Почему западные лидеры испытывают ярость к российскому Президенту. А народ любит.
Ожидаемо жесткое, но неожиданно откровенное выступление Владимира Путина в рамках Дискуссионного клуба “Валдай”, подкупившей даже зарубежных наблюдателей не по-российски личностной, доверительной манерой подачи, лишний раз подчеркнуло, какую роль в формировании образа России, ее внешнего и самовосприятия играет президент.
Для наших западных партнеров и коллег – это еще один повод поговорить о персонифицированности российской власти. Но для российского общества это, скорее, ободряющий сигнал о том, что государство, несмотря на нарастающие экономические неприятности, контролирует ситуацию и, напряженно осмысливая происходящее в мире, стремится управлять ее возможными негативными эффектами для России.
Последнее осложнение в российско-западных отношениях многими связывается с украинским кризисом. Из этого следует опасное заблуждение о том, что вместе со сглаживанием остроты ситуация со временем наступит и их нормализация. Отношения вернутся в естественное русло стратегического партнерства, возобновятся отложенные проекты в энергетике и высокотехнологичной экономике, продолжится нормальный диалог по вопросам мировой архитектуры безопасности и финансов.
Как быстро забывается, казалось бы, совсем недавняя история…
Беглого взгляда на ретроспективу диалога России с Западом последних двух десятилетий достаточно, чтобы увериться в том, что скоротечные периоды вынужденного сотрудничества лишь корректировали и перемежали фазы устойчивой и целенаправленной деградации отношений, долгосрочная цель которой – маргинализация России и небрежение ее объективных интересов. Боснийский кризис (1995), бомбардировки Белграда и первая волна расширения НАТО (1999), денонсация основополагающего договора по ПРО 1970-х годов (2001-2002), разногласия по поводу вторжения в Ирак (2003), возражения против размещение третьего позиционного района НПРО США в Европе близ российских границ, превышение франко-британской коалицией мандата резолюции СБ ООН по Ливии вопреки протестам России и Китая (2011), сирийский кризис (2013), наконец, Украина (2014). Вот реперные точки последовательного ухудшения отношений (временами, как, например, в случае с Косово в 1999-м- на грани полной заморозки), на фоне которого проблески кооперативности (сугубо прагматические и основанные на ситуативном совпадении интересов- антитеррористическая коалиция 2001 г. и ракетно-ядерная перезагрузка 2009- 2010 гг.) кажутся временными, искусственными и не отражающими сути двусторонних отношений.
С возвращением в Кремль Владимира Путина политический класс и медийные элиты западных стран – практически “в тандеме” – стали нагнетать тезис невозможности выстраивания полноценного диалога с российской властью при нынешнем президенте. На эти темы привычно высказываются и, нарушая все мыслимые протокольные нормы, лидеры всех ведущих стран Запада: Б. Обама, А. Меркель, Д. Кэмерон, Ж. Баррозу, высшее руководство Австралии и Канады. Невольно хочется задаться вопросом, не находятся ли они под впечатлением от сильного, харизматичного политика на фоне преобладания слабых, “проходных” фигур в большинстве западноевропейских демократий и США, что искажает их восприятие роли Владимира Путина. Или же это сознательный курс на дискредитацию президента как общенационального лидера с целью ослабления России, подрыва легитимности власти. Факты подсказывают: скорее, второе.
Решительные действия Москвы по защите своих интересов в Крыму, абсолютно понятные с “реалполитической” точки зрения, разумеется, добавили в непростой российско-западный диалог дополнительный элемент антагонизма. Но, повторим, не они ввергли отношения в кризис, в котором они, отношения, пребывают как минимум со второй половины 1990-х годов. (Есть и более радикальная позиция, согласно которой “холодная война”, начавшаяся с прихода большевиков к власти в октябре 1917 г., не прекращалась до сих пор.) Вспомним общую атмосферу в медийном СМИ США и их западноевропейских коллег на протяжении всего прошлого года: предречения быстрой деградации отношений нарастали по мере того как приближалась Сочинская олимпиада. Невольно складывалось впечатление, что западные страны были не прочь повторить довольно мощную в пропагандистском плане операцию бойкота Олимпиады-80. До украинских событий использовались различные поводы – от дела Сноудена и Магнитского до закона о запрете гей-пропаганды, но общий курс на дискредитацию России и лично Владимира Путина прослеживался вполне определенно.
С углублением украинского кризиса почти патологическая “фиксация” на персоне российского президента стала всеобщей и почти истерической. С марта-апреля 2014 года фигуре Владимира Путина, (псевдо-)анализу его личности, карьеры, манеры поведения и стиля управления с поразительной регулярностью (в действительности – почти ежедневно) стали посвящать целые статьи в ведущих западных издания – от “Тайм” до “Индепендент” и журнала “Экономист”. Активизировался вал соответствующей околонаучной и околоаналитической литературы. Как говорится, борьба без правил. На войне все средства хороши. А война велась настоящая, пусть и информационная.
Сквозь гущу ведущегося по российской власти огня дезинформационной войны, трудно разглядеть реальность. Трудно, но возможно. Переходное российское общество, исторически находясь в стратегически уязвимом военно-политическом окружении, как и любое общество, привыкшее жить в режиме постоянной готовности к отражению внешних угроз, выдвигает в качестве лидеров людей, воплощающих соответствующие волевые черты, и охотно героизирует их. Подобные руководители приходили к власти в подобных условиях во всех классических демократиях Запада (Рузвельт, Черчилль, де Голль).
И только по мере изменения ситуации, отхода от прорывных задач в развитии, больше востребованными в этих странах Запада становились сугубо бюрократические руководители, которых часто уже и нельзя определить как политических лидеров в реальном смысле этого понятия.
Общество тут держится на рутинности каждодневных задач, каким бы масштабными в цифровом, финансово-экономическом измерении они ни казались. Ощущение потери исторического момента, связанного с исчезновением экзистенциальных вызовов, угрожающих самому бытию этих наций, проявляется во все более утилитарном восприятии образа политика как менеджера. Его предназначение – управлять и отчитываться, а не вдохновлять и увлекать.
В 2000-х и 2010-х годах принятие тяжелых решений, в условиях возникновения экзистенциальных угроз нового типа- вроде домашнего и международного терроризма и активизацией ультранационализма, как очевидно, оставляет западную политическую элиту в состоянии полной растерянности, если не сказать – оцепенения. Отсюда – грубые стратегические ошибки и непоследовательность в стратегии.
Пример миротворца Обамы, авансом получившего Нобелевскую премию мира, а сегодня звучащего едва ли не более воинственно, чем его предшественники, – яркая иллюстрация того, как пробуждается публика США от стереотипа восприятия своей страны как гигантской корпорации. Но европейцам, затянувшим себя в коридоры евросоюзовского бюрократизма, даже до таких ограниченных прозрений бесконечно далеко.
Именно столь непривычная для западного глаза решительность российского лидера в “экзистенциальной ситуации” вокруг Крыма была принципиально не понята и отвергнута бюргерским менталитетом современной съежившейся от неуютности нового глобального мира Европы, в котором она не просто не знает, как воспринимать крепнущий Китай, растущую Индию и осмелевшую Россию. Вместо того чтобы встать вровень с ситуацией, они еще дальше уходят в мелкотемье и занудство бессмысленных, чисто европейских рассуждений о важности соблюдения норм и правил; не видят, как дискредитируют себя фактической ассоциацией с антиконституционным переворотом и националистической программой нового киевского руководства.
Российское общество и государство далеки, конечно, от полной социально-экономической обустроенности. Непреходящи и внешние угрозы, кольцо которых вокруг России – тоже не новость. Но российское общество видит перспективу и востребует героизацию лидера, который лучше других смог эту перспективу представить и сформулировать. Лишить Россию такого лидера сегодня – означает лишить ее опоры развития. Но во имя чего, каких целей?
Порой кажется, что некоторые лидеры в странах Запада вообще встали в демонстративно выжидательную позу: никакой нормализации, пока у власти в России находится Владимир Путин. Напрашивается неочевидная, но вызывающая тревогу историческая аналогия. В свое время Г. Шрёдер и Ж. Ширак уже вызвали недовольство США своей нарочито независимой позицией в отношении иракской авантюры в 2003 году. Лишившись благосклонности Вашингтона, оба лидера и стоявшие за ними политические силы довольно быстро утратили свою поддержку, и их вскоре сменили куда более сговорчивые политики. Начиная с Югославии, в более напористой форме “западники” провернули операцию по одностороннему отказу в легитимности законно избранным лидерам в Ираке, Ливии, Сирии, на Украине. Сегодня страны Запада пытаются разыграть похожий сценарий с Россией.
Однако в поразительном по своей близорукости заблуждении о том, что причина, по которой события развиваются сейчас именно так, как они развиваются, заключается в личности российского президента, высвечивается фундаментальное непонимание Западом российских интересов. К счастью, даже в США раздаются здравые голоса политологов, пытающихся показать: будь на месте Путина кто-либо другой, реакция на антиконституционные события на Украине была бы, в общем и целом, такой же, поскольку отражает императивы российского восприятия безопасности. США и страны ЕС при этом не устроит ни один из лидеров России, стоящий на разумно патриотических позициях и всерьез озабоченный обеспечением национальных интересов России. Увы, на Западе специалистов, понимающих это, явно недостаточно.
В отношениях к России на Западе очевидна несовместимость политических привычек. И привычки мы изменить не сможем. Но что в наших силах – понять, что в силу этих ли привычек, либо циничной целенаправленной политики, наши западные партнеры пытаются подорвать основы российской государственности. Для русского человека государство – само по себе ценность, а вне государства нет жизни (дело не в имманентной авторитарности мышления русских людей; это императивы климата, природно-географических условиях, гигантских расстояний). Современным европейцам не до этой тонкости различий. В государственничестве они автоматом видят ура-патриотизм и скатывание к авторитарности. Понимание этой принципиальной несовместимости поможет научиться относиться к их словам о себе более критически, выработать к внешней оценке нашей власти иммунитет и научиться оценивать ее самостоятельно- с высоты нашей культуры, нашей истории, наших обстоятельств и наших задач.
Андрей Байков
Источник: www.rg.ru
