Мы встречались с ним лет тридцать назад. И хотя за это время мир сильно изменился, а герой мой успел покинуть земную сень, всякий раз с приближением Дня Победы я вновь и вновь вспоминаю эту историю
— Пока бабульки нет, может, примем маленько? — с этими словами Ярыгин подкрутил соломенные усы и подмигнул.
В саду пахло яблоками и свежей стружкой.
Он разлил фиолетовое вино в толстые стаканы, какие, наверное, выпускали еще до революции. Вино было терпкое, с привкусом черноплодной рябины.
— Попробуй и вареньица! — сказал старшина и аккуратно пододвинул ко мне не совсем обычную ложку. Тяжелую, с фигурными выкрутасами, явно ненашенскую. Я внимательно ее рассмотрел: на ручке что-то мелко, не разобрать, написано по-немецки, и дата — 1867 год.
— Трофейная! — пояснил Ярыгин. — С войны привез…
Старику было под семьдесят. Но держался он прямо, грудь колесом, плечи разведены — настоящий ротный старшина! И усы что ни на есть старшинские — стояли торчком, как у Сальвадора Дали.
— Ты что же, Иван Васильевич, на фронте серебряной ложкой ел?
— Я ей уже перед самым концом войны обзавелся. А ты знаешь, что значит ложка для солдата? Личное оружие. Солдат всегда ее при себе держать должен. Кто-то ложку в пилотке носил, кто-то в кармане, кто-то за голенищем — шнурком к ноге привязывал. Резали ложки из дерева, делали из бересты, отливали из олова — кто на что горазд. И берегли, как вещь незаменимую! Представь себе: привезут супец или кашу на передовую, расплескают по котелкам, котелок — один на несколько человек, а ложки у тебя нет! Ждать тебя никто не станет, как говорят, на флоте бабочек не ловят! Хватай щепку, греби кашу коркой хлебной или суй в котелок пятерню, если товарищи позволят. Не успел поесть — твоя забота. А из голодного какой солдат?
Наливает старшина по второму стакану — до краев.
— Васильич, а не станут наши физиономии цвета ордена Красной Звезды?
Ярыгин орден пальцем погладил, усмехнулся:
— Напиток… как это… экологически чистый. Не боись!
Пьем помаленьку. Он продолжает:
— Вошли мы утром в немецкий городишко под названием Шталупень (я потом проверил — Шталлупенен. — Авт.). Немцы до последнего часа не верили, что мы придем: Геббельс по части пропаганды мастак был: твердил, что земли немецкой, мол, не уступим ни пяди! Горожане прямо перед нами успели смотаться. Зашли мы в городок: часы на ратуше бьют, петухи орут, цветочки на улицах глаз радуют. Зашли мы в один домик: нет ли чего закусить? В духовке кролик жареный, с корочкой румяной, еще горячий.
Подкрепились мы, а когда уходили, я эту самую ложку и прихватил. На память.
— Ну, старшина, ты просто мародер…
— Тащили наши, признаюсь, немало. Наберут, а потом прямо на дороге выбрасывают — тащить тяжело. В Германии жены офицерские (это уже сразу после окончания войны было) однажды местную публику чуть до кондрашки не довели: пришли в театр в ночных рубашках — думали, что это у немок платья вечерние.
— Ладно, про ложку давай…
— Я с этой ложкой прошел вторую войну — с японцами. Там эта ложка мне, можно сказать, ногу спасла: грохнул японский снаряд, сыпанули после взрыва камни — один из них мне в ногу попал. Ложка сломалась (она за голенищем была), нога — цела! Ложку мне починили — дело нехитрое.
После победы я еще в армии на два года задержался — менять было некем. Потом, когда прошел слух про дембель, отобрал я у своих воинов деньги (чтобы не пропили) и пошел на базар. Купил им всем по чемодану, приобрел белье, рубашки, ботинки, бритвенные наборы — у китайцев этого барахла с избытком было. Пусть приедут, думаю, домой, как люди.
Мне жена в письмах намекала, что живут они с детишками голодно. Продуктовые посылки нам, почему-то, отправлять запрещалось. Вещи — пожалуйста. Пришел я к одному старшине, что посылками заведовал, выпили мы с ним, и оформили мой груз, как трофейный мотоцикл. На самом деле в большой ящик упаковал я рис, крупы, банки с маслом и прочие харчишки.
— Не обманешь, — спрашиваю, — старшина?
— Ты старшина, я — старшина. Какой обман?
Не обманул. Вернулся я домой, а месяца через три ящик подошел. Два года мы за счет него и жили.
— Ты, Васильич, я вижу, ничего с тех пор и не нажил!
— Мне хватает. Пришли как-то ко мне школьники и попросили вещи фронтовые показать. Показал я им шинель, сапоги, ложку. Спрашивает меня один пацаненок:
— Вы, дедушка, зачем все это храните?
— А я отвечаю: начнется война, а у меня все есть — и шинель, и сапоги, и даже… ложка. Дадут мне автомат, и пойду Родину защищать!
Вот как просто сказал старшина Ярыгин. Тут я не выдержал: не по пьяному делу — искренне слеза навернулась…
Сергей Смирнов
“Новый вторник”
