Государство пытается вывести заемщиков из-под удара.
Дискуссии о механизмах защиты должников перед банками приобретают все большую актуальность на фоне кризиса. Пока в Думе спорят, следует ли вводить в действие закон о банкротстве физических лиц, в дело вступают инструменты, имеющиеся в распоряжении единственного должностного лица — президента России, который специальным указом помиловал проштрафившегося заемщика.
Безработный житель Краснодарского края Антон Ануфриенко, в апреле 2013 года желавший немногого — купить в кредит компьютер за 23 с лишним тысячи рублей, но деньги банку не отдавать, — едва ли мог предположить две вещи. Первое: что он попадется и предстанет перед судом. Второе: что на его дело обратит внимание Владимир Путин. И если неприятности с законом были практически предопределены, — банк крупный, с потенциальным мошенничеством разбирается в автоматическом режиме, — то президентское помилование стало абсолютно неожиданным финалом этого уголовного дела. А если бы не кризис — то, пожалуй, и невозможным.
32-летний житель станицы Брюховецкой, как явствует из материалов заседания 128-го участка мирового суда, «30 апреля 2013 года примерно в 11 часов 30 минут на почве корыстных побуждений, направленных на хищение чужого имущества путем обмана, а именно денежных средств, принадлежащих ЗАО «Банк Русский Стандарт», при заведомом отсутствии намерения выполнять условия кредита в полном объеме с целью его получения обратился в магазин «Офисная техника», расположенный по адресу Краснодарский край, Брюховецкий район, <…> где во исполнение задуманного, будучи официально нигде не трудоустроенным, в отсутствие постоянного источника дохода, заведомо не имея реальной финансовой возможности исполнять обязательств по договору кредитования, действуя умышленно и осознавая преступный характер своих преступных действий, преследуя корыстную цель наживы и предвидя неизбежность причинения своими действиями ущерба собственнику имущества, указал в анкете для получения кредита ложные сведения о своем социальном статусе, материальном положении — о мнимом трудоустройстве и наличии постоянного источника дохода».
Получив кредит, Ануфриенко, «придавая видимость законности своим преступным действиям, в период пользования кредитом двумя платежами <…> произвел частичное погашение кредита на общую сумму 3250,00 рублей, после чего от исполнения взятых на себя обязательств по погашению предоставленного ему банком кредита уклонился, а добытым преступным путем имуществом распорядился по своему усмотрению, чем достиг корыстной цели, причинив своими активными умышленными действиями ЗАО «Банк Русский Стандарт» имущественный ущерб на общую сумму 19 866, 80 рублей».
Банк подал в суд. Ануфриенко отпираться не стал и в преступлении сознался. После чего в особом порядке — без подробного рассмотрения — был признан виновным в мошенничестве в сфере кредитования, часть 1-я статьи 159 Уголовного кодекса РФ. И с учетом смягчающих обстоятельств («полное признание своей вины, раскаяние в содеянном, наличие инвалидности с детства»), получил восемь месяцев исправительных работ с удержанием 15 процентов заработка в пользу государства.
Таких случаев в стране, где общий объем кредитов у населения за последние пять лет вырос с 3,5 триллионов до 11 триллионов рублей, — тысячи, если уже не десятки тысяч. И наверняка многие осужденные обращаются за смягчением приговора, например в региональную Комиссию по помилованию, как это сделал Антон Ануфриенко. Однако механизм помилования используется главой государства не так часто, чтобы сам акт милосердия превратился в нечто рутинное и незаметное для правоохранительной и судебной системы. А прощение в связи с делом о потребительском кредите и вовсе беспрецедентно.
Примечательно, что, попади Ануфриенко (если оставить криминальную составляющую за скобками) в историю с кредитом в нынешнем году, у него все равно не оказалось бы возможности для полноценной защиты своих интересов. Что-то подобное, по идее, предлагает лишь подписанный в конце минувшего года закон о банкротстве физических лиц, однако суммы задолженности там стартуют от полумиллиона рублей.
Впрочем, закон, который шел к утверждению несколько лет, в нынешних обстоятельствах заслуживает отдельного разговора. Он должен был вступить в силу в 2016 году, но в декабре депутаты проголосовали за его досрочный старт. Уже с 1 июня те, кто не в состоянии расплатиться с долгами на сумму от 500 тысяч рублей, смогут воспользоваться процедурой банкротства и, по замыслу авторов законопроекта, получать отсрочки, рассрочки и снижение процентов до ставки рефинансирования ЦБ РФ.
При этом у коллег по депутатскому корпусу, наблюдающих за развитием кризиса в сфере кредитования, возникли новые возражения. «Следствием введения процедуры банкротства станет то, что у граждан будут изымать их имущество вплоть до жилья. Этот закон пролоббирован банками», — уверена, в частности, депутат Госдумы, заместитель главы комитета по бюджету и налогам Оксана Дмитриева. По мнению парламентария, в условиях спада производства — и, как результат, сокращения рабочих мест, увеличения безработицы и иных обстоятельств, форс-мажорных для заемщиков, — необходимы более надежные механизмы защиты людей, не по своей вине попавших в трудные финансовые условия.
Следует отметить, что чрезмерные банковские аппетиты, заложенные в первоначальные редакции проекта закона о банкротстве «физиков», были так или иначе укрощены в ходе многочисленных обсуждений. Однако в то время экономическая ситуация мало напоминала нынешнюю. Предоставит ли сейчас данный закон возможность достойного, легального выхода из финансовой катастрофы с наименьшими потерями? Или же, наоборот, он превратится в дубину антинародной войны со стороны банков, чьи юристы уже наверняка обнаружили в свежей новелле удобные плацдармы для атак на имущество разорившихся заемщиков?
Пока нормативный акт не вступит в силу, ответить на эти вопросы невозможно. И тут, пожалуй, есть смысл прислушаться к аргументам Оксаны Дмитриевой: то, во что способен в реальности превратиться любой неапробированный закон, а экономический — тем паче, едва ли добавит спокойствия и уверенности гражданам. А кризис не самый подходящий период, когда можно в обычном режиме ждать приближения правоприменительной практики к благим намерениям авторов законопроекта: риск социального беспокойства, связанного с закредитованностью населения, слишком велик.
Как же отстаивать интересы заемщиков, попавших в сложную ситуацию? Есть, к примеру, предложение губернатора Кемеровской области Амана Тулеева принять закон об ограничении штрафов за просрочку по кредитам. Имеются и многочисленные региональные инициативы, ограничивающие рост задолженностей. Говоря проще, чиновники и банкиры садятся за стол переговоров, чтобы обсудить очевидное: времена плохие, но если не подойти к долгам граждан с позиций конкретного гуманизма, то времена могут стать еще хуже. В том числе и для банкиров, чья роль в увеличении закредитованности граждан еще ждет своей оценки ввиду агрессивной рекламной политики, отсутствия четких разъяснений всей полноты обязательств и ответственности по кредитам, легкой доступности заемных денег для тех, кто заведомо не способен расплатиться без ущерба для себя.
Как видим, есть и другие механизмы, — корректировочные по форме, установочные по содержанию, — способные повлиять на правоприменительную практику по спорам заемщиков и кредитно-финансовых организаций. В России формально не функционирует прецедентное право. Но обнародованный указ президента о помиловании Ануфриенко — не просто проштрафившегося должника, а признавшего свою вину злоумышленника — лучше всего рассматривать как прямой и явный сигнал: «Пожалуйста, аккуратнее с заемщиками».
Значит, имеет смысл говорить о контурах новой — кризисной — социальной справедливости непростых обстоятельств. Не только и не столько к законным клиентам статьи 159 по кредитной ее части, сколько к гораздо более широкой категории граждан — к честным заемщикам, не по своей вине угодившим в тяжелое положение. По логике подобного решения, те, кто не поднялся в тучные времена, имеют моральное право на снисхождение во времена худые. Гибкость подхода к лечению последствий закредитованности в любом случае лучше, чем прямолинейный социал-дарвинизм.
А на долговременную перспективу — еще и гораздо эффективнее.