Историки холодной войны и современные публицисты, давая в своих исследованиях оценку деятельности спецслужб, делятся в основном на два противоположных лагеря. Один лагерь укомплектован воспитанным и сплочённым в советские времена коллективом критиков Запада и в первую очередь США. В другом расположились сторонники западных ценностей, которые собирают и смакуют негатив на отечественные спецслужбы. Забравшись в «окопы» своих принципиальных позиций, оба лагеря забрасывают друг друга «бомбами», собранными из фактов нередко сомнительного происхождения. Такой «фактический» материал зачастую сообщается анонимными источниками в спецслужбах или извлекается из мемуаров ветеранов разведки и контрразведки, в массе своей написанных под влиянием эмоций.
Попытались и мы беседовать за обедом в таком контексте с талантливым британским историком и публицистом Найджелом Вэстом. На вопрос о возможной причастности спецслужб к смерти офицера ФСБ Литвиненко, бывший член английского парламента мудро ответил: «О своей стране (читай – спецслужбах) либо хорошо, либо никак». И тем самым занёс всех других в категорию «непатриотов».
Поборов искушение поспорить на эту тему, мы решили остаться на нейтральной полосе, продолжая заниматься историей спецслужб Запада и Востока в части технического арсенала разведок и методах его использования в послевоенный период. Фотографии, параметры устройств и результаты применения оперативной техники, по нашему мнению, могли бы прямо или косвенно свидетельствовать о потенциале спецслужб и давали бы основание для ответа на главный вопрос в духе популярной песни Визбора – кто же, кроме балета, был впереди планеты всей?
Мы сравнили имеющиеся в нашем распоряжении реальные образцы, фотографии и описание спецтехники, активно применявшейся ЦРУ и КГБ друг против друга.
По свидетельству ветеранов ЦРУ, концепция устройства подслушивания КГБ в деревянном гербе (его иногда называют «Златоуст»), провисевшим с 1945 по 1952 годы над столом американского посла в Москве, представляла собой «замечательный рывок вперёд в технике подслушивания». Для ЦРУ такой «жучок» словно первый советский спутник. Им надо было навёрстывать отставание, как в спецтехнике, так и в космической сфере. Заметим, что эти события относятся к началу 1950 годов, а сам пассивный резонатор – именно так называется данный вид техники подслушивания – был показан Сталину ещё в 1943 году, о чём дружно свидетельствуют историки.
В 1958 году КГБ сделал ещё один рывок вперёд, снабдив офицеров разведки и контрразведки уникальным по тем временам фотоаппаратом «Точка-58», являвшимся усовершенствованной советской копией знаменитого шпионского «Минокса» производства ФРГ, которым активно пользовался, к примеру, в начале 1960 годов агент ЦРУ и СИС Пеньковский. «Точка-58» имела пружинный механизм взвода затвора и перемотки плёнки. Это давало возможность делать 10–15 кадров непрерывной фотосъёмки, что особенно важно для фиксирования таких мероприятий спецслужб, как «моментальная передача», закладка или выемка тайника, постановка условного сигнала, документирование автомашин и сотрудников службы наружного наблюдения. В ЦРУ в то время не имелось подобной разработки, и офицеры американской разведки вынуждены были использовать западногерманский фотоаппарат «Робот» гораздо большего размера, закамуфлированный в портфель, дамскую сумочку или что-то другое.
В отличие от заокеанского противника КГБ имел огромный опыт внедрения систем подслушивания в иностранные представительства как на своей территории, так и за рубежом. На Западе в годы холодной войны стала популярной поговорка «советский бетон – одна часть цемента плюс девять частей микрофонов». В 1958 году поисковики ЦРУ обнаружили в здании американского посольства в Москве несколько десятков микрофонов. Они были столь тщательно и хитроумно спрятаны, что, зная о наличии системы подслушивания от перебежчика Носенко, американцам пришлось полностью разрушить стены комнаты прежде, чем удалось наткнуться на первый микрофон.
Сравнение методов и аппаратуры изготовления и чтения микроточки (так назвали фотоизображение размерами один на один миллиметр и меньше) – этого весьма популярного вида секретной связи в период холодной войны – также показывает перевес в сторону КГБ, которому активно помогала оперативно-техническая служба Министерства государственной безопасности ГДР. МГБ имело в своём распоряжении один из старейших в мире фотооптических предприятий «Карл Цейс Йена». Созданный на нём немецкими инженерами специальный объектив «Слива» (размерами с напёрсток) три десятка лет исправно служил сотрудникам разведок Варшавского договора для изготовления микроточки и, по мнению специалистов ПГУ КГБ, считался одной из лучших разработок периода холодной войны. Также особой любовью оперативников КГБ пользовался стационарный аппарат «Багульник» для копирования микроточек. Его повторяющая микроскоп конструкция была и простой, и гораздо более удобной в работе по сравнению с аналогичным прибором ЦРУ, созданным почти на 15 лет позднее.
Можно смело делать вывод о явном отставании от КГБ технической оснащённости ЦРУ в начальный период холодной войны. В подтверждении этих слов стоит обратить внимание на мнение специалистов, в частности, признанного российского историка шифров Андрея Владимировича Синельникова, который делает предположение о плагиате ЦРУ в деле обеспечения своих агентов одноразовыми ручными шифрами. Так, например, шифры Пеньковского, Огородника и других агентов ЦРУ, захваченные контрразведкой КГБ, удивительно похожи на те, которыми пользовались знаменитые советские разведчики Рихард Зорге, Леопольд Треппер и Рудольф Абель.
Разумеется, отставание американской разведки от КГБ не могло оставаться долгим. В конце 1950 годов генеральный инспектор ЦРУ, посетив техническую службу и выслушав жалобы конструкторов и оперативных офицеров, немедленно доложил руководству о необходимости увеличения бюджета в десять раз для финансирования разработки и создания новой специальной аппаратуры. Справедливости ради надо отметить рывок ЦРУ в аэрокосмической сфере, когда американская разведка после 14 неудачных попыток запустила в 1960 году спутник-шпион «Корона», давший тысячу метров фотоплёнки с чёткими снимками территорий СССР, ранее прочно закрытых усилиями КГБ для агентурной разведки стран Запада.
Финансовые вливания дали результат – в 1973 году сотрудник посольства СССР в Колумбии Александр Огородник и по совместительству агент ЦРУ «Трайгон» прошёл «без отрыва от производства» интенсивный курс обучения. С помощью офицера-инструктора ЦРУ «Трайгон» овладел приёмами работы с новой американской агентурной микрофотокамерой «Т-100». Под бдительным оком охраны Огородник тайком сфотографировал с помощью «Т-100» особо секретный документ МИД СССР «О состоянии и перспективах советско-китайских отношений». Как вспоминают ветераны ЦРУ, это был первый случай тайного фотокопирования материалов внутри референтуры – особо охраняемой зоны советских посольств, где проводились все действия с шифрами и секретными документами. Одному из авторов статьи удалось «живьём» изучать несколько дней эту микрофотокамеру в камуфляже «зажигалка». Незадачливый агент ЦРУ потерял её на партийном собрании в середине 1970 годов в одном из советских представительств в США.
Фотокамера «Т-100» оказалась настоящим шедевром. В ней, в частности, использовался крохотный объектив, собранный под микроскопом из восьми различных элементов. Оригинальной была и фотокассета, которую можно было передавать через тайник. Внутри кассеты находилась уникальная фотоплёнка толщиной в несколько микрон с высокой чувствительностью. Подобную фотоплёнку специалисты КГБ и МГБ ГДР пытались создать на собственной фотохимической базе, однако добиться суммарного оптического разрешения в 120 линий на миллиметр, как у ЦРУ, восточным разведкам не удалось.
Аналогичные «Т-100» советские агентурные спецфотоаппараты «Загадка», «Звук», «Зодчий» и другие имели разрешение не более 80 линий на миллиметр, что требовало в отдельных случаях съёмки документа со сложным текстом за два раза. В целом, сравнивая фототехнику ЦРУ и КГБ, можно с определённой долей уверенности сказать, что в конце 1970 годов наступил паритет между Востоком и Западом в этой сфере специального оборудования.
В 1969 году в секретном институте Томска прошли государственные испытания новейшей системы поиска техники подслушивания. В результате КГБ получил уникальный аппарат Л-1 «Обертон», надолго ставший головной болью для подразделений внедрения систем подслушивания ЦРУ и ФБР. Их «жучки» выявлялись с помощью «Обертона» настолько эффективно, что американцам приходилось постоянно менять свои схемо-технические решения в проектировании систем подслушивания с защитой. По мнению западных специалистов, советские, а затем российские методики и аппаратура обнаружения техники подслушивания долгое время оставались лидирующими. Поистине триумфальной стала знаменитая серия советской поисковой аппаратуры «Орхидея». До сих пор она является основным рабочим инструментом разбросанных по странам Западной Европы бывших сотрудников спецслужб Варшавского договора.
Появление в США первого транзистора и создание новых радиопередатчиков, с уменьшенными размерами и улучшенными параметрами, позволили ЦРУ наступать на пятки КГБ в его традиционно лидирующем направлении съёма информации. В изданных в 1994 году мемуарах Олега Калугина, бывшего начальника внешней контрразведки ПГУ КГБ, описан эпизод доклада Николая Ямохонова, заместителя председателя КГБ по научно-технической работе. Его вызвали «на ковёр» к председателю КГБ и будущему генсеку Юрию Владимировичу Андропову. Он сделал выговор Ямохонову за то, что КГБ отстал от американской техники шпионажа. В частности, Юрий Владимирович спросил о радиопередатчике ЦРУ, полученном через возможности КГБ.
– Ну что же, у нас нет устройств такого размера, – ответил Ямохонов.
– А какие есть у нас? – спросил Андропов.
– Наш весит около килограмма, – сказал Ямохонов.
Американское же устройство весило всего сто граммов. Все находившиеся в кабинете руководители знали, что большие килограммовые советские радиопередатчики и приёмники были не очень подходящими для секретного использования. Конечно, в описании Калугина есть элемент лукавства – радиозакладки КГБ весили гораздо меньше килограмма. Тем не менее эксперты Института спецтехники КГБ, сравнивая основные оперативные и технические характеристики «жучков» КГБ и заокеанской техники подслушивания, сделали выводы, что Америка в конце 1970 годов догнала СССР, а по некоторым параметрам начала лидировать.
Настоящим бедствием для технических служб КГБ явился период прихода в органы Бакатина. Строитель по профессии, Бакатин начал методично разрушать Комитет, легко сокращая бюджеты подразделений и увольняя на пенсию именитых ветеранов оперативных и технических управлений. Видя такой беспредел, вслед за ними потянулись на пенсию и опытные офицеры 40–50-летнего возраста в попытке найти себя в молодом российском бизнесе. А последствия «бакатинских реформ» обнаружились в 1998 году на праздновании 45-летнего юбилея Института спецтехники в Кучино. Во время этого мероприятия, проходя по огромным и пустым цехам новой «второй площадки», некогда передовой кузницы советской спецтехники, участники экскурсии неожиданно обнаружили одного-единственного инженера, стоящего за фрезерным станком. Оказалось, что в коммерцию ушли не все. На деликатное предположение, что другие сидят за праздничным столом, руководитель экскурсии с горечью замахал руками.
К слову сказать, после распада СССР финансирование ЦРУ также существенно снизилось, что серьёзно сказалось на проектировании и разработке американского шпионского арсенала 1990 годов.
Как сейчас обстоят дела со спецтехникой в США и России, пока сказать затруднительно, ибо только история может дать фактический материал для подобного сравнения. Однако известно, что и российские, и американские спецслужбы активно привлекают к сотрудничеству именитых программистов, современных защитников от вирусов, и задержанных за попытки электронных взломов хакеров как для обороны своих собственных компьютерных сетей, так и для нападения на электронные ресурсы за рубежом.
А если попытаться взглянуть и проанализировать мировое развитие техники и, в частности, специального оборудования, напрашивается вполне понятный вывод, что долго удержать в секрете техническую новинку сегодня практически невозможно, поскольку современный информационный ресурс даёт достаточно возможностей сразу узнавать о последних изобретениях и открытиях. И потому спецслужбы тщательно оберегают информацию о месте и времени применения специальных технологий, а совсем не их технические параметры. Показательный пример – история создания микроточки, современную технологию изготовления которой ещё в 1925 году показал Эммануил Голдберг на всемирной фотовыставке в Париже. По иронии судьбы она до сих пор является секретной только в спецслужбах Восточной Европы, в том числе и в России.
Уникальная американская радиозакладка «пассивный резонатор» размерами с карандаш. Могла устанавливаться за пару секунд во время ремонта помещений, конец 1970 годов.
Текст Keith Melton, Владимир Алексеенко
Иллюстрации Keith Melton Spy Museum, Boca Raton, Florida, USA
Публикацию подготовил
Бахтиёр Абдуллаев
