Если мы попытаемся понять, что связывает воедино два века великой русской поэзии, прежде всего вспомнится одно имя — Александр Блок.
Так считали не только видные литературоведы, но и его выдающиеся собратья по перу, обычно строгие, даже жесткие по отношению друг к другу. С восторженным почтением писала о нем Ахматова. Как младший о старшем, отзывался обычно ироничный Маяковский: «Творчество Александра Блока — целая поэтическая эпоха, эпоха недавнего прошлого. Славнейший мастер-символист Блок оказал огромное влияние на всю современную поэзию». Цветаева посвятила Блоку целый цикл стихов.
Причину особого отношения великих коллег к Блоку расшифровал Пастернак:
«…Прославленный не по программе
И вечный вне школ и систем,
Он не изготовлен руками
И нам не навязан никем».
Каким же литературным качеством отличался Блок от своих знаменитых современников — а современником ему был весь «серебряный век» русской поэзии?
Мне кажется, именно у Александра Александровича Блока достигла высшего совершенства красота русского стиха. Наверное, никто у нас так не владел музыкой слова, как он. У музыкантов есть понятие: абсолютный слух. Так вот у Блока он был от рождения. Он мог писать о чем угодно — стих всегда завораживал.
Кто герой маленькой поэмы «Соловьиный сад»? Нищий работяга, у которого всего имущества — жалкая хижина, кирка да убогая тягловая сила, усталый осел. В недавнее время могли бы сказать, что поэма посвящена тяжелому, но общественно полезному труду каменотеса. Но потрясающей красоты стих лежит на плечах бедняка, как королевская мантия:
«Я ломаю слоистые скалы
В час отлива на илистом дне,
И таскает осел мой усталый
Их куски на мохнатой спине.
Донесем до железной дороги,
Сложим в кучу, — и к морю опять
Нас ведут волосатые ноги,
И осел начинает кричать.
И кричит, и трубит он, — отрадно,
Что идет налегке хоть назад.
А у самой дороги — прохладный
И тенистый раскинулся сад.
По ограде высокой и длинной
Лишних роз к нам свисают цветы.
Не смолкает напев соловьиный,
Что-то шепчут ручьи и листы.
Крик осла моего раздается
Каждый раз у садовых ворот,
А в саду кто-то тихо смеется,
И потом — отойдет и поет.
И, вникая в напев беспокойный,
Я гляжу, понукая осла,
Как на берег скалистый и знойный
Опускается синяя мгла».
Даже над гробом Блока Маяковский назвал его символистом. Но Блок такой же символист, как сам Маяковский футурист, Есенин имажинист, а Гумилев акмеист. В начале Двадцатого века в России бурно развивалась поэзия. И, как обычно это и бывает, молодые стихотворцы сбивались в группы, придумывали общее название, печатали от имени тесной тусовки нахальный манифест и начинали бороться с соседями за место под солнцем. А лет через пятнадцать выяснялось, что в каждой стае есть один великий поэт, иногда два, и еще пять-шесть их соратников, имена которых со временем забывались. Блок, скорей всего, был гений, а символизм остался не самой важной деталью его биографии. Прочитайте «Незнакомку», «В ресторане» или «Скифов» — кому придет в голову вспоминать, по какому ведомству числила поэта литературная критика начала прошлого века?
Самой знаменитой работой Блока оказалась поэма «Двенадцать». Созданная в январе 1918 года, резко отличающаяся от прежних стихов поэта, она всколыхнула всю читающую Россию. Блок, очень строгий к себе, окончив «Двенадцать», написал в записной книжке: «Сегодня я — гений».
Поэма была о революции, о ее вихре и хаосе, о кровавой несправедливости и высокой цели. Блок принял революцию, как и многие талантливейшие его коллеги: Маяковский, Есенин, Пастернак, Брюсов. Не потому, что их радовала кровь на мостовых — конечно же, нет. Просто старая самодержавная система полностью себя изжила, дискредитировала тяжелейшими поражениями в двух подряд войнах, да и просто надоела. Казалось, что ее крах станет началом новой жизни, честной и красивой. Как всегда, надежд было много, провидцев мало.
Поэма вызвала яростную полемику, кто-то ею восторгался, кто-то негодовал. Старую интеллигенцию возмущало отношение к церкви:
«…А вон и долгополый
Сторонкой — за сугроб…
Что нынче невеселый,
Товарищ поп?
Помнишь, как бывало
Брюхом шел вперед,
И крестом сияло
Брюхо на народ?»…
Большевиков смущал финал революционной поэмы — марш красногвардейцев по продрогшему, завьюженному Петрограду:
«…Так идут державным шагом,
Позади — голодный пес,
Впереди — с кровавым флагом,
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз
Впереди — Исус Христос»
Продвинутым актерам, читавшим поэму восставшему народу с тогдашних эстрад, приходилось последнюю строчку редактировать»: «Впереди идет матрос». Вот такое было время.
Сегодня во многом изменилось отношение к революции. Но не к Блоку и его знаменитой поэме. Ее истолковывают по-разному, но никто не подвергает сомнению правдивость и силу изображения.
Блок честно старался помогать новой власти, соглашался на все новые должности в организациях культуры. Работал Горьким в издательстве Всемирной литературы, был председателем Ленинградского отделения Союза поэтов. Уставал, на поэзию сил не оставалось.
То, что случилось дальше, походило на бред: новая власть повернулась к Блоку своим истинным… даже не лицом, а мурлом. Великий поэт был арестован и помещен в тюрьму по анекдотичному подозрению в заговоре.
Арест продлился очень недолго: Горький с Луначарским обратились за помощью к влиятельному тогда Льву Каменеву, и тот помог вытащить поэта из тюрьмы. Но и полутора дней в кутузке хватило автору «Соловьиного сада», чтобы понять: шествие победителей возглавляет не Христос. Иллюзии исчезли, жизнь потеряла смысл.
Принято считать, что революции задумывают идеалисты, совершают прагматики, а плодами победы пользуются подлецы. К началу двадцатых как раз и набирал силу процесс перехода власти прагматиков к подлецам. Последние месяцы Блока пришлись именно на этот период.
В феврале 1921 года Блок последний раз появился на публике: выступил на вечере, посвященном памяти Пушкина. Процитировав знаменитые слова поэта На свете счастья нет, но есть покой и воля», Блок продолжил: «Покой и волю тоже отнимают».
Он тяжело заболел, почти перестал есть. Горький и Луначарский обратились правительство с просьбой выпустить Блока для лечения в Финляндию. Рассмотрение ходатайства длилось слишком долго, разрешение опоздало. 7 августа 1921 года великий поэт умер.
Марина Цветаева написала Анне Ахматовой: «Удивительно не то, что он умер, а то, что он жил».
Леонид ЖУХОВИЦКИЙ
