Маленький гений, побеждавший на международных конкурсах, до 23 лет будет жить в детдоме
Милена Подсинева прославилась в 12 лет. Дети высокой музыкальной одаренности встречаются редко. В 7 лет девочка в совершенстве овладела игрой на домре. Виртуозное исполнение не осталось незамеченным. Ребенка окрестили нижегородским вундеркиндом. Международные конкурсы, выступления, грамоты, заметки в прессе, овации зрителей — публика искупала в любви юного виртуоза. Но как только яркие софиты гасли, ребенок погружался в непроглядную тьму домашнего очага.
В 2014 году историю страшного закулисья маленького гения узнала вся страна. Семью Милены пригласили на ток-шоу. Сюжет выдался жареным. «Родители-алкоголики морят голодом и избивают 12‑летнюю девочку-вундеркинда», — заявляли соседи гения. «Соседи просто завидуют», — отвечали папа и мама вундеркинда.
Мы разыскали Милену. Сказки со счастливым концом в ее жизни не получилось.
«Хочу, чтобы мама с папой бросили пить и перестали драться»
Тогда, четыре года назад, инициатором скандала выступили соседи девочки по общежитию. Именно они заявили в полицию, что родной отец избил дочь. Девочку поместили в приют. В программе эти люди изъявили желание удочерить вундеркинда. Отец Милены Владимир предположил: соседи не могут смириться с тем, что его дочь намного талантливее их собственного ребенка.
Вот что говорили участники ток-шоу во время эфира.
Мать Милены, Ирина: «Соседям обидно, что моя дочь умнее их ребенка. Она является лауреатом международного конкурса, дважды становилась лауреатом России, постоянная участница областных и городских конкурсов, выиграла интернет-конкурс, ее наградили поездкой в Лазаревское. В школе она третья по успеваемости. Но ее талант я лично развивала: пять лет за ручку водила ее в музыкальную школу. Да, я пью. Рутина, быт, скука сделали свое дело. Мы живем в комнате площадью 13 метров, работы у меня нет, денег немного. Когда выпиваю, расслабляюсь. Мне хватает бутылочки на вечер недорого спиртного».
Соседка Азиза Каримова: «Я боюсь за жизнь девочки. Родители ее убьют. Милену могут поднять среди ночи и начать избивать. Я видела, как мама хватала Милу за волосы и выталкивала за дверь. Однажды Мила выбежала в коридор, держалась за живот: «Меня папа пнул по животу и по спине». Я вызвала полицию. На следующее утро ребенка изъяли из семьи и поместили в приют. Мы к девочке привыкли, она мне как дочь. Хочу удочерить ее. Я подарю ей любовь и заботу».
Отец Милены, Владимир: «То, что я два раза шлепнул дочь по заднице, — это разве повод поднимать шумиху? Соседи мешают нам жить, а не пить. Мы с женой понимаем свою проблему. Осознали, что надо зашиться».
Сосед Андрей: «Когда отец Милки по пузу напинал дочь, я ему по соплям дал. Я его контужу, если он еще раз поднимет руку на девочку».
Милена: «Родители постоянно пьют, пропивают все деньги. Случалось, я много времени не могла поесть, меня подкармливали соседи. В холодильнике, кроме хлеба и кабачков, ничего не было. Но я скучаю по дому. Хочу, чтобы мама с папой бросили пить и перестали драться. Я им говорила об этом, но они меня не слушались».
По завершении ток-шоу родители Милены на коленях молили дочь о прощении. Девочка плакала: «Я хочу поскорее вернуться к ним». Казалось, это был самый счастливый момент в жизни ребенка.
Органы опеки дали шанс этой семье. Девочку вернули родителям.
«Соседи, которые хотели меня удочерить, били моих родителей»
Мы разыскали Милену по соцсетям. Девушка выдумала себе новую, более звучную фамилию — Высоцкая. Объяснила, что своя ей не нравилась, а эта казалась более мелодичной.
В хрупкой длинноногой красавице уже не узнать угловатого подростка с испуганными глазами, какой она предстала на ток-шоу. Но и счастья в этих глазах я не заметила.
Я ей написала. На ответ не рассчитывала: такие дикие истории люди стараются выбросить из памяти, не вспоминать. Но Милена ответила: «А что вы хотите узнать? Как я жила после программы? Плохо жила».
И пауза. Через пару дней от девушки пришел ответ. Несколько страшных строчек: «Мама умерла зимой. Папа в реабилитационном центре. Я живу в детском доме».
На следующий день мы пообщались с Миленой. Показалось, что ей давно хотелось выговориться. Но некому было.
— Я часто вспоминаю, нашу поездку на телевидение и как мама с папой стояли передо мной на коленях, плакали, обещали все исправить, — начала Милена. — Я ведь тогда поверила, что у нас все наладится. Родители после эфира действительно бросили пить. Забрали меня из приюта. Мама закодировалась, устроилась на работу уборщицей — больше никуда ее не брали. Папа тоже не пил, работал в курьерской службе. Я продолжала заниматься музыкой, училась в школе, думала поступать в Москве в Гнесинку. Верила, что у нас снова будет счастливая семья. Хорошо нам было вместе. До мая 2016 года.
Подобные истории имеют счастливый конец только в фильмах, где можно заранее прописать сценарий. В жизни из бытовой ловушки выбираются редко.
— Родители решили выпить на 9 мая, в честь праздника, — продолжает собеседница. — Я испугалась, просила их не начинать. Они обещали, что примут чуть-чуть, к прежней жизни не вернутся. Действительно, тогда выпили немного. На следующий день еще немного. И все началось по новой. Будто не было счастливых двух лет. Мама пила каждый день, без остановки. Пропила весь май. Однажды мы с ней поругались, она выбежала из комнаты. Я за ней. В коридоре общежития она распылила перцовый баллончик мне в лицо. Я почувствовала жжение, думала, ослепну. Закричала. Выбежали соседи, те самые, которые когда-то якобы хотели меня удочерить. Они вызвали полицию, и меня снова поместили в приют.
Больше Милена не вернулась домой. Она так и осталась в приюте с жизнеутверждающим названием «Улыбка».
— Я прожила там больше года. В 2017 году на одни «четверки» окончила школу, поступила в техникум. Родители пытались меня забрать обратно, но у них не получалось. Они то пили, то не пили. Кто же им вернет дочь? А в декабре мама умерла. Наверное, вам не важно, почему она умерла, но можно я расскажу? — робко поинтересовалась Милена.
И продолжила. Спокойно. Без истерики.
— Родители выпивали все чаще, соседи по общежитию это знали, поэтому все грехи, такие как кражи, нарушения общественного порядка, приписывали маме и папе. Однажды Азиза, та самая, которая была на передаче и хотела меня удочерить, обвинила моих родителей в краже 30 тысяч рублей. Хотя на самом деле кражу совершил совсем другой человек. А помните ее супруга, Андрея, который избивал моего папу за то, что он меня наказывал? Так вот этот Андрей и дальше продолжал колотить моих родителей. Он их бил каждый день, пока мама с папой не ушли жить на улицу. Родители поселились на заброшенной автомойке. Если лето-осень они как-то пережили, то зимой им пришлось тяжко. В помещении не было отопления, отсутствовало электричество. Прошлой зимой соседи, Азиза и Андрей, нашли жилище родителей, пришли к ним, снова избили их до полусмерти: душили, пинали по лицу, по телу. Азиза забрала у мамы документы и карту, куда перечислялась ее пенсия. Каким-то образом она сняла все мамины накопления. А у матери от побоев отказали ноги. Она не могла ходить. Потом перестала есть, говорить. 23 декабря она умерла от пневмонии — диагноз озвучили уже в морге. В больницу ее не повезли, «скорая» отказывалась забирать женщину без документов. О том, что мамы не стало, я узнала от своей тетки. Папа в это время пил. Вот и вся моя история.
«На домре я больше не играю»
Дальше мы уже говорили с Миленой о том, как она видит свою жизнь в будущем. Это были короткие вопросы и не по годам мудрые ответы 17‑летней девушки.
— Тебя уже не называют нижегородским вундеркиндом?
— Нет, конечно. Все давно забыли обо мне. Да и в то время я не считала себя вундеркиндом. Я хорошо играла на домре, потому что занималась по многу часов каждый день. Были конкурсы, награды, но разве это что-то значит? Надо было дальше развивать свои способности. Музыкальную школу я окончила. Правда, на домре больше не играю. Сейчас учусь в техникуме на конструктора-модельера.
— Но ты же мечтала о Гнесинке?
— Это нереально в моем положении. Я все понимала. На обучение в Москве нужны были деньги.
— Где ты сейчас живешь?
— Из приюта меня перевели в детский дом, там и живу. В сентябре мне исполнится 18 лет, могу уйти оттуда, но мне разрешили до 23 лет остаться. Возвращаться мне особо некуда, если только обратно в общежитие, где прошло мое детство. Я ведь прописана в той самой комнате, откуда соседи выгнали моих родителей. Но туда меня совсем не тянет.
— У тебя есть родственники, к которым можешь пойти жить?
— Родственники есть, но я почти ни с кем не общаюсь, кроме маминой сестры.
— Ты чувствуешь себя одинокой?
— Не чувствую. Сейчас у меня есть два близких мне человека, которые всегда меня поддержат и помогут. Большего мне и не надо.
— Твои соседи, Азиза и Андрей, которые мечтали тебя удочерить, не звали тебя жить к себе?
— Они не собирались меня удочерить. Не знаю, зачем им понадобилось на всю страну говорить о любви ко мне, не было ничего подобного. И жить к себе они меня никогда не звали. Да я бы и не пошла. Думаю, они просто хотели «прославить» моих родителей.
— Ты считаешь, они виноваты, что твоей мамы больше нет?
— Страшно, что сами себя они ни в чем не винят. Но я понимаю, если бы не они, мои родители не ушли бы из дома — и мама была бы жива. Я никогда не спрашивала соседей, почему они невзлюбили моих родителей. А сейчас уже нет смысла о чем-то с ними говорить.
— Где твой отец сейчас?
— В реабилитационном центре. После смерти мамы он никого не хотел видеть, пил еще неделю, а потом сам пошел в центр. Он уже вылечился, об этом мне сказала заведующая клиникой. Устроился на работу. Но до декабря папа все равно останется в центре. Ему некуда идти. Не в общежитие же ему возвращаться.
— Вы часто общаетесь?
— С папой созваниваемся раз-два в неделю.
— О чем говорите?
— Он спрашивает, как прошел мой день, что нового.
— Тебе страшно, если он опять начнет пить?
— Нет, уже не страшно. Мне и в детстве не было страшно. Человек ко всему привыкает.
— Ты винишь родителей за загубленное детство?
— Не виню. Просто осталась небольшая детская обида. Мы ведь иногда хорошо жили. Помню, на день рождения родители мне подарили золотые сережки и мобильный телефон. Я чувствовала их любовь.
— Ты любила их?
— Да, я очень сильно любила и люблю своих родителей.
— Семейные фотографии у тебя остались?
— Вместе мы никогда не фотографировались. Нет у меня ни одной карточки
— На могилу к маме ходишь?
— Редко ходим вместе с папой.
— Можешь вспомнить самый страшный день в своей жизни?
— Самый страшный день, когда я узнала о смерти мамы.
— А самый счастливый?
— Насчет самого счастливого даже не знаю.
— О чем ты мечтаешь?
— Я хочу покинуть детский дом, найти хорошую работу, мечтаю о счастливой семье и о детях, которые будут обязательно играть на домре.
Нить черной безысходности была протянута через всю жизнь Милены. Девочка не могла ничего изменить. Ее музыка отыграла практически в самом начале. И вундеркинду пришлось отказаться от таланта, подаренного Богом. Может, мироздание все же сжалится и даст Милене еще один шанс?
Ирина Боброва
По материалам: “Московский комсомолец”
