Россия оказалась в ситуации, когда закупить жизненно необходимые товары невозможно, а собственное производство приходится возрождать стахановскими темпами
Есть ли ещё в стране «левши», способные создать аналоги критически важной западной продукции, или стоит надеяться только на легализацию «серого» импорта?
Выступая неделю назад перед студентами и аспирантами МАИ, премьер-министр РФ Михаил Мишустин, окончивший в своё время московский Станкин, справедливо заметил, что инженерное образование даёт всестороннее развитие и максимально широкий кругозор: «Я видел много очень хороших финансистов, экономистов, других специалистов, которые получились из, может быть, не самых лучших инженеров. Но не видел ни одного инженера, который получился бы из экономиста или финансиста». Мишустин признал, что ещё недавно престиж инженерной работы в стране был, мягко говоря, невысок. Но в новой экономической реальности приоритеты резко изменились.
Дефицит инженерных кадров и пробелы в российской системе образования страна осознала уже после первых серьёзных санкций в 2014 году и начала программы импортозамещения. Генеральный директор Завода бурового оборудования Александр Медведев рассказывал, что в попытке создать НИОКР молодых инженеров приходилось не только искать по всей России, но даже переманивать с предприятий стран бывшего СНГ.
За первые два года работы программы импортозамещения многие руководители компаний пришли к выводу, что необходимо реанимировать систему наставничества и сотрудничества с профильными учебными заведениями. Те, кто имел постоянные заказы на обслуживание сложной техники промышленного сектора и сохранил стабильный госзаказ, заключали договоры с вузами и ссузами. Предприятия воспитывали будущих сотрудников, вводили конкурсную систему и даже выделяли стипендии лучшим студентам. Но таких дальновидных руководителей оказалось немного.
Два года назад размер средней зарплаты инженера в Москве составлял 66 700 рублей. Из двух сотен вакансий только 15 процентов с зарплатой выше 80 тыс. В 2021 году инженерам в среднем платили 90 тыс. рублей. Сейчас на рынке труда в Москве эти цифры в полтора раза выше, но количество вакансий пока остаётся на прежнем уровне. В российских регионах традиционно ниже и спрос, и зарплаты. По данным HeadHunter, в прошлом году размер средней заработной платы инженеров Санкт-Петербурга доходил до 56 814 рублей, Новосибирска – 46 512, Челябинска – 39 501. Если рассматривать престиж профессии в рамках отраслей, то работа инженеров неплохо оплачивается в строительной сфере – от 50 до 90 тыс. рублей. В нефтегазовой сфере начинающие инженеры получают не больше 50 тыс., но по мере карьерного роста можно добраться до суммы 400 тыс. рублей в месяц.
Утрата фундамента
Интеграция России в европейские стандарты рыночной экономики происходила тяжело. Реформировался не только реальный сектор экономики, но и система образования. Одно из требований вступления нашей страны в ВТО касалось именно образовательного процесса. В 2003 году РФ присоединилась к Болонскому процессу, отменив систему специалитета и пятилетний цикл высшего образования.
С тех пор прошло 20 лет, регулярные соцопросы показывают, что система в целом оказалась неэффективной. О необходимости вернуться к специалитету говорят и представители высшей школы, и политики. Недавно такое заявление сделали бывший премьер-министр России Сергей Степашин и ректор МГУ Виктор Садовничий. Болонский процесс практически похоронил традиции русской инженерной школы, отмечает директор Инжинирингового центра Оренбургского государственного университета Сергей Бойко.
«Болонская система значительно урезает специальные инженерные знания. У бакалавров в программе нет гидродинамики, сопромат сильно сокращён. Раньше студенты специалитета проходили материаловедение, термех, детали машин. А сейчас всё сбили в одну дисциплину – “техническая механика”». – Сергей Бойко, директор Инжинирингового центра Оренбургского государственного университета.
– То есть внутри Болонской системы есть потери основополагающих инженерных знаний. Моё мнение – нам необходимо возвращаться к прежней системе высшего образования, – сообщил эксперт, добавив, что для возрождения инженерии вместе с системой образования должна измениться государственная техническая политика.
Падение престижа инженерных специальностей началось с приходом либеральной рыночной экономики в лихие 90-е, говорит он. Тогда государство практически прекратило формировать промышленный госзаказ, закон о стандартизации заменили законом о техрегулировании, отменили промышленные ГОСТы, ввели техрегламенты. То, что западные страны называют административными барьерами, в России было несущей конструкцией государственной промышленной политики. С отменой системы квотирования и госзаказа огромное количество промышленных предприятий и заводов просто перестали существовать. Долгое время не вкладывались деньги и в науку.
– Инженерное образование сложное, умное и очень трудоёмкое. При этом на рынке труда запроса попросту не было. К тому же социальная значимость профессии всегда определяется размером оплаты труда. Если доцент технического вуза получает 30 тысяч рублей, а бариста в кофейне или девочка в пивном ларьке – 40, то для молодых людей выбор очевиден, – говорит собеседник.
Однако для русской инженерной школы ещё не всё потеряно, полагает он. В рамках плана по достижению национальных целей развития до 2030 года университеты получают финансирование на техническое переоснащение, работают специалисты старой школы, которые могут быть наставниками. Оренбургский госуниверситет направляет группы своих магистров на производственную практику, прикрепляя их к уникальным специалистам.
Не технарь, но осознанный творец
Сергей Бойко, как и многие другие эксперты высшей школы, ссылается на книгу Степана Тимошенко «Инженерное образование в России», написанную в 1958 году. Тимошенко – один из виднейших механиков XX века, получал образование в царской России. Во время Гражданской войны эмигрировал в Соединённые Штаты, в Россию вернулся после того, как Советский Союз запустил первый космический спутник. Исследователи говорят, что поездка состоялась благодаря личной просьбе президента США. Целью визита было понять, как лапотная Россия смогла победить в космической гонке.
Степан Тимошенко анализировал системы образования двух стран и пришёл к однозначному выводу: русская инженерная школа превосходит американскую на несколько порядков. В основе нестандартных решений русских инженеров лежат не только технические знания, но и вся русская культура, включая Пушкина, Лермонтова, Чайковского. Русский инженер не просто технарь, он – осознанный творец.
Тимошенко начал преподавать в американских университетах в 1920-х годах. Прибыв туда со своим багажом знаний, он был удивлён тем, что американские инженеры не знают элементарных курсов сопротивления материалов и аналитической механики. Болонская же система образования вынудила наши университеты работать по западным стандартам, которые заведомо уступали российским. Книгу знаменитого механика упоминает и директор Института СПИНТех, почётный работник высшего образования Лариса Гагарина:
– Русский инженер – творец. Об этом в своей книге писал Тимошенко, об этом же говорит выдающийся русский учёный, доктор биологических наук, психолингвист Татьяна Черниговская. Инженеру, чтобы творить, необходимы общее развитие и широкий творческий кругозор. Таким было инженерное образование в Советском Союзе.
Лариса Гагарина последовательно критикует недостатки Болонской системы и аргументирует свою позицию. Массовизация высшего образования привела к его обесцениванию, утверждает она. До реформы существовал конкурсный отбор в вузы, и поступали лучшие, а значит, мотивированные.
– В бакалавриате не учитывается, что первые три года изучается теория. К практике переходят только в последний семестр. Получается, что на рынок труда выходят специалисты, не освоившие профессию. К тому же многие вузы сократили количество часов по основной инженерной специальности, зато прибавили английский и оставили физкультуру, – рассуждает собеседница. – Советская система давала инженерам всестороннее фундаментальное образование. Последний год обучения был сугубо практическим: курсовые работы, лабораторные, производственная практика. Государству такое образование обходилось дорого, но, учитывая потребности в специалистах, это себя оправдывало.
Современная статистика свидетельствует, что не более 40 процентов выпускников инженерных вузов идут работать по специальности. Студенты признаются, что поступили в вуз и учатся исключительно ради столичной регистрации или возможности не ходить в армию.
– Если сейчас мы начнём просто латать дыры в системе образования, толку от этого не будет. Возродить русскую инженерную школу не получится. Нужен системный подход и возрождение промышленного комплекса. Специалистам нужна практика, – убеждена Гагарина.
По Болонскому счёту
Пока апологеты Болонской системы в России сопротивляются возвращению к традиционной системе образования, к этому же решению страну подталкивают сами создатели Болонского процесса. На сайте Европейского пространства высшего образования (EHEA) опубликован протокол заседания Еврокомиссии, которое состоялось 11–12 апреля в Страсбурге. Участники заседания договорились о всесторонней поддержке украинских студентов в случае прерывания их учебного процесса. Страны – участники Болонского процесса выразили готовность оказывать материальную поддержку в восстановлении учебной инфраструктуры Украины после окончания военной спецоперации.
И главное для России: EHEA постановило прекратить все контакты и сотрудничество с любыми правительственными организациями Российской Федерации и любой другой страны Болонского процесса, поддерживающей Россию. Европейское пространство высшего образования готово взаимодействовать только с теми вузами, которые разделяют европейские ценности и выступают против политики РФ.
Пока эксперты предлагали покинуть Болонский процесс, он сам покинул нас.
Елена Черных
По материалам: “Октагон”
