севастополя. Мы считаем, что весь проект можно реализовать за два года.
Сейчас вы спросите про санкции?
— Про них позже. Среди прежних владельцев сетей Севастополя был Евгений Гинер, он активно входит в энергоактивы в РФ…
— Я полюбил футбол, он полюбил электроэнергетику.
— Он планирует участвовать в новом СП?
— Если будет он, то нас это устраивает, главное, чтобы у нас был 51% — это принципиальная позиция в любом регионе. Второе: акционерное соглашение с субъектом, в котором устанавливаются долгосрочные тарифы. А кто будет третьим… Главное, чтобы это был стратегический долгосрочный инвестор.
— То есть пока нет информации, кто будет третьим?
— Все зависит от оценки. Если собственники «Севастопольэнерго» скажут, что готовы выйти из этой истории, то посмотрим, сколько это стоит. Но просто желания иметь не 51%, а 67% у нас нет. Мы не будем стремиться к увеличению своей доли.
— А у города какой процент получится?
— Там не такой большой объем сетей в городе, я не думаю, что он будет более 5%. Они сейчас оценивают свои сети. Надо город переводить на электротранспорт, внедрять электромобили, электробусы, хорошее освещение делать.
— А видите ли вы для «Россетей» риски санкций?
— Как вам сказать… Мы сейчас обсуждаем на мировых площадках роль электроэнергетики: говорят, нужно, чтобы все имели равный доступ к электроэнергии, каждый седьмой житель мира сейчас без электричества, надо всем объединиться и т. д. А с другой стороны, я не понимаю своих коллег в этой части (отключение Украиной поставок электроэнергии в Крым.— “Ъ”). После того как людей оставили без электричества, мы просто должны быть там. Мне кажется, что разум должен возобладать.
Конечно, определенные риски есть, но мы надеемся на объективность, разумность. Конечно, бортами подставляться не надо и вызывающе вести себя, дразнить нет смысла, но не оставлять же людей без электричества… Разумеется, последнее слово остается за Минэнерго.
— Минэнерго заморозило продажу проблемных энергосбытовых компаний «Россетей» на Северном Кавказе. Как вообще дальше будет развиваться ситуация?
— Во-первых, надо быть последовательными: при реформе электроэнергетики отделение энергосбытов и генерации от сетей надо было довести до конца. А получилось, что почему-то самые «тяжелые» сбыты оставили у государства. И к нам постоянно были претензии, ФАС писала, что это плохо. С другой стороны, у энергосбытов перед нами были и остаются огромные долги. На сегодняшний день дебиторская задолженность — 146 млрд руб., 101 млрд руб.— просроченная задолженность и ее прирост за этот год порядка 15 млрд руб.
Тогда мы переговорную позицию вывели на другую логику: если вы не платите, тогда мы будем говорить везде, что вы нам не нужны, мы вашу работу сделаем лучше, мировая практика говорит о том, что энергосбытовую деятельность ведут или сети, или генерация. Мы боролись с энергосбытами через эту риторику, а в ответ нам наши противники предлагали продавать сбыты. Мы говорим: «Хорошо, тогда давайте мы наши сбыты объединим в один актив — и екатеринбургский, и кавказские — и все продадим одним лотом».— «Нет,— говорят,— так не пойдет».
— А почему же отказались от этой идеи?
— А кто захочет брать Кавказ? Потом нас критиковали за то, что мы плохо работаем по сбору средств на Северном Кавказе. И в итоге ведомства потребовали от нас продажи всех энергосбытов. Директива вышла, мы готовили активы, еще раз предложили продать одним пакетом — нет, говорят, надо продавать каждый по отдельности. А когда приступили к реализации, то все наконец поняли, что продажа энергосбытов на Северном Кавказе только усугубит ситуацию. Мы с Минэнерго обсуждали тему и решили, что государство — самый прозрачный и эффективный держатель этого актива. Ведомства приняли решение приостановить действие директивы, потому что, когда ее выпускали, не были просчитаны все риски.
Ситуация быстро не меняется. Там есть свои особенности, и их можно тоже решать, по крайней мере, можно сделать единый тариф на Северном Кавказе, единый энергосбыт, уходить от влияния местных элит и так далее.
— А есть вариант выставить на продажу более рентабельные энергосбыты?
— Нет, его не существует. Потому что надо полностью менять модель управления. В течение этого года очень серьезно выросла просроченная задолженность энергосбытов перед нами. Я думаю, что в ближайший год мы ничего не будем делать с этими активами, по крайней мере, мы так договорились с Минэнерго, а потом нужно принимать решение, но надо это все иметь в одних руках.
— В директиве перед Новым годом содержалась оценка этих энергосбытов. Она какова?
— Оценка энергосбытов идет от долгов перед ними на розничном энергорынке, от их обязательств перед банками и от объемов договоров, и она поэтому может меняться. И продавать активы по принципу голландского аукциона (с понижением цены.— “Ъ”) не совсем правильно: можно так очень просто от них избавиться, но это не по-государственному. Потому что мы прекрасно понимаем: если мы эти активы на Северном Кавказе продадим, то их задолженность перед нами еще больше вырастет.
— Около полутора лет «Ленэнерго» управляет и. о. гендиректора. С чем это связано? Довольны ли вы текущей ситуацией в компании?
— Это хорошо, что и. о. Во-первых, действительно много сделано по «Ленэнерго» с учетом того, что там потребовалось вмешательство руководства страны. Там проблема была не только в «Ленэнерго». Губернаторы хотели много строить, развиваться, но тарифы на это не давали. Накопились серьезные долги — порядка 39 млрд руб. Поэтому, чтобы наведение порядка было на контроле у руководства страны и Минэнерго, было принято решение, что «Россети» берут «Ленэнерго» под прямое управление. Там работает не исполняющий обязанности: первый заместитель гендиректора «Россетей» Роман Бердников одновременно выполняет функции гендиректора «Ленэнерго». Статус первого зама как раз помогает ему напрямую общаться с региональными властями, мы сократили принятие решений от материнской компании до «Ленэнерго». Мы вернули долги банкам, докапитализировали компанию за счет ОФЗ, подключили потребителей, которым задолжали. И 2016 год — первый за долгое время, когда «Ленэнерго» сработало с прибылью в 7,5 млрд руб., а стоимость акций выросла в 2,5 раза.
— Как долго такая схема руководства просуществует?
— Наверное, недолго. Я думаю, что в 2017 году эти успехи надо будет зацементировать, Роману Николаевичу надо довести начатое до ума, выполнить поручения президента в части регуляторики, стабилизировать ситуацию. Конечно, я думаю, что там нужен постоянный гендиректор. Мы объяснили потребителям, в основном промышленникам, что не можем допустить, чтобы тариф был ниже экономически обоснованного. Петербургские власти нам в этом помогли. Сейчас такую же работу ведем с Ленинградской областью.
— А докапитализацию через ОФЗ выполнили полностью? Там ведь были определенные отставания.
— Да, в полном объеме выполнили. Но там надо решать другую тему: получилась определенная экономия средств ОФЗ, надо решить, что с ней делать. По идее, мы должны вернуть ее в бюджет. Но на эту сумму были акции «Россетей» и «Ленэнерго» приобретены, и это будет некорректно. Мы сейчас с Минэнерго, Минфином и правительством Петербурга решаем, как правильно использовать эти средства.
— Какой объем экономии и куда ее можно потратить?
— Чуть больше 4 млрд руб. Были приняты другие технические решения, некоторые потребители отказались от той мощности, которую заявляли, сэкономили на стоимости стройки и так далее. Варианты потратить есть разные: модернизация сетей или подключение жилья. У города есть неплохая идея вложить их в каблирование воздушных ЛЭП.
— «Россети» объединили управление МРСК Центра и МРСК Центра и Приволжья. В чем смысл идеи, планируется ли распространить эту практику на другие активы?
— Основа финансово-экономической модели МРСК — это филиалы в регионах. Регионы устанавливают тариф, филиал формирует выручку. Цель МРСК — централизовать те функции, которые приносят всем филиалам экономию. Это, например, кадровая политика, подготовка персонала, централизованные закупки типового оборудования и т. д. Мы в свое время хотели объединить управление «Ленэнерго» и МРСК Северо-Запада, но увидели, что руководители компаний неправильно оценили свои возможности и мотивация у них была иная.
У нас совпало, что руководитель МРСК Центра и Приволжья уволился, но есть сильный руководитель в МРСК Центра (Олег Исаев.— “Ъ”). И мы посчитали, что можно централизовать управленческие функции двух МРСК, создать сильную команду. Но перспективы прямого объединения компаний нет.
Когда я иногда говорю «единая компания», это не значит, что надо менять границы акционерной собственности, но можно отдать это под единое управление. Есть Сибирь, и я уверен, что единое управление сибирским сетевым комплексом справится с эксплуатацией и магистральных, и распределительных сетей во всех этих субъектах федерации. И мы только сократим операционные расходы и тарифы.
Мы уже снизили операционные расходы по холдингу на 30%, на 50,7 млрд руб., но дальше снижать можно только за счет структурных преобразований. А главное преобразование — это, конечно, единое управление. Можно не менять вообще состав компаний в холдинге, но собирать акционеров, предложить единую компанию, которая будет управлять активами, будет единый резерв, единый центр подготовки кадров и так далее. Пока нам кажется, что проект с МРСК Центра и МРСК Центра и Приволжья удался: мы прошли одну зиму, и она показала, что именно такое единое управление более эффективно. Предпосылок других объединений пока не вижу.
— Что вы думаете о возможности приватизации МРСК, к которой так и не приступили после реформы РАО «ЕЭС России»?
— Я считаю, что, во-первых, надо сейчас создавать единые правила и единую компанию с долгосрочными едиными тарифами. На продаже, например, шести компаний холдинга мы ничего не заработаем, но разрушим единую структуру. Наша компания с госучастием гораздо эффективнее других сетевых компаний. Мы выполняем поручения государства и по льготному техприсоединению, и по снижению аварийности, растут производительность, зарплаты. Поэтому я считаю, что если о чем и думать, то о долгосрочном стратегическом партнере. А доля государства в этом проекте должна быть такой, которая позволит управлять и контролировать.
Стратегические инвесторы придут тогда, когда будет долгосрочный тариф, понятные правила, будет оптимизирована структура управления. Я полагаю, что это должно быть в одних руках, это будет эффективно, надежно, прозрачно и управляемо. Я, кстати, не знаю, кто прозрачнее нас в отрасли сегодня. Посмотрите на частные сетевые компании, там нет такой отчетности, мы не понимаем, как там это все управляется. Наверное, среди них есть хорошие компании, но эффект нашей компании в том, что все в одних руках. Есть много международных примеров: вот наши партнеры, французская Enedis (бывшая ERdF), крупнейшая компания, работает не только во Франции, но и в других странах Европы. Это государственная компания, сети в одних руках, и они считают, что это правильно.
— А сейчас вопрос приватизации вообще обсуждается?
— Нет, сейчас вопроса в повестке нет.
— У «Россетей» есть идея азиатского энергокольца через Россию, Японию, Китай. Проекты экспорта электроэнергии на Дальнем Востоке были у «РусГидро» и «Интер РАО», но они заморожены. Почему вы интересуетесь энергокольцом и когда оно может быть реализовано?
— Идея создания энергомостов берет начало еще с саммита АТЭС в 2012 году, когда Россия заявила о готовности ускоренными темпами развивать регион. Тогда по теме энергетики начались активные контакты с Южной Кореей, Китаем, затем к обсуждению подключилась Япония. В Японии, например, две энергосистемы работают с разной частотой тока. Японские коллеги обратились к нам для изучения опыта работы Единой энергосистемы России, понимая ее преимущества.
Мы считаем, что чем больше интеграция, тем больше возможности, кроме того, электросетевая инфраструктура во всем мире недооценена — особенно с учетом экологических вызовов. Сейчас Китай говорит про уход от угольной генерации по соображениям экологии. Не надо ничего им строить, мы можем снабжать соседние государства чистой, надежной энергией.
В прошлом году мы подписали четырехсторонний меморандум с компаниями Китая (ГЭК Китая), Республики Корея (KEPCO) и Японии (Softbank) о проведении совместной работы по созданию глобальной объединенной энергосистемы, охватывающей Северо-Восточную Азию. Встречались с Министерством экономики Японии. Договорились создать одну группу по экономике, другую — по технологиям, третью – по организации, четвертую — по реализации. Провели встречу по технологиям, технологи сказали, что это возможно. Может быть, это какие-то фантазии, но так всегда рождались проекты. Китай понастроил линий постоянного тока сверхвысокого класса напряжения, объединил энергосистемы. Сейчас в Монголии пять изолированных энергосистем, им нужен 1 ГВт мощности, они хотят строить ГЭС. Мы им говорим, что они испортят нашу экологию, под угрозой наши водные бассейны, в том числе уникальное озеро Байкал. Еще в советское время был проект строительства энергомоста в Монголию с Саяно-Шушенской ГЭС через Иркутскую энергосистему. Давайте пообсуждаем, создадим рабочую группу.
— А какой механизм возврата инвестиций может быть и кто будет за это платить? Может ли здесь быть российский госкредит?
— Электросети — это большие инвестиции, но во всем мире эти инвестиции идут, потому что есть потребитель, и за 10–15 лет деньги возвращаются. В США в этом активно участвуют пенсионные фонды. Технологически энергокольцо возможно, теперь вторая часть — экономика. Мы сейчас стоим на пороге технологических перемен и сдерживаем то, что невозможно сдержать. Если не мы, то другие этим займутся. К 2025 году планируется глобальный рост энергопотребления на 30%, из них две трети будут приходиться на страны АТР. Стартовая позиция нашей энергосистемы просто великолепна: есть хорошая генерация, надежный электросетевой комплекс, который сам по себе является естественным энергомостом между Европой и Азией, и мы не можем себе позволить упустить момент.
Олег Михайлович Бударгин
Личное дело
Родился в 1960 году в поселке Ключи Камчатской области. В 1982 году окончил Норильский индустриальный институт по специальности «промышленное и гражданское строительство», затем служил в армии. Кандидат экономических наук.
Работал на Норильском горно-металлургическом комбинате (НГМК) с 1984 года мастером СМУ шахтопроходческого треста, затем заместителем начальника производственного отдела «Норильскстроя». В 1987–1991 годах работал в Норильском горкоме КПСС, затем вернулся на комбинат. В 1994–1995 годах — первый замглавы Норильска. С 1995 года — замгендиректора НГМК. С 2000 года — глава Норильска, с 2003-го — губернатор Таймырского (Долгано-Ненецкого) автономного округа. В 2009 году назначен председателем правления ОАО «Федеральная сетевая компания ЕЭС» (ФСК), в июне 2013-го стал гендиректором ОАО «Российские сети», созданного на основе ОАО «Холдинг МРСК» и ФСК. Входит в совет директоров «Россетей» с момента создания холдинга, с ноября 2013 года возглавляет совет директоров ФСК.
Награжден орденами «За заслуги перед Отечеством» IV степени, Александра Невского, Почета, медалью ордена «За заслуги перед отечеством» II степени. Заслуженный энергетик РФ. Женат.
ПАО «Российские сети»
Company profile
Крупнейшая электросетевая компания России, присутствует в большинстве регионов. Зарегистрирована 4 апреля 2013 года во исполнение указа президента РФ от 22 ноября 2012 года. Указ предполагал переименование ОАО «Холдинг МРСК» (владел межрегиональными распредсетевыми компаниями, выделенными при реформе РАО ЕЭС) в ОАО «Россети», а также внесение в компанию госдоли (79,55%) в ОАО «Федеральная сетевая компания» (ФСК, владеет магистральными электросетями). До этого с лета 2012 года действовала обратная схема: ФСК управляла Холдингом МРСК. Росимуществу принадлежит 87,9% уставного капитала «Россетей».
«Россети» управляют 2,3 млн км электросетей и 773 ГВА трансформаторной мощности. Электросети — естественная монополия, основная часть выручки компаний холдинга формируется из тарифов на передачу электроэнергии (устанавливают ФАС и регионы). Чистая прибыль «Россетей» по МСФО в 2016 году выросла на 20,5%, до 98,34 млрд руб., EBITDA — на 6,5%, до 265,2 млрд руб., выручка — на 18%, до 904 млрд руб. Инвестпрограмма «Россетей» в 2017 году — 250 млрд руб. с НДС.
Председатель совета директоров — министр энергетики РФ Александр Новак, генеральный директор — Олег Бударгин.
Татьяна Дятел
Источник: “Коммерсантъ”
