Генерал Кирилин рассказал о сотрудничестве с США в области военно-мемориальной работы
Война не закончена, пока не похоронен с почестями последний павший в ней солдат. К сожалению, по этой логике Великая Отечественная еще продолжается. Слишком много бойцов и командиров, отдавших за родину жизнь, пока не получили заслуженных почестей. У поисковиков еще очень много дел. О том, как спустя 73 года после Победы идет эта благородная работа, рассказал «МК» помощник заместителя министра обороны, бывший начальник управления Минобороны РФ по увековечению памяти погибших при защите Отечества генерал-майор Александр КИРИЛИН.
— Александр Валентинович, иногда можно услышать, что, мол, мало что делается, чтобы похоронить всех солдат, погибших в Великой Отечественной войне.
— Неприятно слышать упреки, причем ни на чем не основанные. Неправда, что государство не занимается поиском и захоронениями павших воинов. Работа началась еще во время войны. Были соответствующие приказы наркома обороны. Они определяли, какими должны быть воинские захоронения, какие памятники на них ставить, и были специальные структуры, которые занимались захоронениями. За эту работу во время войны даже награды давали. То есть говорить, что павших воинов просто бросали и забывали, нечестно. Работа проводилась, и ей придавалось и придается большое значение. Вообще трудно представить, что в нашей стране, у нашего народа нет уважения к павшим воинам.
Поиск погибших, их захоронение и перезахоронение проводились все годы после войны. Даже в первые послевоенные годы, когда 7700 городов в руинах лежали, десятки тысяч деревень были стерты с лица земли, людям негде было жить и нечего есть, эта работа велась. Конечно, тяжело было решать все задачи одновременно, тем не менее уже в 1946 году было постановление Совета народных комиссаров о захоронении и перезахоронении павших воинов.
— Но трудности с поиском и установлением имен погибших ведь были?
— Были, не отрицаю. Самые тяжелые годы — это первый период Великой Отечественной войны: 1941, 1942 годы и даже начало 1943-го. Много погибших наших воинов остались на территории, занятой противником. Конечно, в основном этих бойцов и командиров хоронило местное население под присмотром немцев и полицаев. Возможно, захоронения как-то учитывались немцами, но я таких нормативных немецких документов никогда не видел.
Сами захоронения, конечно, были примитивными. От фашистов сложно было ожидать уважения к нашим павшим. Вырывались ямы, в них закапывали останки наших бойцов, все это пересыпалось известью. Часть документов осталась при погибших. В послевоенный период, когда начались масштабные перезахоронения, эти останки изучались. Понятно, что они находились в довольно плачевном состоянии, однако при них можно было обнаружить фрагменты документов, которые направлялись в военкоматы. Были такие места, где бойцы погибали и немцы не проводили никаких работ по захоронению, считая это нецелесообразным. Как правило, это те районы, которые находились далеко от мест дислокации немецких частей и не представляли угрозы возникновения эпидемий. В основном в болотистых местах, где вели боевые действия части, находящиеся в окружении. Тут для примера можно вспомнить бои под селом Мясной Бор, в «долине смерти», под Смоленском и Ржевом. Эти останки по большей части земля приняла в себя сама. То, что сейчас частично находят поисковики, — останки именно этих бойцов. Но то, что их никто не ищет, — вранье. Мы работаем. Ищем и находим. Причем не только там. Вот на Эльбрус посылаем не первую поисковую экспедицию. Там тоже находят останки. В Заполярье и Карелии, где отдельные боевые действия проводились, тоже работают поисковики.
— Периодически идет информация, что поисковые отряды нашли большое количество погибших…
— Как правило, когда поисковики находят много тел, они сталкиваются с воинскими захоронениями времен войны, которые, к сожалению, не превратились в мемориалы. То есть людей похоронили, докладная от командира ушла наверх о том, что в таком-то квадрате захоронено такое-то количество человек. И мы можем установить, кто эти люди.
Опытный поисковик всегда сможет понять, с чем он столкнулся — с незахороненными останками или воинским захоронением, которое не оформлено должным образом. В Центральном архиве Минобороны, как правило, можно найти документ на это захоронение. Он может быть составлен впопыхах, может с нарушениями штабной культуры, но сведения есть. В последние годы, когда хорошо заработала система электронной базы данных «Мемориал» и «Память народа», у поисковиков результаты по установлению имен павших сильно выросли. Эффективность повысилась в 4 раза. Если раньше, когда они находили тела и начинали писать запросы по инстанциям, выясняя, какие воинские части в какое время находились в этом районе, ожидать ответа иногда приходилось месяцами. В архиве десятки тысяч запросов различного характера, и понятно, что все их обработать очень тяжело. Сейчас, когда мы все архивы оцифровываем, эффективность значительно повысилась.
— Сколько еще наших солдат не захоронены должным образом? Правда ли, что еще миллионы?
— После окончания войны прошло уже 73 года, но мы находим и еще будем находить останки наших бойцов. Но говорить о том, что не преданы земле миллионы солдат, по меньшей мере безответственно. Конечно, тех, кто не похоронен, много, но это не миллионы и даже не миллион. По данным органов местного самоуправления, на 1 февраля 2018 года в 85 регионах Российской Федерации и чем 53 иностранных государствах насчитывается более 42 тысяч воинских захоронений, в которых захоронены 8 миллионов 491 тысяча 735 человек. Из них более 3 миллионов известны по фамилиям и около 5,5 миллиона человек захоронены как неизвестные.
Отдельный вопрос — судьбы умерших в плену военнослужащих. Вы же понимаете, что огромное количество — 2 миллиона 700 тысяч человек — погибли в концлагерях. Сотни тысяч людей сожгли в крематориях, у них не будет могил, мы их не найдем никогда. Иногда просто бредни пишут: мол, у нас 42 миллиона солдат погибли… У нас за всю войну было призвано 32 миллиона человек. Откуда люди берут какие-то запредельные цифры и для чего, не понимаю. Есть общие данные по потерям, которые опубликованы в объемном труде. Он был написан авторским коллективом под руководством замначальника Генштаба РФ генерал-полковника Григория Кривошеева. Труд опубликован в 1993 году и называется «Гриф секретности снят. Потери Вооруженных сил в войнах, боевых действиях и военных конфликтах». Так вот, согласно статистическим данным, опубликованным в этом труде, потери Красной армии составили 8 миллионов 668 тысячи 400 человек.
Конечно, могу с сожалением признать, что при таких масштабах войны каждого погибшего в ней, до человека, мы никогда узнать не сможем. Но спекулировать на цифрах потерь — непрофессионально и неэтично.
— Военно-мемориальный отдел взаимодействует с США по уточнению списков советских воинов, попавших в ходе Великой Отечественной войны в плен? Как идет эта работа?
— Наше представительство в США — единственное, из которого в ходе дипломатической «войны» выслали двух наших сотрудников — руководителя и специалиста-инспектора. Понятно, что никакого отношения к разведке они не имели. Мы стараемся посылать туда людей, биографии которых не вызывают сомнений у принимающей стороны. Если говорить в целом, то американцы были довольны, когда у нас появилось представительство в США. К слову, в Москве у американцев комиссия по военнопленным, пропавшим без вести и интернированным работает уже 20 лет. Наша же в США открылась только два года назад. За это время было налажено очень хорошее сотрудничество, которое, к сожалению, омрачилось инцидентом с высылкой.
— В чем состояла помощь?
— Мы получили их поддержку в допуске ко всем трофейным немецко-фашистским документам, которые хранятся в национальном архиве США. Работа в архивах ведется не так давно, и сейчас идет накопление данных. Изучив массивы документов, касающихся персональных данных наших солдат, мы провели тщательный отбор, который уже практически закончен. Для того чтобы работа была проведена полно и грамотно, в США были отправлены российские специалисты. Мы вооружили их справочниками по сокращениям, которые применялись в вермахте. Ведь эта документация для неподготовленного человека просто набор цифр и аббревиатур. Следующий этап — масштабное сканирование отобранных документов.
— Есть ли уже первые результаты?
— Мы пока можем приблизительно сказать, что речь идет о сотнях тысяч человек, которые были уничтожены в концлагерях. Это не только крупные лагеря смерти, которые у всех на слуху, как например, Дахау, но и небольшие лагеря. Уже сейчас понятно, что в ближайшем будущем электронные базы Минобороны РФ пополнятся новыми, ранее неизвестными сведениями о пропавших без вести воинах, и будут установлены судьбы сотен тысяч солдат, погибших в фашистском плену. Изучение этих данных позволит кардинально снизить общее число пропавших без вести. Мы обязательно доведем эту работу до конца.
— Получается, что, несмотря на политические «вихри», работа с США продолжается?
— Конечно, не все так гладко, как хотелось бы. Но у нас есть поддержка американской части комиссии по военнопленным, пропавшим без вести и интернированным. Они нам помогали и помогают. Руководитель этой организации Роберт Фоглсонг — авторитетный в США человек, четырехзвездный генерал в отставке. Более того, сейчас одна из наших совместных работ — установка памятника советским, английским и американским летчикам, участвовавшим в проекте «Зебра». О нем стало известно лишь в 2013 году после рассекречивания документов. Наши летчики перегоняли из США в СССР самолеты-амфибии «Каталина». Из города Элизабет-Сити, что в штате Северная Каролина. За годы войны было переправлено 206 этих уникальных самолетов. Это была существенная поддержка нашему Военно-морскому флоту. Было принято решение установить памятник в честь того военного сотрудничества. У нас он уже сделан в мягком металле, только отливай и вези его в США. Однако та антироссийская кампания, которая последние месяцы раскручивается в США, не позволяет это сделать. Городской совет Элизабет-Сити сначала принял решение поставить монумент в городе, а через некоторое время были перевыборы городских чиновников. Новый состав горсовета заявил, что этот памятник может быть использован для хакерских атак на военно-морскую базу, находящуюся в городе.
— Как памятник может атаковать базу?
— Они этот монумент назвали «троянским конем». Один из членов горсовета заявил, что туда может быть вмонтировано шпионское устройство. В любом случае Фоглсонг сказал, что вопрос будет решен. Если не удастся переубедить горсовет, то памятник будет установлен в другом месте.
— Есть ли у вас данные, как относятся к воинским захоронениям на Украине после объявленной там так называемой «декоммунизации»? Вообще, как реагировать на происходящее в некоторых странах, которые хотят уничтожить память о наших воинах?
— Вы знаете, каких-то подробных исчерпывающих данных по Украине у нас нет. Мы знаем, что там много безобразий происходит. Нас очень беспокоит отношение властей Украины к воинским захоронениям в связи с законом о декоммунизации. Вот история с памятником и захоронением генерала армии Николая Ватутина. Когда на Украине пошли разговоры о демонтаже памятника, у нас нашлись энтузиасты, которые предложили перенести памятник и захоронение в Белгород. Но пар вышел, и вроде пока вопросов о том, чтобы его сломать, не возникало. Знаем, что во Львове постоянно глумятся над памятниками нашим воинам, в частности монументами разведчику Николаю Кузнецову, генералу Михаилу Путейко.
— В Польше то же самое происходит?
— Польша — это единственное государство, которое активно издевается над памятниками и могилами. Однако там есть люди, которые понимают, что пройдет время и будет стыдно за то, что сейчас творится по отношению к памяти наших солдат. К примеру, там работает содружество «Курск», с которым мы поддерживаем тесные контакты. Они в том числе реконструируют и реставрируют военные и исторические памятники, занимаются захоронениями наших воинов. Они спасают советские памятники. У этой организации есть своя земля, и было предложение собрать все памятники в одном месте, на этой территории.
— Может, просто перенести все памятники и захоронения в Россию?
— Что касается переноса, сейчас этот вопрос прорабатывается. Но он очень спорный, на мой взгляд. Наше посольство в Польше также не очень поддерживает эту инициативу. Пока никакого решения не принято.
Александр Степанов
По материалам: “Московский комсомолец”
