Продюсер Байтазиев раскрыл тайны «звезд»
Отчего плачет Пугачева, когда слушает свои записи, каким образом развлекается вне концертов Филипп Киркоров, почему пришлось расстаться с Земфирой и что привело Азизу к трагедии – об этом и о многом другом рассказал в свой день рождения, 15 июля, Хизри Байтазиев: продюсер Азизы на пике ее славы, бессменный директор Ирины Аллегровой, устроитель некоторых концертов Аллы Пугачевой.
— Хизри, как люди становятся директорами звезд?
— Я родился в Хасавюрте, мама работала администратором в гостинице, а городок-то маленький! И все артисты там селились и, конечно, дружили с мамой. И вдруг туда приехала так называемая Московская оперетта.
Мама познакомилась с их администратором Лилией Сергеевной и ее мужем Юрием Ивановичем, а я был маленьким — лет 10–12 — и помогал им: то афиши поклею, то еще что-то. И через некоторое время вдруг Лилия Сергеевна мне говорит: «Иди делай концерт!» А так как я с ними много ходил, я уже примерно понимал, что и как. Так в 14 с половиной лет я сделал свой первый концерт.
— От первого концерта в Хасавюрте до шестидесяти сольных концертов Ирины Аллегровой в ходе ее юбилейного тура путь был не близок и, надо думать, тернист?
— В 16 лет я окончил восемь классов и еще два года проучился на тракториста, а потом уехал работать в Махачкалу, столицу Дагестана, грузчиком в Ансамбль песни и танца Дагестана.
По этому поводу был большой скандал в семье, мне вручили паспорт и сказали: «Мотай на все четыре стороны!» Со мной родные потом долго не разговаривали. А я уехал и прижился в этом ансамбле грузчиком. Жил на 79 рублей в месяц, мне дали общежитие, я грузил ящики двадцати танцоров, двадцати танцовщиц плюс хор. А там на каждый танец отдельный костюм.
Зато я объездил всю Среднюю Азию, Урал, Казахстан. А потом ушел в армию. Служил в Белоруссии, это был 84-й год. А в 86-м случился Чернобыль, и нас погнали туда, но мы не занимались ликвидацией, а охраняли от мародеров выселенные села.
В декабре 86-го года я вернулся домой и вышел на работу, а еще через два месяца мне Зухра Гамзатова, которая была худруком филармонии, сказала: «Что ты таскаешь эти ящики?» А я к тому времени уже всю административную работу делал. «Есть такая чтица Фаина Федорова, читает стихи Расула Гамзатова, займись ее концертами».
А тогда разрешалось в месяц работать 6 концертов, это был лимит. Но всем администраторам было это неинтересно, так как не было живых денег. А я — молодой, резвый — взял документы и пошел в промзону. У всех были профсоюзы, и деньги надо было использовать, а концерт стоил 120 рублей. И в профкоме говорят: «Давай мы тебе 12 концертов подпишем». Так я ей за месяц сделал 72 концерта. И нам по итогам года за перевыполнение плана дали премию.
Мне говорят: «Давай дальше!» — и я договорился на концерты в Сочи. И тут прихожу в какой-то день на работу, а мне другая чтица ехидно: «Ну что, передовики, допрыгались? Уволили вас за нарушение финансово-трудовой дисциплины». А нас уже на Доску почета повесили… Я звоню Фаине: «Поздравляю, нас уволили».
Но надо понимать, что такое Гамзатов для Дагестана. Депутат Верховного Совета СССР, народный поэт, член правления Союза писателей Дагестана. «Как уволили?! А ну сиди!» А она была девушка с Украины, каким-то образом оказавшаяся в Дагестане. Прилетает в кабинет к начальству: крик, ор, мат, и она идет к Расулу Гамзатову: «Я украинка, приехала в Дагестан, пропагандирую ваше творчество по всему Советскому Союзу, по цехам, по портам. А со мой так поступают!»
Ну, он взял трубку и — первому секретарю обкома, тот — помощнику секретаря обкома по идеологии, тот — министру культуры, а уже он — руководителю филармонии. А я сижу в приемной директора. И вот вижу, как тот вылетает пунцовый: «Надоели вы мне!» — и убегает.
— И все вернулось на круги своя?
— Нас вернули, но в какой-то момент я понял, что мне это уже не интересно. И тут появляется коллектив Владислава Федина, он делал концерт «Танцы народов Индии». Где Дагестан и где Индия… Мы же ездили по высокогорным селам.
Но Горбачев объявил тогда Год Индии в СССР и Год СССР в Индии. Пугачева и Леонтьев туда поехали на гастроли. А в России стали очень популярны танцы из кинофильмов. Люди умирали за эти фильмы. Но чтобы в дагестанских селах вышел дядька накрашенный, полуголый! Хотя он честно отрабатывал босиком в этих холодных клубах эти танцы.
И он подал идею: «Хизри, давайте делать концерты в цехах». И мне это было как руководство к действию — за месяц мы сделали план 100 процентов. И все довольны, артисты счастливы.
Потом Зухра стала готовить ВИА, было положено при такой филармонии иметь вокально-инструментальный ансамбль. Она его сделала: приехала с Украины солистка Надя Мельник — очень хорошая исполнительница, композитор Владимир Евзеров писал ей репертуар. При ней был хор, оркестр очень хороший, с духовой секцией, и еще четверо балетных. Но никто за них ни брался. Тогда ведь даже чтобы афиши красивые сделать, надо было собрать комиссию, чтобы их утвердили, и еще не факт, что утвердят. А мы поехали, и все удачно — аншлаги.
— Как же вам удалось?
– Я взял 10 афиш, склеил и назвал программу «Мираж». Не группа «Мираж», а программа. У меня лом такой стоял! И вот на одном из концертов меня хлопает ОБХСС, начинается уголовное дело. Это была заказная история.
«У Чурбанова был 101 свидетель, а у меня 99»
— Кто вас заказал?
— До этого я работал в Росконцерте, а они как раз затеяли переход от перестройки к капитализму, и это была последняя программа Росконцерта. А там: «Зори Каспия», «Веселые ребята» с Буйновым и Глызиным, Катя Семенова, группа «Апельсин» из Эстонии. Стадионные концерты по всем городам Дагестана. И у всех показатели плохие, а у меня два переаншлага, даже, было, милиционер полез на крышу и провалился. Но мы сцепились там с одним из администраторов, я думаю, это в итоге его было рук дело, но он уже умер, и я ему все простил.
— ОБХСС было, что искать?
— В то время невозможно было работать, что-то не делая незаконно. Вот тебе дает филармония автобус, но надо его заправить, надо запчасти купить, там дать, сям дать, и ты начинаешь «гладить билеты». Собираешь их, гладишь и продаешь заново, там же были еще и сельские клубы, где на билетах ни места, ни ряда.
— После возбуждения уголовного дела как повели себя окружающие?
— Коллеги отреклись сразу же, как всегда это и бывает. Директор филармонии сказал, что не знал меня никогда. Меня уволили со всех должностей, работы не дают, жить не на что. Уголовное дело включало 99 свидетелей. У Чурбанова был 101 свидетель, а у меня 99! Девять месяцев шло следствие. А я тем временем приноровился спекулировать.
— Чем спекулировали?
— Кроссовками, туфлями «Саламандра», кассетами. В шесть утра выйдешь из дома — к восьми заработаешь на толкучке на вокзале, пойдешь купишь продукты. А тут приезжают Моргунов и Вицин, и люди, которые меня знают, говорят: «Помоги».
Но про это узнаёт директор филармонии: «Кто ты такой? Какое имеешь право?» Короче, я был прокаженный, и меня 9 месяцев мытарили, каждый день проходили допросы. И в итоге мне влепили должностной подлог и хищение в особо крупных размерах, то есть от 8 до 15 и от 3 до 5.
Следователь говорит: «Иди домой, на суд тебя вызовут, а там как суд решит». Мама моя что-то там попыталась сделать, мне помогали очень многие известные люди, народные артисты… В итоге через два месяца звонит следователь: «Тебя на доследование отправили».
А я, пока был между этими следственными действиями, умудрился еще в одно дело вляпаться по спекуляции. Но там быстро разрешилась ситуация, на месте, у меня просто отобрали кассеты, и все. Но мне же надо было за них деньги отдавать.
И я вдруг узнаю, что делают гастроли Жене Белоусову. Я позвонил, и мне сказали: «Да, нам интересен Дагестан». Директор консерватории был такой жадный, снова начал вмешиваться.
Ну ладно, хорошо, я отработал неофициально. А потом меня позвали в Грозненскую филармонию помощником администратора — тогда она была одной из самых прогрессивных, многих звезд привозила, по-моему, туда не доехала только Пугачева. И здесь уже называют дату суда. В итоге: три года лишения свободы и два года отсрочки от приговора: то есть если ни на чем не попадешься, то погасится срок, если попадешься — три года и срок по новому делу.
— Больше не попались?
– Уже пошли другие времена. Я помогал концерт Игоря Николаева делать, «Яллы», все уже проходило на стадионах, потом в Махачкалу приезжают Зайцев с театром и Азиза.
Я позвонил Азизе: «Я мог бы вам предложить 10 концертов в Ставрополе», она говорит: «Да!» Я позвонил Валерию Даниловичу в Ставрополь: «У Азизы в Махачкале 10 аншлагов, давай мы проведем 10 концертов у вас» и так далее… А потом я ей говорю: «Возьми меня к себе директором». А она мне: «Вот делаешь концерты и делай. Не надо становиться моим директором. Я такая сука, тебе это надо 300 лет?»
Я ходил к ней каждый день, и в конце концов она говорит: «Ты меня достал. Каждый день ходишь. Вот мне все звонят, я буду давать твой телефон, пусть тебе набирают!» А у меня параллельно образуются «Комбинация», «Мираж», «Ласковый май», громадный тур с Юрой Шатуновым по Украине, мы катаемся и катаемся. Но я уже тогда начал присматриваться к Аллегровой, очень она мне просто нравилась.
«Мне звонят: «Талькова убили, «наша» замешана»
— Как вы в итоге познакомились с Ириной Аллегровой?
— У нас должны были быть три концерта на стадионе в Полтаве, и на эти три дня должны приехать Ангелина Вовк и Азиза. Мы ждали их в один день: и вот первая прилетает, а второй нет.
Аппаратура доставлена, расставляется, вдруг звонит Азиза: «Собирай коллектив и уматывай оттуда, я не поеду». Почему? Как?
А те люди-заказчики, они прослушивали мои телефоны, мобильных-то не было, а гостиница — это телефонистка. И они пришли: «Мы всё знаем, — а это ведь лихие 90-е! — у тебя есть два пути: либо заплатить все издержки, либо пусть приезжает, работает».
А где я возьму компенсацию? Три стадиона продано. Я ей объясняю ситуацию, она говорит: «Переноси три концерта в один день, я приеду, отработаю».
Договариваюсь, они соглашаются, в субботу должна прилететь! Звонит в 9 вечера: «Я не прилечу, как хотите, так и выбирайтесь».
Те приходят, я говорю: «Давайте замену сделаем». Они: «На кого?» Крис Кельми — нет, Маша Распутина — хорошо, давай. Звоню, она в отказ. У Филиппа Киркорова сроки заняты.
Я говорю: «Ирина Аллегрова». Они говорят: «Да!» Я звоню Абраму Сангеру, он тогда был ее директором, и рассказываю ситуацию: «Только вы меня можете спасти. Если прилетите завтра в 8 утра».
Он: «Я должен с Ириной Александровной проговорить, перезвоните через 40 минут». Я перезвонил, и они говорят: «Да, мы летим». Уже вторая ночь бессонная, все на нервах, я выхожу их встречать, Аллегрова заходит: «Ты пострадавший?» — «Да».
Она говорит: «Странная у тебя артистка…» И мы между вторым и третьим концертами поехали пообедали, так началось наше общение.
— Как вы в итоге стали, а потом и остались на долгие годы директором Аллегровой?
— Я пришел к ее тогдашнему директору Абраму Ефимовичу и сказал: «Слушай, Абрам, сколько вы стоите? Я вам плачу ровно в два раза больше, только у меня все сроки». Он посоветовался с Ириной Александровной. Она говорит: «Да почему нет? Если человек берется». И мы начали работать.
— А как же Азиза?
— А с Азизой мы попрощались 6 октября 1991 года. Помнишь эту дату?
— Еще бы! Гибель Игоря Талькова…
— Мы были в Красноярске, она мне говорит: «Я должна лететь в Питер». Как в Питер? Мы же в Москву возвращаемся.
Она говорит: «Ну, мне надо в Питер, там какие-то бои без правил, я в отделениях между боями пою».
Я говорю: «Ну, в Питер так в Питер», — и уехал в Саратов с Малининым, мы там работали в Дворцах спорта. У нас получалось так: она 6 октября должна утром вернуться из Питера, и в 6 же вечером мы должны были уехать с ней в Минск, у нас там было продано безобразное количество Дворцов спорта. А по окончании Минска должны были сесть в самолет и улететь в Одессу и на теплоход «Утренняя почта».
— И то самое роковое 6 октября 1991 года…
— То самое… Я прилетаю 6 октября рано утром в Москву, спрашиваю: «Звонила? Встречать?»
Нет, не звонила. А отношения-то уже были напряженные. К тому же ни мобильников, ничего такого нет, я — тыр-пыр… И вдруг звонит. Спрашиваю: «Ты приехала или тебя встречать?» А она: «Нет, я не приеду, отменяйте Минск. Я остаюсь в Питере, вечером концерт, здесь все звезды, питерское телевидение снимает, ты сам говоришь, что надо сниматься».
Я говорю: «Да, но не в ущерб работе». И вдруг понимаю, что все… И принимаю решение: «Знаешь, давай договоримся, что я с этой минуты не твой работник, а ты — не мой работодатель. Давай закончим эту историю». Она говорит: «Давай!» Ну вот и слава Богу.
Я тогда позвал приятелей, чтобы не быть одному, сидим разговариваем. Вечером звонок, Саша Никитин звонит: «Хизь, привет, как дела?» — «Ничего, дома сижу». — «А что у тебя происходит?» — «Ничего». — «А где Азиза?» — «В Питере». — «Ты знаешь, у тебя там проблема большая…» — «У меня нет никаких проблем». — «Там Талькова то или убили, то ли ранили. То ли драка, никто не знает».
Я звоню организатору знакомой: «Подъезжай туда, такси за мой счет…»
Короче, она через некоторое время звонит: «Талькова убили, «наша» замешана, ее в полицию увезли».
Тут я вдруг понимаю, что нам надо прямо сейчас валить из дома. И говорю всем: «Валим!»
Мы начали лихорадочно собираться, вдруг снова звонок: «Как дела?» — «Да ничего, нормально…» — «Что делаешь?» — «Дома сижу. Гена, это ты?» — я думал, это директор Ромы Жукова. А мне: «Послушай сюда, чурка, мы с вас с живых кожу будем сдирать, вы нашего патриота убили…»
Я говорю: «Ты что, одурел? Что ты несешь? К твоему несчастью, ровно 12 часов я перестал быть директором Азизы. Я в Москве, она в Питере, я не понимаю, что происходит».
Бросаю трубку и говорю: «Ребята, валим все отсюда!» А на выходе из квартиры еще один такой звонок… Один мой приятель говорит: «Я останусь у тебя, мне некуда идти». А мне самому некуда идти, квартира была съемная в Бескудникове.
Я вызвал такси и решил ездить по городу, я же не знаю, что делать. У меня соседка была — квартира-то на 11-м этаже, а мы же молодые, ключи потеряешь, и по балкону от нее лезешь. И я ей сказал: «Присмотри за квартирой, а я буду тебе перезванивать».
Через два часа перезваниваю с автомата, она говорит: «Хизя, у тебя такое творилось! Через полчаса, как ты уехал, вломилось 20 человек, у тебя все квартира побита». А приятель, который там остался, пока дверь выбивали, успел к ней перескочить.
— Вы долго скрывались после гибели Талькова?
– Я месяц шарахался по Москве, мне некуда было деться, потом меня на несколько дней приютил Саша Шинник, продюсер «Комбинации». А потом ныне покойный Рашид, тогда директор Коли Баскова, говорит: «А ты что, в такси живешь?» — «Да, мне некуда деваться». А я боялся даже куда-то пойти в общественное место. И он сказал: «Живи у меня, есть трехкомнатная квартира». Ну, так вот и продержался.
«Я с этой сумкой с деньжищами один должен идти на электричку»
— С Аллегровой криминальных историй не случалось? Бандиты не наезжали?
— У нас был тур с Аллегровой: Кострома, Ярославль, Пенза, Воронеж — 10 концертов за три дня. И в один из вечеров мы сидим, я говорю: «Абрам, возьмите меня вторым директором, мне зарплата не нужна, мне нужен статус».
В общем, стал я работать на нее как концертный директор. И вот мы в туре, а деньги же возили наличными, насобиралась их куча, говорю: «Давайте я полечу в Москву и увезу деньги, что их таскать. Такая сумма!»
И вот, пока идет концерт, я беру ее машину, захожу в отель и, проходя по холлу, вдруг слышу, как администратор на этаже какому-то парню говорит: «Вот он». А мой номер в самом конце коридора, и я понимаю, что что-то не то. И я бегом по коридору, хватаю эту сумку с деньгами, он пытается в лифт со мной попасть, я его не пускаю, слышу, как он бежит по ступенькам вслед за лифтом, я прыгаю в «Волгу» и говорю: «Мчи в аэропорт!»
А что такое тогда аэропорт Пензы? Это вот такое зданьице, оттуда только в «Быково» самолеты летают, а чтобы пройти на регистрацию, надо выйти на улицу, там какие-то боксики как выход на посадку.
Я приезжаю в аэропорт, и через 15 минут 4 человека во главе с этим парнем там рисуются и на меня смотрят, и я понимаю, что дело нечистое. Я захожу в отделение милиции и говорю: «Я такой-то, такая ситуация, проводите меня до выхода. Я заплачу».
В итоге прилетаю в «Быково» ночью, там ни такси, ничего, забытое Богом место. Вышли пассажиры, кого-то встретили, а я с этой сумкой с деньжищами один должен идти на электричку через все «Быково»… Нахожу сторожа: «Есть какой-нибудь водитель?» — «Есть, грузы тут возит». И я называю сумму…
Вот так и катилась наша жизнь. Тогда не смешно было, совершенно все здоровье там и оставлено. Но Ирина Александровна росла, и появились большие Дворцы спорта, а в 91-м был уже «Олимпийский» — 5 концертов за три дня.
— Филипп Киркоров при встрече на вас реагирует так, как будто вы вместе полжизни прожили.
— С Киркоровым мы познакомились, когда я был директором Азизы, а он плыл на теплоходе в очередной телевизионный круиз «Одесса — Сочи — Новороссийск», и в Сочи была стоянка.
Филя пришел в гости, потом я его проводил до порта, а сам полетел в Краснодар к своему другу, а оттуда вместе с ним в Пятигорск к Филиппу на концерт, как гости.
Ну там хиханьки-хаханьки, и мы Золотова вызвали туда — есть такой двойник Пугачевой, с Азориным, это двойник Кузьмина, они работали на пару. И мы им сказали, чтобы они в самолете переоделись, и уже в образе вышли.
Пятигорский театр. Курить нельзя, заходить никуда нельзя, то нельзя, это нельзя. И я вдруг говорю: «Вот сейчас Сама приедет, и вам тут будет!» — «Что, серьезно?» — «Вот увидите. Гримерку готовьте».
Они самовар притащили, варенья навезли… И те приезжают. С кока-колой в руках… Только там крашеная водка. Переполох жутчайший: Пугачева с Кузьминым приехали!
А этот концерт последний, завтра Киркорову надо ехать в Ставрополь, а мне — в Москву. И я втискиваюсь в платье саксофонистки Киркорова, парик, каблуки, лицо прикрываю гвоздиками и по сюжету песни выхожу на сцену. А он должен развернуться к ней. Раз – отводит цветы. А там моя рожа небритая… Он упал на сцену и начинает хохотать, весь зал тоже ржет…
И вдруг на сцену выходят Пугачева и Кузьмин. Зал замирает, а «Пугачева» говорит: «Вот мы с Володей заехали посмотреть, как артист моего театра работает, как вы его любите». Народ: «Алла, Алла!»
После концерта надо же уехать, а мы в машину сесть не можем, такая толпа. С горем пополам втиснулись, это была «Чайка», Филипп говорит: «Что делать? Нам назад в Ставрополь не дают «Чайку».
Золотов говорит: «Сейчас!» Звонит администрации и голосом Пугачевой: «Вы почему артисту моего театра не даете «Чайку»?» — «Да резина лысая». — «Где склад? Завтра поедем, и все будет».
И тут «Пугачева» у нас… уснула и захрапела. Я ее толкаю: «Не спи!» — к гостинице подъехали. Выходим, а у «Пугачевой» вся юбка прожжена.
Говорю: «Алла Борисовна, что, плохо вам?» — «Нормально». И это слышит местный администратор: «Как Пугачева? Я тебя умоляю – завтра банкет в Ессентуках у моей сестры дома, все будет, от икры до помидоров». — «Да филармония машину не дает». — «Я вам сделаю две «Чайки» до Новороссийска».
Я говорю: «Алла Борисовна, нас приглашают на банкет, что вы будете есть?» Она говорит: «Мясо буду. Рвать! Зубами!»
Вдруг звонит Азиза: «Там правда Пугачева?» Я даю трубку Золотову: «Поговори». И два часа Азиза болтает с Пугачевой…
— И что, действительно поехали на банкет и «продали» там Пугачеву?
— На следующий день все наша процессия едет в Минводы провожать меня, и по дороге заезжаем в Ессентуки на этот самый банкет. Нас встречают менты, мигалки, целая улица народу. Я Золотову говорю: «К людям не подходи».
У него очки, парик, шляпа. Мужья трех сестер выстроились встречать, и, похоже, сразу всё поняли, потому что быстренько свалили. А Золотов все время снимает очки, я его пихаю, чтобы надел, а ему в них есть неудобно. Ну и я потом понял, что нас все-таки расшифровали…
Киркоров первый слинял. И мы тоже потом смылись… Приезжаем в Минводы, Филя сам звезда, а тут еще Пугачева да Кузьмин. И все смотрят: кого же они провожают? А они меня провожают. Со мной носились там как с писаной торбой.
Ровно через 10 дней Киркоров и Азиза в одной программе, и Золотов там же посередине. Мы выезжаем из Москвы поездом, а Золотова и Азорина прячем в купе, чтобы Азиза не увидела. И все время нагнетаем, чтобы не выходили.
Приезжаем в Белгород, Азиза репетирует, и вдруг из-за кулис рыжие волосы, шляпа: «Я приехала». Азиза так и села — Алла Борисовна! Потом не хотела со мной разговаривать: «Ты мой директор и не мог сказать, что это не она».
«И вдруг Пугачева заплакала… Такой шок!»
— С самой Пугачевой вы работали?
— Конечно, работал. Были у меня с ней разные случаи. Как-то в Лос-Анджелесе, где мы были с «Песней года», я захожу в номер к Филе, а у него там какие-то две шмотки лежат красивые. Я говорю: «А мне что не купил?» Он: «Да бери».
Перекупаю у него и вечером улетаю в Москву снимать с Аллегровой клип. Только прилетел, вдруг звонок: «Привет. Это я». — «Кто я?» — «Да я, Алла Борисовна. Заедь, ты мне нужен».
Ну, я приезжаю. Сидим, болтаем. И вдруг она говорит: «Хочешь, я поставлю песню, которую вчера записала?» — «Хочу».
Она ставит «Осенние листья», ну, знаешь, «осенние листья шумят и шумят в саду». Сидим, слушаем… И вдруг она заплакала… Такой шок! И ты не понимаешь, как себя вести. Что делать? То ли плакать вместе с ней, то ли утешать, слезы вытирать…
Я сижу, курю. Она говорит: «Не обращай внимания. У меня сегодня годовщина, как мама умерла, это ее любимая песня была. Вот я и записала…»
На этом мы и расстались.
— Звонок Пугачевой был совсем внезапным или она вам раньше оказывала какие-то знаки внимания?
— Раньше она мне через Фила подарила свои знаменитые 13 дисков в той самой фирменной красной коробке — «Лучшие Песни Юбилейная Коллекция». А на ней написала: «Хизри, здесь покоится прах моего многолетнего труда. Послушай и протащись по-новому. Алла Пугачева». Мне Фил коробку передал в Москве, в каком-то аэропорту. А тот звонок, да, совсем был внезапный. Ну, может, как раз Филипп ей рассказал, что мы были в Лос-Анджелесе, что он мне шмотки уступил, а она про меня вспомнила…
— Такая с ее стороны даже, можно сказать, интимность имела какое-то продолжение?
— Я бы не сказал. Иногда она реагировала на меня странно.
Был, например, такой случай. Филипп давал концерты в Санкт-Петербурге, в БКЗ «Октябрьский», было их у него аж 30. В 1998-м он осуществил свой проект «Только один месяц и только для вас» с ежедневными концертами.
А у меня есть традиция — я хожу на концерты к Валерию Леонтьеву и всегда дарю ему 101 розу. И тут Фил звонит мне: «Ко мне все приехали, все поздравили. А ты только к Леонтьеву ездишь со своими розами – а ко мне никогда. Ты же мой друг!»
Я говорю: «Жди». Еду в Питер, бронирую закрытый кабинет в ресторане «Граф Суворов», покупаю 101 розу и отправляюсь в «Октябрьский». Приношу цветы в гримерку, а Филипп говорит: «На сцену вынесешь».
Я ему: «Э, нет. На сцену я только Леонтьеву выношу».
Оставляю ему цветы и иду к Эмме Васильевне Лавринович, директору БКЗ, разговаривать. Ну что я буду мешать человеку перед концертом.
И тут к Эмме Васильевне заходит Пугачева, я немедленно встаю — женщина же вошла. «Здрасьте!» — а она стоит стеной. Ну, я ушел на балкон, смотрю концерт… Вдруг сзади: «Хизя, Хизя!» Оборачиваюсь — Пугачева: «Ты посмотри, как его принимают». — «Ну вижу», — говорю и дальше смотрю.
И вдруг — опа! Пугачева выходит на сцену с моей охапкой роз. Я, конечно, так и прифигел… Ну ладно. После концерта говорю Филе: «Поехали, поужинаем». Он к Алле за согласием: «Хизри приглашает». Она: «Да ну, по этим ресторанам ходить… Дома еды много. Давай лучше он к нам».
Они там дачу снимали. Мы поехали на эту дачу, до утра проболтали, так все было душевно.
— И пошла с Пугачевой любовь-морковь?
— Как же! В том-то и дело… Проходит каких-то два месяца, мы на «Песне года» в «Космосе» идем с Борей Моисеевым узким коридором, а навстречу Пугачева. Мы ей: «Здрасьте».
Она с Борей поздоровалась, а со мной — опять нет. А там толпа народу еще вокруг. В общем, я стою, умылся. Да что же такое, думаю…
Еще через время Киркорову дают заслуженного России, он мне звонит: «Приезжай, пожалуйста». Я говорю: «Да мне неудобно». — «Ты чего, дурак? Ты же мой друг».
Ну, беру египетские серебряные бокалы в подарок — у меня были на всякий случай припасены, — приезжаю, там Юдашкины, Буйновы… Галкин опять же. Филя из-за Галкина нервничает. И Пугачева там. Я подхожу и говорю ей: «Алла Борисовна, а что вы не здороваетесь?» Она мне: «А ты что, паришься по этому поводу?» — «Да». — «Ну хорошо…»
И снова «Песня года», снова узкий коридор. Пугачева чешет мимо. Потом резко тормозит, возвращается: «Здравствуй, Хизя! Наконец-то твоя душа спокойна?»
— Вы делали Пугачевой концерты?
— Делал, конечно, тоже не обошлось без смешного. У нее был в Кремле прощальный концерт — не вот этот, последний, который к юбилею, а в ходе прощального тура «Сны о любви», это были 2009–2010 годы.
Сидел я сбоку, но в первом ряду, и по ходу концерта… уснул. И вдруг меня пихают: «Не спи, Пугачева идет». Я встряхнулся. Она прошла. И я снова уснул. А она дошла до конца ряда и идет назад. Только меня хотели пнуть, как Алла наклонилась: «Тс-с-с, не будите, пусть поспит».
А потом я ей делаю концерт в Челябинске. Она меня увидела: «А ты что здесь делаешь?» Говорю: «Ну, я концерт-то в Кремле проспал, вот пришел посмотреть». Тут явилась Валя Басовская, моя подруга, самый мощный продюсер на Украине, мы зацепились языками и в итоге весь концерт проболтали… Только он закончился, выскакивает Пугачева: «Ну что, посмотрели? Хорошо было?»
— Почему вы выносите 101 розу на сцену только Валерию Леонтьеву?
— Валерий Яковлевич — чистое золото. Я много работал с Леонтьевым и всегда ездил с ним на гастроли. Мне было по кайфу. Хотя вообще от гастролей мне уже тошнит, но вот с ним ездил всегда
— Сложно с Леонтьевым работать в организационном плане?
– Он сам мегадисциплинированный и от других требует того же. А в остальном — легко. Еще такой же высокоорганизованный — Игорь Крутой. Он тоже очень комфортный артист. Все обязательства выполняет, все интервью, автографы, фотографии — всегда без проблем.
Я вообще страшно счастливый человек, что мне встретились эти люди. Могу позвонить им в любое время суток, если мне надо посоветоваться, если у меня беда. Вот у меня были очень серьезные проблемы со здоровьем… И мне Леонтьев помог и дал денег на лечение.
«Земфира не просто сложная, а мегасложная»
— Вы работали и с противостоящими поп-звездам артистами, например, с Земфирой, что можете про нее сказать?
— С Земфирой, да, работал, три первых тура ей сделал. Земфира не просто сложная, а мегасложная, но она человек, с которым можно идти в разведку. Она всегда за своих, потом будет разбираться, а вначале — бой за своих. Были сложные моменты, но так, чтобы совсем трешово, не было.
Мы старались выполнять все ее требования, у нас был перечень, мы ему и следовали. А вот расстались мы тяжело. Потом где-то пересеклись, Земфира говорит: «Что ты дуешься? Давай дружить заново».
— Почему тяжело расстались?
— Она считала, что если она вот так выкладывается, то и мы должны так же. И мы выкладывались. Но ее последний альбом «Четырнадцать недель тишины» – он был тяжелый. И оттуда начались все проблемы. Был момент, когда Земфира продавалась сложновато…
Ты просто запомни, что всегда есть одна формула: когда все хорошо — это артист, когда все плохо — администратор плохой и мало афиш. Но, тем не менее, она верный человек, Земфира.
— В чем заключается ее верность?
— Вот расскажу просто, чтобы было понятно, какой у нее характер. Это был последний концерт в Ледовом дворце. И там была такая ситуация, когда за три дня билетов было еще много, а в день концерта, в три часа, уже ни одного. И чтобы все предусмотреть, я откладываю 500 билетов в танцпол и 100 випов.
Спрашиваю Земфиру: «Тебе нужны билеты?» — «Нет».
Но, зная ее, я их держу. Потому что в любой момент ей может потребоваться любое их количество. Начало в 19.00, в 19.30 я еще раз спрашиваю: «Тебе нужны билеты?» — «Нет, и мы начинаем».
Ну, я отправляю билеты в кассу, и за 10 минут танцпола нет. Еще немного жду и отдаю в продажу випы, еще десять минут, и их тоже нет.
И вот заканчивается концерт, а это уже такие предновогодние дни стояли, мы организовали стол, подарки какие-то. Мы с моей помощницей Олей сидим на одном краю, Земфира и Настя Калманович — на другом. И вдруг я вижу, как к Земфире подкатывает местный администратор и начинает что-то втирать. Не знаю, что. Может, про те самые билеты, может, про работу напрямую, дескать, зачем вам «эти».
Земфира его слушает, потом вдруг бледнеет и громко так: «Пошел (нецензурно)!»
Встает и говорит: «Хизри, Оля, ребята, я хочу выпить за вас. За то, что вы выдержали меня, мой сложный характер. И я больше ни с кем не хочу работать. Вы — лучшие!» Было очень приятно, даже не стану скрывать.
— С кем еще из больших артистов вы работали?
— В 99-м я ушел от Аллегровой в свободное плавание, работал с фигуристами, помню, говорю сотруднику Ледового театра: «Вот тебе 1000 долларов, найди мне Авербуха».
Приходит вечером Авербух, и мы договорились работать. Ирина Аллегрова и Таня Овсиенко одновременно были — Фигаро тут, Фигаро там.
Делали туры с Вадимом Казаченко, который тоже всегда работает на полную отдачу, до последнего автографа. Всю Украину с ним проехали. Он сам был за рулем… Мне повезло, я практически не работал с проблемными артистами. Азиза до определенной черты была непроблемной, потом этот ее роман все ей испортил. Очень жаль, такую карьеру профукала…
— Вы сегодня не согласились бы снова заняться Азизой?
— Я бы никогда не стал этого делать, она — тяжелый случай сама по себе, в ней это сидит, и уже не вытащить. Она умудрялась со всеми портить отношения, при том что артистка-то она чумовая. Брала публику за шкирку и делала что хотела. Это бешеная энергетика была. Очень жалко…
— Вы расставались и с Аллегровой, на то были конкретные причины?
– В какой-то момент мне надоело директорствовать, надоело жить чьей-то жизнью. Но в 91-м году я сидел на кухне и вдруг понял: пора в Москву, «Олимпийский» хочу делать.
И в итоге к 2018 году Ирина Аллегрова дала там десять концертов. В 2012-м был «Юбилейный концерт», потом в 2015 году снова там же — «Перезагрузка». Потом «Моно» в 2019 году — 17 800 зрителей. Но вот очередные юбилейные концерты с 2022 года из-за пандемии перенесем на 2023 год.
— Вы человек, который привел на российскую сцену Димаша, как это получилось?
— Я безумно люблю лазить по ночам в Интернете, и напоролся на этого парня с чудным голосом. И начал ходить по влиятельным людям: «Возьмите!» — хотя сам я в этот момент был занят Ларой Фабиан. Но никто не горел…
И вот я пересылаю материал по Димашу Игорю Крутому, а он говорит: «Давай».
Мы встречаемся: я, Игорь Крутой и папа Димаша — договариваемся о сотрудничестве. Потом отсняли его на «Субботнем вечере», на концерте в честь Дня милиции, и это уже оказалось как взрыв.
Потом в «Песне года», затем ставим на закрытие «Новой волны». И билеты продаются.
Решаю делать Кремль. Меня отговаривают: «Давай Театр оперетты». Я говорю: «Вы что, дураки? Давайте Кремль!»
Накануне начала продаж спрашиваю у Крутого: «А что мы вообще будем показывать? Ты структуру концерта понимаешь?» — «Нет». — «И я нет, но давай на судьбу».
И вот 17 декабря, в день продаж, я жду вечера, приходит Олег Рыжов, он занимался продажей билетов, с опущенной головой: «Мне кассу сломали, и сервера не справились…» Ну что, надо второй концерт делать. Иду к Петру Михайловичу Шаболтаю, просить еще вечер. Он говорит: «Не могу, все занято».
Но все-таки договариваемся, кого-то двигаем… И за неделю был продан второй концерт. В итоге его тур с Крутым прошел на ура — 101 концерт. Это был бум.
— Какой у Димаша характер?
– Он среди молодых — просто уникум, такая самодисциплина. И он — человек без райдера. Конечно, мы его на «Жигулях» не возим и в третьесортных гостиницах не селим, но чтобы какие претензии… Никогда никаких. И у него такая прекрасная семья – я был у него в гостях, со мной там носились как с самым дорогим человеком. А я так от этого отвык…
— Помнится, вы делали творческий вечер Владимира Евзерова в Кремле, шикарное было действо! Сегодня это реально повторить?
— У одного только Валерия Леонтьева в репертуаре 40 песен Евзерова, он один дает согласие — и сразу «да». Хоть Кремль, хоть любой тур — я берусь.
— Кого-то сегодня реально раскрутить с нуля?
– Нет. Должен быть уже готовый артист. Да и пандемия практически уничтожила индустрию.
Фото: pixabay
Татьяна Федоткина
По материалам: “Московский комсомолец”
