Россия тратит миллиарды на космос и копейки на инженеров. Куда уходят деньги?
СССР и США заслуженно считались двумя мировыми лидерами в космической сфере. Однако после распада Советского Союза ситуация изменилась. «Роскосмос» потерял рынок создания коммерческих космических аппаратов, а количество аварий со спутниками и ракетами-носителями многократно увеличилось. Будущее российской космонавтики, страдающей от многолетнего недофинансирования, истощенной регулярными кадровыми перестановками, сопровождаемыми сменой планов развития, вызывает большие вопросы. Почему предприятия российской космической отрасли близки к краху и как выживают их сотрудники — разбиралась «Лента.ру».
Призрак надежды
Россия все еще имеет эксклюзивный статус ключевого партнера США по программе Международной космической станции (МКС), но связанный с ней исторический этап освоения космического пространства, похоже, завершается. По сути российскую гражданскую космонавтику финансируют Соединенные Штаты. С 2011 года НАСА, закрыв программу Space Shuttle, за доставку астронавтов на МКС перечислило «Роскосмосу» более 2,6 миллиарда долларов. Этих денег вполне достаточно, чтобы ракетно-космическая корпорация «Энергия» завершила разработку пилотируемого корабля «Федерация», а ракетно-космический центр «Прогресс» с опережением вел работы по перспективной ракете-носителю «Феникс» (в настоящее время — «Союз-5»).
Сейчас в российской космонавтике действует принцип «от каждого по способностям, каждому по потребностям», и деньги от пилотируемой космонавтики распределяются между всеми, от филиала «Центра Хруничева» КБ «Арматура» до «РКС». Это привело к тому, что неконкурентоспособные компании «Роскосмоса» постоянно требуют государственных дотаций, а финансовые возможности той же «Энергии» сегодня уже никогда не будут такими, как в недалеком прошлом. Но в условиях рыночной экономики такой принцип неприменим, и деньги от пилотируемой космонавтики должны направляться исключительно на развитие отвечающих за нее компаний, прежде всего — «Энергии» и «Прогрессу», а не распределяться между всеми космическими предприятиями.
Эти средства стоило направлять на модернизацию собственного спутникостроения и разработку полноценных космических группировок. Но обновления не произошло, а единственное исключение — навигационная система ГЛОНАСС, в основном создаваемая «Информационными спутниковыми системами» и «Российскими космическими системами» (РКС) на бюджетные деньги по инициативе военных, по точности определения местоположения и устойчивости приема сигнала в большинстве регионов планеты уступает американской GPS.
Нормально работающей спутниковой системы связи или полноценной группировки дистанционного зондирования Земли (ДЗЗ) в России все еще нет. Последние российские научные миссии — «Спектр-Р» и «Фобос-Грунт» — запускались в 2011 году. Первый космический аппарат в январе 2019 года перестал принимать команды с Земли, а второй, направлявшийся к Марсу, даже не покинул пределы околоземного пространства, сгорев в январе 2012 года в плотных слоях атмосферы.
Не слишком оптимистичную картину дополняет статистика. В 2018 году Россия почти в два раза проигрывает по числу запусков Китаю и в полтора раза — США (только ракеты-носители Falcon 9 и Falcon Heavy компании SpaceX в 2018 году запускались 21 раз — на один раз больше, чем все космические запуски России даже с учетом двух ракет-носителей «Союз-СТ-Б» Европейского космического агентства — прим. «Ленты.ру»).
В 2018 году «Роскосмос» запустил всего четыре собственных гражданских космических аппарата (спутники ДЗЗ «Канопус-В» № 3, 4, 5 и 6) и пару спутников ГЛОНАСС (в интересах ВКС России). Приращение российской гражданской орбитальной группировки в разы отстает от китайской и американской.
Бросок кубиков
Несмотря на невысокое качество бытовой техники, с электроникой в СССР было получше. Приборы для военных и космоса пускай были крупнее и тяжелее иностранных аналогов, потребляли больше энергии, но задачи свои выполняли. Достаточно посмотреть на успехи автоматических аппаратов, прежде всего миссии к Венере, пилотируемую космонавтику, надежность космических кораблей, которые летают до сих пор, а также проект «Буран».
Наиболее сложными компонентами космических аппаратов по совокупности всех параметров являются датчики и электроника. Развитие космической электроники в СССР происходило несколько изолированно от мировых тенденций, однако было программным и шло по заранее определенным планам в рамках отлаженной системы управления и производства.
Прогресс остановился после разрушения системы и прекращения финансирования. Почти все кооперационные связи предприятий разрушились, отрасль начала переход на иностранные комплектующие, которые оказались технологичнее имеющихся и давали проектировщикам больше возможностей. Выкинутые на рынок конструкторские бюро, руководство которых не умело, но было вынуждено работать по новым правилам, начали активно бороться за выживание, используя для получения заказов личные связи и все доступные лоббистские возможности.
В результате появилось множество однообразных решений, которые продвигались исходя из личных договоренностей между разработчиком и заказчиком, а не рыночной конкуренции. Под каждый космический аппарат создавались новые бортовые приборы, новые наземные системы разных разработчиков и производителей, что плохо увязывалось друг с другом. В результате выделяемые отрасли деньги, которых становилось все меньше, распылялись.
Предпринимались попытки покупать для российских спутников иностранные приборы — в частности, целевую аппаратуру. Однако оказалось, что никто не спешил продавать России даже аппаратуру для метеорологических спутников, стоимость которой к тому же была слишком высокой для оскудевшего бюджета российской космической промышленности.
Дешевый фокус
Между тем в России все еще сохранилось несколько сильных инженерно-конструкторских школ, объединившихся вокруг крупнейших предприятий отрасли. И сейчас они вымирают: людей среднего возраста там почти нет, а те, кто есть, зачастую просто не нашли иных вариантов трудоустройства на рубеже веков.
Имеются серьезные проблемы и с молодыми кадрами, которые идут в космическую индустрию. Если раньше отбирали лучших из лучших, то теперь мало кто из выпускников, например, МГТУ имени Баумана захочет получать зарплату на уровне уборщика торгового центра, работая в советских интерьерах и общей бытовой неустроенности, на устаревшем оборудовании, с по-военному отформатированным руководством, которое больше беспокоится не о развитии, а о том, чтобы прикрыться от вышестоящего начальства тоннами бумажек.
Первое, с чем сталкивается каждый, кто устраивается на работу на российское предприятие космической промышленности, — это бюрократия. Современный человек просто впадает в ступор от количества бумаг и подписей, которые надо собрать для выполнения элементарных ежедневных задач.
Для понимания всей плачевности ситуации достаточно представить себе выпускника вуза, скорее всего, ведомого романтикой космоса (других объективных причин, к сожалению, нет), который приходит на работу и вместо применения своих навыков большую часть времени выполняет полностью бессмысленную бумажную работу. И все это — несмотря на наличие безумного по меркам современных компаний количества административных сотрудников.
Тем не менее, по данным «Роскосмоса», «за последние пять лет количество работников, принятых на работу в организации ракетно-космической отрасли непосредственно после окончания учебного заведения, составило более десяти тысяч человек. Из них после окончания вузов — 80 процентов, после окончания ссузов — 20 процентов».
Никакого электронного документооборота, который постоянно декларируется, на практике нет: отправляемые бумаги зачастую распечатываются, а потом заново сканируются просто в силу того, что существенная часть руководства предприятий — люди в возрасте, которые не хотят и не умеют пользоваться компьютерами. Получить хороший компьютер, нужный прибор или станок, закупить необходимые для работы комплектующие или просто починить неработающий принтер можно только в совершенстве освоив всю эту бюрократию. И даже в этом случае любая из перечисленных процедур может занять месяцы.
Поэтому практически в каждой российской компании некосмического профиля выпускников ждут не только лучшие условия труда, но и большие возможности для профессиональной реализации. Не говоря уже о том, что на таком фоне лучших российских специалистов могут без каких-либо проблем отбирать конкурирующие иностранные космические корпорации.
Чужие деньги
Средняя зарплата в штаб-квартире НАСА в 2017 году составила 134,8 тысячи долларов (примерно 8,7 миллиона рублей) в год, или примерно 725 тысяч рублей в месяц. Этот средний уровень совпадает с уровнем дохода ведущего инженера НАСА. В частных компаниях США зарплаты определяются индивидуально и могут быть даже выше.
Более того, ежегодно НАСА индексирует зарплаты сотрудникам, предоставляет выплаты за достижения и инновации, оплачивает медицинскую страховку, страхование жизни, страхование в путешествиях, гарантирует стопроцентные выплаты в случае больничных, выплачивает подъемные при смене места жительства, а при необходимости компенсирует разницу в доходах по сравнению с частными компаниями. Более того, сотрудники НАСА могут уйти на пенсию с сохранением всех выплат уже в 57 лет.
Для российских ученых и инженеров большая часть этого списка — мечты. Безусловно, топ-менеджмент компаний получает все и даже больше. Но остальные сотрудники могут надеяться лишь на постоянно деградирующую отечественную бесплатную медицину, оплату отпусков и больничных исходя из размера оклада, который чаще всего в разы ниже и без того невысокого дохода.
О доходах простых инженеров можно судить по объявлениям с популярных в России рекрутерских сайтов.
Так, «инженер космических аппаратов» в «Научно-производственном объединении Лавочкина» получает до 57 тысяч рублей в месяц до вычета налога на доходы физических лиц (что даже ниже средней зарплаты по Москве), а в РКС зарплата инженера-конструктора — «от 50 тысяч рублей». И это в Москве, а в регионах доходы специалистов еще ниже. Например, рабочий на воронежском предприятии «Центра Хруничева» получает до 24 тысяч рублей, что в два раза меньше, чем такой специалист мог бы заработать на Украине. Высоки ли шансы этих предприятий привлечь даже не лучших, а хотя бы просто хороших специалистов?
В «Роскосмосе» объяснили «Ленте.ру», что «сравнение средней заработной платы по городу Москве со средней заработной платой отдельных категорий работников не совсем корректно». В пресс-службе государственной корпорации отметили, что «пользователи социальных сетей чаще всего обсуждают сравнение заработных плат в регионе и своих собственных заработных плат, забывая, что “статистика” отражает уровень заработной платы до вычета подоходного налога, а люди учитывают свою заработную плату, которую видят в СМС-сообщении при начислении им заработной платы на банковский счет». И, наконец, в «Роскосмосе» рассказали, что «значимая часть инженеров в “Лавочкине” и в РКС все-таки не “получает”, а “зарабатывает”, и что заработная плата работников ракетно-космической промышленности, в том числе инженеров, отличается у разных работников в зависимости от уровня компетенций и результативности труда конкретных работников, даже одной должности».
«Если говорить о цифрах, то, например, средняя заработная плата инженеров “Лавочкина” в городе Химки за первое полугодие 2018 года превышает уровень 66 тысяч рублей, а средняя заработная плата в целом по предприятию превышает среднюю заработную плату не только по Московской области, но и по городу Москве», — резюмировали в госкорпорации.
В «Роскосмосе» также рассказали, что «средний возраст работников организаций ракетно-космической отрасли по итогам 2017 года снизился и составил 45,3 года по сравнению с 45,6 года по итогам 2016 года».
Тем не менее большая часть сотрудников — люди преклонного возраста и совсем молодые, вынужденные отрабатывать целевое обучение или просто не сумевшие найти другую работу. Мотивации у них нет, они постоянно ищут новое место работы — в результате текучка кадров огромна. И это сильно контрастирует с иностранным подходом, где нормальным считается 20-30 процентов сотрудников с опытом работы на одном месте от пяти до десяти лет — это в большинстве своем люди 30-40 лет.
Зато Россия может гордиться экстремально низкими ценами на космические аппараты. К примеру, на два больших геостационарных спутника «Электро-Л» планируется потратить менее шести миллиардов рублей (здесь и далее приводится в пример этот метеорологический аппарат, поскольку информация по нему и его аналогам в США открыта и легкодоступна — прим. «Ленты.ру»). Контракт на два аналогичных аппарата GOES-R в США составил 1,09 миллиарда долларов, или 72 миллиарда рублей. Различие более чем в десять раз при сопоставимых характеристиках аппаратов.
В то же время зарабатывающие колоссальные по меркам рядового инженера космической отрасли чиновники с гордостью рассказывают, какие у нас хорошие технологии и кадры: «не только не уступаем, но и превосходим». Фактически они гордятся экономией на людях, за копейки разрабатывающих эти самые технологии.
Красивая жизнь
«Роскосмос» регулярно переносит сроки запусков научных миссий, перспективных ракет-носителей и кораблей. Например, строящийся в «Центре Хруничева» с 1995 года многофункциональный лабораторный модуль «Наука» рассчитывали запустить к МКС еще в 2007 году. С тех пор старт по разным причинам, в частности, из-за обнаружения загрязнений в топливных баках и устаревании его резиновых элементов, переносился. «Наука» должна стать основой российской национальной орбитальной станции после того, как будет затоплена МКС. Теперь глава «Роскосмоса» Дмитрий Рогозин говорит, что модуль будет запущен летом 2020 года.
Другой пример. В апреле 2018 года глава научно-технического совета госкорпорации Юрий Коптев заявил, что в проект ракет семейства «Ангара» уже вложено больше 110 миллиардов рублей. При этом носитель, создаваемый с середины 1990-х годов, летал (в легкой и тяжелой версиях) всего два раза (в 2014 году). В «Роскосмосе» регулярно утверждают, что SpaceX субсидирует американское правительство, забывая, что, получив сопоставимую денежную сумму от НАСА, компания выполнила все свои обязательства, сумев к тому же разработать конкурентоспособную ракету-носитель.
Самое удивительное заключается в том, что разработчиком «Ангары» выступает все тот же «Центр Хруничева», долги которого в настоящее время оцениваются в сто миллиардов рублей. Команда Рогозина решает вопрос своеобразно, призываявсю российскую космическую промышленность искать применение изделиям «Центра Хруничева», создавая на его территории Национальный космический центр и выпрашивая у государства субсидии на погашение долгов.
Однако и этого главе «Роскосмоса» оказалось мало. В последние несколько лет Рогозин регулярно заявляет о необходимости создания в России единого ракетно-космического холдинга, объединяющего «Роскосмос», «Алмаз-Антей», «Радиотехнические и информационные системы» (РТИ) и корпорацию «Тактическое ракетное вооружение» (КТРВ). В отличие от госкорпорации, четыре военно-промышленных компании совсем не заинтересованы решать финансовые проблемы «Центра Хруничева», который тянет вниз за собой всю российскую космонавтику.
В «Роскосмосе» все больше экономят на науке и сокращают финансирование перспективных проектов. Недавний пример — фактическое прекращение финансирования «русского “Хаббла”» — космического телескопа «Спектр-УФ». Это касается даже не хронически нищего Института космических исследований РАН, но и перспективных разработок промышленности. О необходимости создания приборов, двигателей и механизмов с повышенными характеристиками вспоминают только тогда, когда тот или иной элемент требуется для установки на аппарат.
Разработка перспективных приборов в СССР раньше и на Западе сейчас — это устойчивая система, в рамках которой постоянно выделяются деньги на проведение исследований и опытных работ. Даже при отрицательном результате работ у ученых появляются новые данные, с которыми они продолжат работать и будут двигаться дальше. Прикладная наука, а тем более такая ее передовая часть, как космическая промышленность, — это всегда движение методом проб и ошибок.
Сложный прибор невозможно сделать за пару лет. На это иногда требуется семь-десять лет. Для того же GOES-R аппаратура разрабатывалась с 2001-го по 2017 год, а контракт с головным производителем на создание спутников был подписан в 2009 году. В результате корпорация Harris поставила Lockheed Martin (головному разработчику и подрядчику по изготовлению космического аппарата — прим. «Ленты.ру») готовый отработанный прибор в частности благодаря тому, что им не надо было в спешке делать что-то за пару лет по внезапно свалившемуся на голову заказу.
В России же до сих пор все работы выполняются по так называемым расчетно-калькуляционным материалам. Это сугубо формалистский подход к учету трудозатрат, материалов и стоимости испытаний, дающий сумму, на которую может рассчитывать предприятие. Бюрократия, не учитывающая технологических реалий, создает временные «ножницы». В документах существует космический аппарат, а в нем — целевой прибор.
Сам космический аппарат создается около пяти лет. Разработать за такой срок новый прибор с учетом отсутствия комплектующих, материалов и прочих переменных невозможно. В идеале к началу этого пятилетнего периода прибор уже должен существовать в виде опытного образца, для чего и финансирование должно выделяться раньше. В итоге пропущены такие фазы, как научные исследования, работы по изучению материалов, комплектующих, свойств и предполагаемых характеристик прибора в будущем.
Когда деньги все же доходят до предприятия, они выделяются поэтапно, незадолго до выполнения определенных в бумагах видов работ. Если что-то идет не так, требуется дополнительная доработка или испытания, однако предприятию остается просто закрыть глаза на существующие недоработки и понадеяться на удачу, потому что ни денег, ни времени на то, чтобы сделать все правильно, все равно нет. Аналогичная ситуация наблюдается и в оборонной промышленности, где результаты и документацию и вовсе можно не показывать, сославшись на секретность.
В результате такая мелочь, как неправильно припаянные на заводе разъемы или какие-нибудь ошибки в кабельных сборках, ведут к переносу сроков запуска аппарата, а в худшем случае (если их не выявляют или надеются на счастливый случай) — к его потере. Экономия очень сомнительная.
В сложившейся ситуации необходимо принять решение: или в России летают в космос, или экономят на обеспечивающих эти полеты людях и научных исследованиях. Для того чтобы оставаться космической державой, необходимо выделять больше денег, а их распределение и контроль за расходованием должны быть разумными и не такими жесткими. Кроме того, проверяющие структуры должны обладать компетенциями для понимания того, где деньги оседают в карманах, а где их перерасход обусловлен объективными потребностями.
Формализм и бюрократия плохо сочетаются с высокими темпами технического развития. История советской космической отрасли 1950-1970-х годов — хороший пример того, как можно без этого обойтись и чего можно благодаря этому достигнуть.
Если бы эти процессы развивалась по рыночным условиям, и никто не мешал бы бизнесу и конкуренции, не понадобилось бы даже дополнительных вложений. В подобных условиях «Центр Хруничева» и «Энергия» могли бы выйти на самоокупаемость, но теперь — поздно. Шансы выжить остались у «Энергомаша» и «Прогресса», но их деньги отправляются в общий котел.
У России осталось два выхода: оставить все как есть или попытаться сохранить хотя бы то, что осталось, — людей, научные школы и коллективы, которые государство вынуждает перерождаться в бесплодных бюрократических монстров, способных лишь осваивать бюджеты и строить потемкинские деревни.
«Вопросы, остро стоящие на повестке дня команды госкорпорации “Роскосмос”, есть, и, безусловно, тема обеспечения конкурентоспособности заработной платы персонала отрасли актуальна. Как говорится, самый ценный капитал — это люди, кадры решают все. Поэтому ракетно-космической промышленности нужны компетентные, умеющие и по-настоящему мотивированные на результат профессионалы всех категорий — от рабочего до руководителя предприятий. Без конкурентных подходов к оплате труда сохранить нужных профессионалов и тем более привлечь — задача утопическая. Работа в данном направлении активно ведется, и цель в краткосрочном периоде — обеспечить уровень средней заработной платы в организациях госкорпорации “Роскосмос” не менее чем плюс десять процентов от уровня средней заработной платы по регионам присутствия», — рассказали «Ленте.ру» в пресс-службе «Роскосмоса».
А это значит, что уже в скором будущем инженеры предприятий «Роскосмоса» не только будут работать вместе в здании космического центра в виде ракеты, но и получать более 90 тысяч рублей в месяц — ведь средняя зарплата в Москве уже превышает 80 тысяч. Правда, стоит помнить, что их американские коллеги из Harris в то же время будут получать от 400 до 600 тысяч рублей в месяц. В долларах.
Дмитрий Саркисов
По материалам: “Лента.Ру”
