Царский дом советской власти

Здесь, под боком у Кремля и всевидящего «Кобы» – Сталина, то возвышались, то рушились в расстрельные ямы заслуженные революционеры и партийные вожди, соратники и даже любимцы Ленина, наркомы, красные маршалы, «сталинские соколы», творческие светила тогда еще молодой страны. В «гроссбухах» домовой книги с бюрократической скрупулезностью запечатлены знаковые для истории имена. Среди них – и «счастливцы сталинской рулетки»: Хрущев, Маленков, Косыгин и другие, выросшие в этих стенах до первых лиц государства. Отсюда же пугают потомков жуткие типы бериевских костоломов во главе с самим «несвятым Лаврентием»… Скрашивает картину ряд талантливых ученых, врачей, выдающихся конструкторов, популярных литераторов и артистов.

По простому алфавиту список жильцов из числа старой ленинской гвардии начинает Сергей Яковлевич АЛЛИЛУЕВ. Семья рабочего-электрика сначала с Кавказа, потом из Питера подарила будущему генеральному вождю победившей партии и диктатору страны ее «первую леди». Но на них это «повышение» сначала не отражается.

По впечатлениям внучки Светланы Аллилуевой («Двадцать писем к другу»): «Высокого роста, и в старости худощавый, с длинными суховатыми руками и ногами, всегда опрятно и аккуратно одетый… с бородкой клинышком и седыми усами, дедушка чем-то напоминал М. И. Калинина… В комнате его были верстак, всевозможные инструменты, множество каких-то чудесных железок, проволок – в общем, всякого разного добра, от которого мы, дети, замирали… Дедушка вечно что-нибудь мастерил, паял, точил, строгал, делал необходимые для хозяйства починки, ремонтировал электропроводку – к нему все бегали за помощью и советом…».

Бабушка «чудесно готовила, шила, была великолепной хозяйкой… И надо было видеть, как сокрушалось ее сердце при виде казенного хозяйства, ведомого в нашем доме в последнее время казенными людьми; как она негодовала, видя растраты государственных денег!

В отличие от деликатного дедушки, всегда помалкивавшего, она вдруг могла разразиться бранью в адрес «нерадивых хозяев», всех наших домашних казенных поваров, комендантов, подавальщиц…». На закате жизни не разжились: «Оба донашивали свою дореволюционную одежду, их пальто носились по 20 лет, свои платьишка бабушка перешивала из своего же старья, делая из трех старых платьев одно новое, приличное…»

На самом деле это была семейная катастрофа. Четверо их детей – Анна, Федор, Павел и Надежда – перемалывались на родительских глазах. Две загадочных смерти, сумасшествие, ГУЛАГ…

О плачевном возвращении тетушки Анны из лагеря в состоянии душевного расстройства рассказала Светлана Аллилуева, тоже жившая в Доме. Еще один житель Дома – Василий Сталин, отпрыск семьи, «кремлевский Гамлет», летчик, генерал, меценат, алкоголик, угодивший из принцев на тюремные нары при «смене вех»…

Из первого семейного прошлого Сталина в Доме прописался «клан Сванидзе». Смолоду его другом был брат первой жены красавицы Като, рано умершей от брюшного тифа, Александр Семенович СВАНИДЗЕ. Партийная кличка «Алеша» перешла в детское обращение маленькой Светланы Сталиной.

Его жена, бывшая тифлисская оперная певица Мария Анисимовна Корона-Сванидзе, отличалась тем, что называли «буржуазным перерождением». «Она любила светскую жизнь, – вспоминала Светлана Аллилуева, – знала в ней толк, у нее был хороший вкус, гостеприимный, широкий дом, полный дорогих и красивых вещей». Но архивной сенсацией стал и остроязычный дневник самой Марии Сванидзе со щедрым описанием нравов внутри семейного сталинского клана.

«…И. пригласил нас к столу. Встретил он меня ласково, пожал руку, спросил про Алешу. Я, конечно, не преминула случая попрекать всех, что на 3 месяца заслали мужа (пока что в командировку. – Авт.). Каганович кинулся к телефону звонить… Все меня утешали, что к 7-му Алеша будет здесь… Открыли шампанское, и мы пили тосты, которые провозглашал И. за всех по очереди…»

Как на самом деле относился «И». к такому прессованию со стороны энергичной и раскованной свойственницы, до поры до времени оставалось «вещью в себе».

«…Ужин был скромнее, чем всегда, и не особенно уютный. Он был как-то озабочен. Шутя жаловался, что я на него кричала по поводу отсутствия Алеши… В общем, мне было все же и стыдно, и приятно, что у нас отношения простые, дружеские…»

Свойственница пока целиком на стороне «И. » по поводу кровавых чисток «ближних рядов».

«Затем крупное событие – был процесс троцкистов – душа пылает гневом и ненавистью, их казнь не удовлетворяет меня. Хотелось бы их пытать, колесовать, сжигать за все мерзости, содеянные ими… ».

До собственной катастрофы эти строки отделяли считанные месяцы. В декабре 1937-го знатный финансист (один из руководителей Госбанка СССР) и старый большевик Сванидзе был арестован как «немецкий шпион» и одновременно член грузинской «национал-уклонистской группировки». Можно представить неподвижно-охотничий рысий взгляд Сталина при обдумывании подозрений. «Кого же ты снабжаешь там, в Европе, деньгами из советского золотого запаса, генацвале брат Алеша? Не иначе, старых друзей из агентуры иуды Троцкого…». Нерасколовшегося «брата Алешу» расстреляли в августе 1941-го. В марте 1942-го – жену Марию и сестру Марико. Вспомнила ли в последний миг изможденная и трагически преображенная певица и статс-дама Мария Анисимовна свои дневниковые строки о подлых врагах «самого справедливого строя»? Этого нам уже знать не дано.

«Бедный Карлик» – чуть другая опера. Карл Бернгардович РАДЕК развеселый был человек на фоне серьезных деятелей революции и, кажется, в революцию нырнул, как в волны авантюрных приключений. Подданный Австро-Венгерской империи сразу вышел в революционные космополиты-интернационалисты. Природный насмешник и остроумец, он чувствовал себя в атмосфере партийных интриг и подсидок, как рыба – в воде. К Ленину приблизился на очень сомнительной почве. Карл Радек – переговорщик от немецких социал-демократов с германским же Генеральным штабом по поводу пропуска через Германию в Россию пресловутого вагона с революционерами. Ситуация насквозь и всесторонне циничная. Цинизм революционеров, цинизм германского Генштаба, цинизм немецких социалистов… Цинизм лично Радека – возможно, в удовольствии от этого клубка двоемыслия, где ему нашлась яркая роль.

В России его кумиром был сначала «демон революции» Троцкий. Совсем не воинственный внешне, малорослый и щуплый, близорукий, обросший романтическими бакенбардами, этот очкарик любил пощеголять в походных крагах и полувоенном френче. При расколе партии – пламенный троцкист. Сыпет в адрес Сталина анекдотами и эпиграммами. «Моисей вывел евреев из Египта, а Сталин – из Политбюро». Для Кобы у него всегда наготове новая кличка: «Усач», «Тифлис», «Коробочка»… Страдают от его жала и крупные сталинисты. Ворошилов обозвал Радека прихвостнем Троцкого и получил в ответ:

Сменив ориентацию, печатал в «Правде» и «Известиях» очерки типа «Зодчий социалистического общества» или «Полководец пролетариата». Возможно, «стебался» в адрес Сталина, но народ-то верил. Как и сталинской Конституции, написанной им вместе с Бухариным…

Не помогло. Дождливой сентябрьской ночью 36-го бригада в черной «эмке» явилась еще за одним жителем Дома. С редкостным (даже как будто исследовательским) хладнокровием «ехидна революции» признал всю несуразицу, как выразились некоторые комментаторы, «еврейского содействия антисемитскому извергу Гитлеру». Что был агентом японской разведки, что готовил убийство Сталина… Получив «только» 10 лет, через два года гибнет в Верхнеуральском лагере по-простому, с проломленной головой.

«Бедный Йорик», – задумчиво бормотал Гамлет, сдувая прах с черепа придворного шута. «Бедный Карлик», – можем повторить и мы по поводу Радека, выбросив его пропагандистскую трескотню, но хоть оставив на память «приколы», где он был наверняка более искренен. «Как избавиться от клопов? – организуйте из них колхоз…».

Символично имя одного из пяти первых Маршалов Советского Союза: Михаил Николаевич ТУХАЧЕВСКИЙ. Суждения о нем полярны и после реабилитации. Одаренный молодой военачальник, интеллектуал, скрипач, легенда Гражданской войны, ее красных побед, выдающийся организатор армии, военный теоретик – и честолюбец, беспринципный ландскнехт-наемник, строивший карьеру на измене своему классу и антинародном терроре. В самом деле, говорить о серьезной идейности, о марксистской подоплеке, об одержимости “счастьем трудового народа” не приходится. Бить близких по происхождению генералов – почему нет? Давить восставших революционных кронштадцев – всегда пожалуйста. Прорываться через “белополяков” в Европу для ее рубки – милое дело! Истреблять тамбовских мужиков, ограбленных «военным коммунизмом», – и отравляющего газа не жалко. Командующий “антитамбовской” группировкой Тухачевский и представитель ВЦИК Антонов-Овсеенко ведут себя как будущие вражеские оккупанты на советской земле. Их приказы несут бессудные расправы с заложниками в селах и волостях “оккупированного района”, где сразу отбираются «80-100 наиболее видных жителей» и строится почасовой график расстрелов за не выданное селом оружие или недонесение на членов семей “всех отсутствующих бандитов”… За найденное в доме оружие “расстреливать старшего в семье без суда”… За укрытие в доме членов семьи бандитов – “расстрел старшего работника без суда”.

В перестроечной прессе всплыли ужасающие приказы 1921 года о химических атаках на леса: “Приказываю… точно рассчитывать, чтобы облако удушливых газов распространилось по всему лесу, уничтожая все, что в них пряталось…”

Но не за это судило в 1937-м красного маршала Специальное судебное присутствие из его старых боевых соратников – Буденного, Блюхера, Алксниса. Как и Дыбенко и других, в том числе тоже будущих жертв. А за не существующий «военно-фашистский заговор» против Сталина и шпионаж в пользу немцев… Страницы знаменитого “признания Тухачевского”, шокировавшие опытных юристов в дни посмертного “реабилитанса”, отмечены засохшими пятнами крови. И все же знающие физическую силу и гордость Тухачевского удивляются, как он легко “сломался”. Есть разгадка этого в свидетельстве дочери маршала Светланы, прошедшей потом через гулаговские лагеря. Ее привели на один из допросов, где следователь сказал маршалу: “Не признаешься – подпишешь ей приговор. Но смерти будет мало – у нас есть много крепких ребят, которые могут с ней потешиться”…

Счастливый фланг когорты победителей возглавит, наверное, легендарный маршал Георгий Константинович ЖУКОВ. Скромное начало его московской жизни после округов описал в беседе с Константином Симоновым тоже маршал (тогда еще будущий) Василевский. Оба прибыли в Москву с должностей замкомдива и комполка и устраивались еще в Сокольниках в пустых казенных комнатах. «Помню, однажды выхожу я из наркомата и вижу на стоянке трамвая стоит Георгий с большой этажеркой для книг…». Ее для совершенно пустой комнаты Жуков выписал в АХО, но никак не мог втиснуться в переполненный трамвай. «Я тогда сказал ему, что раз уж такая судьба, давай пойдем пешком вместе, я тебе помогу ее тащить. Так мы и шли с Жуковым через весь город, до Сокольников, несли этажерку к месту его нового жительства».

Дистанция огромного размера отделяет этого скромного военнослужащего с казенной этажеркой на спине от хозяина подмосковной дачи в Рублево, которую по указанию Сталина в ночь с 8 на 9 февраля 1948 года негласно пошерстили «ребята Абакумова» (министра МГБ). Рассекреченный уже в новое время доклад главного СМЕРШника страны ошеломил приверженцев чистого имени легендарного полководца огромным количеством присвоенных трофейных ценностей.

Вряд ли эти «мелочи» затмят славу «Георгия-Победоносца» в народной памяти. Однако наш победитель изумил американского победителя генерала Эйзенхауэра откровением, как русская пехота наступает прямо по минным полям, из простого расчета, что от пулеметов и артиллерии все равно погибнет столько же людей… Будущий американский президент добавил к этому в своей книге: «Я живо представил себе яркую картину того, что произошло бы с любым американским или британским командующим, если бы он следовал подобной тактике».

Номенклатурное перо страны номер один – Михаил Ефимович КОЛЬЦОВ. Звезда советской публицистики и фельетонистики 30-х годов, любимец читающей публики, брат будущего долгожителя художника-карикатуриста Бориса Ефимова, стремительно взлетел и стремительно рухнул. Опрометчиво начал с дифирамбов «орлу революции» товарищу Троцкому, а когда перешел к дифирамбам «соколу революции» товарищу Сталину, репутация была уже подмочена. Хотя и сам наркомпалач Ежов у него выглядит не иначе, чем «чудесным несгибаемым большевиком, который, дни и ночи не вставая из-за стола, стремительно распутывает и режет нити фашистского заговора». Соответственно пришлось требовать «собакам собачьей смерти», в том числе и друзьям – Бухарину с Тухачевским…

Он успевал все. Второе лицо «Правды», редактор и часто организатор таких изданий, как «Огонек», «Крокодил», «За рулем», «Изобретатель», «Советское фото» и других. Множество экзотических и опасных командировок, перелеты и автопробеги. Наконец, Испания с легендарным «Испанским дневником» и деликатными поручениями к коминтерновской агентуре.

По правилам сталинского садизма, перед ночным арестом именно он 12 декабря 1938 года в Клубе писателей вдохновенно воспел сталинский же «Краткий курс истории ВКП(б) ». После чего из несчастного журналиста зверским битьем выбили «показания» на самого себя и почти на сотню друзей, включая Илью Эренбурга…

Тем временем соседский мальчик Юра, сын старого большевика Валентина Трифонова, записывал в личном дневнике:

«22 июня 1937 года. …Сегодня меня будила мама и сказала…

– Вчера ночью… у нас было большое несчастье, папу арестовали, – и чуть не заплакала. Мы были в отупении…

…3 апреля 1938 года. …Сегодня ночью пришли из НКВД и забрали маму.

… В школе еще этого никто не знает. Сейчас я читаю – «Войну и мир» Толстого. Уроки на завтра я сделал. Скоро придут испытания, как-нибудь сдержу. Ох-хо-хо! Хандра напала на меня! Мама-ааааа!!! а-а-а!!! Заливаюсь слезами».

Эти слезы откристаллизовались в «Доме на набережной» и других знаковых книгах в жанре «деидеализации» Советской власти. Автор – Юрий Валентинович ТРИФОНОВ. Роман «Нетерпение» был выдвинут Генрихом Бёллем на Нобелевскую премию. Но ее присуждают писателям только при жизни, а жизнь оборвалась слишком рано.

«Малая академия» на Берсеневке – это собрание всех наук. Самый «громкозвучный» – ракетный академик Валентин Петрович ГЛУШКО, писавший письма из одесской гимназии Циолковскому в Калугу, а из Бутырской тюрьмы – Сталину в Кремль. Меньше повезло его начальнику – руководителю РНИИ участнику гражданской войны инженеру-механику Ивану Терентьевичу КЛЕЙМЕНОВУ, расстрелянному при разгроме ракетного института. Зато выбился в генералы и начальники посадивший многих и присвоивший авторство грозной «Катюши» Андрей Григорьевич КОСТИКОВ.

Рядом с «ракетным соседством» – биологическое со своими «клеточными страстями» во всех смыслах. «Факиром» сталинского плодородия в Доме служил «народный академик» Трофим Денисович ЛЫСЕНКО. Увенчанный всеми возможными лаврами, он загнал молодую советскую генетику во «вредительскую яму», что кончилось гибелью великого генетика Николая Вавилова. Другой фланг – один из крупнейших физиологов ХХ века академик Василий Васильевич ПАРИН. Основатель медицинской кибернетики и советской космической медицины хватанул до этого лиха в роли «американского шпиона».

Был здесь и свой «пост номер один», который занимал академик-биолог Борис Ильич ЗБАРСКИЙ. Секретным местом его работы был Мавзолей Ленина. Можно «подсмотреть» священнодействие по книге его сына и коллеги Игоря Збарского. «Саркофаг открывают, слышен шум механизма, поднимающего тяжелое сооружение… Мы снимаем покрывало и, взяв за плечи и за ноги, осторожно переносим тело на хирургический стол на колесах… Мы развязываем тесемки, закрепляющие разрезанный на спине френч, осторожно снимаем одежду, разматываем резиновые бинты, тщательно осматриваем со всех сторон скрытые под одеждой поверхности тела, обрабатываем его и затем осторожно переносим в заранее приготовленную ванну… Попутно устраняли мелкие дефекты – потемнение отдельных участков, небольшие пигментные пятна, или изменение окраски… Самым тревожным было появление пятен плесени, их приходилось осторожно отмывать и дезинфицировать»…

Сохранение «священного тела» не уберегло Збарского-старшего от участи «безродного космополита». Сравнительно короткое, «всего» двухлетнее, заключение подорвало его здоровье и приблизило смерть того, кто делал тела вождей бессмертными…