Операция ЦРУ под кодовым названием CKTAW была одним из особо хранимых секретов Америки. Бесценные разведывательные сведения о советских ядерных исследованиях и разработках лазерного оружия были получены не путём фотокопирования агентом секретных оригиналов и не из тайников, расположенных в глухих местах Москвы. Однако прежде чем операция закончилась, в этой большой шпионской игре был использован весь спектр технических систем американской разведки – от орбитальных спутников до секретных оперативно-технических мероприятий.
Многоходовая операция CKTAW имела своей целью контроль над подземными коммуникациями связи, которые соединяли Министерство обороны СССР с Научно-исследовательским институтом ядерных вооружений «Красная Пахра», расположенным в закрытом городке Троицке неподалёку от Москвы. Сведения, передаваемые этими двумя организациями друг другу по телефону, телефаксу и телетайпу, записывались американской разведкой во время их прохождения через безопасную, как полагали советские специалисты, часть подземного кабеля, расположенного вдоль Калужского шоссе.
Такое прослушивание каналов связи ранее уже использовалось против Советского Союза. В 1955–1956 годах операция «Берлинский тоннель», именовавшаяся в планах ЦРУ как «GOLD», была спланирована в те далёкие времена, когда советские коммуникации с подземными телефонными и телеграфными кабелями в большинстве своём шифрацией не защищались.
Однако затем, в 60-е годы, незащищённые кабельные коммуникации вышли из-под контроля американской разведки, когда правительство и военные ведомства СССР стали использовать микроволновую радиорелейную связь. Направленные радиосигналы, передаваемые в пределах прямой видимости с помощью релейной связи, обеспечивали определённый уровень безопасности. И хотя радиорелейные «тарелки» большей частью были видны издалека, их узконаправленные передачи делали радиоперехват весьма трудным делом. И только если шпионская антенна находилась на линии между «тарелками», такой перехват становился возможным.
В середине 70-х годов сотрудники американской разведки, контролирующие каналы радиосвязи в Москве, обнаружили таинственные микроволновые сигналы, происхождение которых было непонятным. После трудоёмкой работы эти сигналы были всё же идентифицированы как линия радиосвязи Министерства обороны СССР с закрытой лабораторией вооружений в Красной Пахре. Эти радиосигналы неожиданно появлялись в эфире во время сильного дождя и внезапно исчезали, когда дождь заканчивался. Специалисты ЦРУ, изучавшие загадочное явление, пришли к выводу, что периодические сигналы вызваны атмосферной аномалией, связанной с одной из уникальных архитектурных особенностей Москвы. Оказалось, что дождь создавал дифракцию передаваемых микроволновых радиосигналов, которые отражались от цинковых покрытий крыш столичных зданий. Комбинация воды и старых, столетних крыш по существу превращала узконаправленную радиорелейную передачу в подобие обычной радиосвязи с круговой направленностью, вполне доступной для обычного радиоперехвата. Дождь и точная настройка на выявленные частоты оказались для радиоразведки США именно тем, что было необходимо для прослушивания особо охраняемых тайн разработки вооружений в Советском Союзе.
Однако удача была недолгой. Когда в СССР узнали (вероятно, помогла разведка КГБ), что их микроволновые радиорелейные передачи стали доступными для перехвата спутниковыми и наземными станциями разведки, радиосигналы сначала уменьшились, а со временем полностью исчезли. Аналитики ЦРУ были уверены, что противник создал другой, более безопасный канал связи, но никто не знал, где он располагается. В конце концов, анализ фотографий нового спутника-шпиона KH-11 показал, что советские военные проложили кабели в траншее, ведущей из Москвы в Троицк. Офицеры-техники и оперативный состав ЦРУ в Москве использовали все возможные агентурные и технические источники информации, чтобы подтвердить предположение о траншее с новым каналом связи объекта «Красная Пахра».
Визуальная разведка выявила несколько люков вдоль предполагаемой линии прохождения подземного кабеля. Эти люки предназначались для ремонта и проверок системы безопасности, и если бы ЦРУ могло получить доступ к одному из таких люков, ведущих в небольшой подземный бункер, возможно, что этот важный канал секретной связи удалось бы прослушивать.
Определение наилучшей точки доступа возложили на оперативников ЦРУ, которые скрупулёзно изучили более десяти люков вдоль Калужского шоссе, около его наиболее загруженной части, рядом с Московской кольцевой автодорогой. Однако, как и все операции разведки в столице, мероприятие по изучению люков требовало чёткого планирования. Надо было точно ответить на вопросы: как часто американцы могли добираться до своих конечных целей без опасения попасть под наружное наблюдение КГБ; можно ли использовать технику скрытого фотографирования; как близко можно подобраться к люку для обследования бункера под ним и при этом не привлечь никакого внимания?
На заключительной стадии обследования люков использовались только опытные офицеры ЦРУ, а также те, кто специально был подготовлен для такого мероприятия. Каждая поездка к люкам, пешком или на автомобиле, проводилась по детальному плану, требовала дисциплины и оперативного мастерства и, что самое важное, точного подсчёта времени, чтобы быть вне подозрений КГБ. Любой американец, который передвигается по Москве один и не по привычному пути – из дома в офис и обратно, обязательно попадётся на глаза КГБ. В связи с этим старшие офицеры ЦРУ, отвечавшие за CKTAW, потребовали от всех его участников разработать новые маршруты передвижений по Москве.
Наиболее ценные оперативные фотографии были получены с помощью швейцарской фотокамеры «Тессина», специально закамуфлированной специалистами Оперативно-технической службы (ОТС). Московская резидентура ЦРУ обработала спутниковые изображения, затем свои оперативные фотографии и эскизы для того, чтобы сделать трёхмерный детальный рисунок всего участка операции, включая крупные планы особенностей местности. Важная для ЦРУ сторона постоянно загруженного Калужского шоссе имела уклон и сужение, что, в конце концов, стало причиной для отказа от люков одного за другим. В конечном счёте выбрали люк для входа, который находился в плохом с оперативной точки зрения месте, однако выбирать было уже не из чего.
Узкая часть зелёных насаждений вдоль Калужского шоссе стала одной из наиболее тщательно проверенных и изученных мест в мире. Детали люка, расположенного рядом с шоссе, были внимательно исследованы. Проблемой для ЦРУ стали пятьсот квадратных метров открытого пространства напротив нужного места и подозрительное, как полагали оперативники, учреждение на холме на расстоянии двух километров, принадлежащее, возможно, КГБ (в дальнейшем оказалось, что ЦРУ ошибалось – подозрительное учреждение входило в систему Газпрома). Была, однако, и положительная деталь – участок зелёных насаждений, который тянулся параллельно шоссе. Хотя ширина этой полосы была всего 15 метров, листва деревьев создавала в тёплое время года хорошее прикрытие для того, чтобы приблизиться к люку.
Несколько месяцев офицеры ЦРУ тайно исследовали, фотографировали и даже ненадолго забирались в люк. Всё это позволило оценить трудности вскрытия люка, измерить подземный бункер под ним и глубину воды, которой был залит пол, а также убедиться в том, что кабели коммуникаций оказались в пределах доступности. Советские специалисты не только заэкранировали кабели, но и установили датчики сигнализации для обнаружения любого чужого вторжения. Теперь требовалось, не касаясь проводников, выявить кабель, по которому передавалась важная для ЦРУ информация и при этом не повредить целостности всех слоёв изоляции.
Выявление кабеля было серьёзным делом. Учитывая важность секретов, передаваемых по кабелю, ЦРУ в 1977 году организовало беспрецедентную техническую, высоко рискованную и дорогостоящую программу проведения этого мероприятия.
Техническая экспертиза показала, что потребуется координация действий инженеров различных специальностей для проектирования и создания оборудования и датчиков. Затем следовало укомплектовать группу офицеров-техников и оперативных офицеров ЦРУ, которым предстояло установить и обслуживать систему перехвата в Москве. Впоследствии в эту группу вошли офицеры Директората науки и техники ЦРУ, офицеры Оперативного директората, а также сотрудники Агентства национальной безопасности США. Руководство технической частью операции осуществлял Офис разработки и создания Директората науки и техники ЦРУ, который был ответственным за программу спутников и высокочувствительных датчиков. Команда конструирования включала в себя несколько инженеров OTС, которые ранее были задействованы в подразделении радиоперехвата, а также сотрудников Национального фотографического центра исследований и оперативных подразделений советского и восточно-европейского направлений ЦРУ.
Ключевым компонентом новой системы перехвата была сенсорная муфта, которая должны была «охватывать» экранированный кабель для контроля сигналов и записи их на магнитофон большой ёмкости. Записанные сигналы должны были отсылаться в Лэнгли, где с помощью сложного дешифровального оборудования проводился анализ и расшифровка перехваченных электронных импульсов.
Пока шла разработка специальной системы перехвата, тайная деятельность вокруг люка продолжалась. Лэнгли и резидентура в Москве обменивались записками, телеграммами, толстыми пачками оперативных фотографий и спутниковых снимков, а также предложениями оперативников вместе со сводками о работе наружного наблюдения КГБ. Особо важные документы передавались с дипкурьерами. Оценка всех деталей потребовала многочасовых обсуждений в Лэнгли и среди оперативных офицеров резидентуры в Москве.
Сотрудники московской резидентуры также периодически посещали люк и бункер под ним для подготовки к установке сенсорной муфты и устройства регистрации. Несколько оперативных офицеров прошли обучение в полноразмерной точной копии подземного бункера, созданного на «Ферме» – секретном учебном объекте ЦРУ в США. Во время тренировок офицеры познакомились с основными оперативными задачами и получили практические навыки, которое им предстояло осуществить в Москве.
Кен Сикрест (здесь и далее имена американских сотрудников изменены) стал одним из оперативно-технических офицеров ОТС ЦРУ, отобранных для работы в подземном бункере. Он должен был провести измерения и оценку кабелей, чтобы определить канал с наиболее ценной информацией. Эта важнейшая фаза операции требовала, чтобы Кен оставался один в люке в течение двух весьма нервных часов.
Время для проникновения в люк был выбрано в период, когда Кен чаще всего гулял пешком, пользовался автомобилем или городским транспортом. Были собраны и тщательно изучены графики работы и маршруты московского метро, троллейбусов и электричек, часто имевшие неточности и ошибки, которые корректировались созданными в ЦРУ картами Московской области. Было точно измерено расстояние между офисом, где работал Кен, и местом расположения бункера. Также тщательно подсчитали время движения Кена в район расположения люка в течение различных периодов дня.
Чтобы не вызывать подозрений во время нахождения в районе бункера, Кен должен был маскироваться под обычного жителя Москвы. Для этого следовало учитывать типовой стиль одежды горожан, доступный американцам в Москве и при этом не привлекающий внимание наружки.
Одной из составляющих оперативной деятельности Кена стали семейные пикники, которые были частью хорошо спланированных проверочных маршрутов для выявления наружного наблюдения КГБ. Как только появлялась возможность, Кен вместе с женой и двумя маленькими детьми отправлялся в лесопарковую зону. При этом Кен никогда не расставался с рюкзаком, который стал его неизменным спутником для тех, кто мог бы за ним наблюдать. В рюкзаке была еда, напитки, игрушки и одеяла – всё то, что могло бы пригодиться в загородной прогулке.
Весенним утром 1981 года, после пяти лет оперативного планирования, наступила завершающая стадия одного из наиболее продуманных и дорогостоящих семейных пикников в мировой истории. Покидая свой дом в семейном автобусе «Фольксваген», Кен начал 35-километровую поездку, которая, казалось бы, ничем не отличалась от предыдущих путешествий. Но в этот раз каждая улица, каждый поворот и каждая остановка были предназначены для обнаружения слежки.
В ушах Кена и его жены Шарон находились маленькие наушники приёмников радиоперехвата, изготовленных специалистами ОТС. Приёмники были настроены на главную частоту наружного наблюдения КГБ. Кен также использовал второй, сканирующий радиоприёмник на шесть каналов, который мог уловить «в ближней зоне» радиопереговоры подразделений милиции и вездесущего Седьмого управления КГБ.
Кен совершил несколько автомобильных маневров. Один раз он резко остановился на дороге, выхватил ребёнка с заднего сидения и помчался в кусты для короткого перерыва по «чрезвычайной нужде». Затем Кен «по ошибке» пропустил нужный поворот, развернулся и поехал назад, чтобы свернуть на другую дорогу. Если бригада наблюдения следовала бы за ними, Кен и Шарон, выполняя эти, казалось, обычные маневры, наверняка бы увидели автомашины КГБ.
В ЦРУ хорошо изучили особенности работы Седьмого управления. Было известно, что для слежки использовалась «Волга», а также более компактные «Жигули». Поскольку только в КГБ имелись автоматические мойки, их автомобили, как правило, были более чистыми по сравнению с другими транспортными средствами на столичных улицах. Кроме этого, автомашины КГБ могли похвастаться «дворниками» на ветровом стекле, столь редкими среди москвичей, имевших автомобили, с которых их часто крали, если машина была припаркована во дворе и оставлена без присмотра.
Уверенный в отсутствии слежки, Кен повернул на парковку для автомобилей около большого парка, уже давно выбранного для пикника. Семейство углубилось в лес на пару сотен метров, где Шарон на опушке расстелила одеяла. Следующие полчаса во время пикника семья наслаждалась завтраком и продолжала наблюдение за окрестностями. Затем Кен взял свой любимый рюкзак, кивнул Шарон и скользнул в лес. Этот молчаливый жест сказал ей, что, если он не вернётся к определённому сроку, то она должна погрузить детей в фургон и двигаться домой самостоятельно. А дома, используя заранее запланированный сигнал, Шарон поставила бы в известность резидента ЦРУ, что Кен не вернулся к намеченному сроку.
Как только Кен покинул семейство, то опять начал «заметать следы». Он был хорошо осведомлён о том, что Седьмое управление КГБ не всегда задерживало или арестовывало подозрительных офицеров разведки ЦРУ во время операций, а часто продолжало наблюдение в надежде на то, что слежка приведет их к агенту или к тайнику. Кен знал также, что толпу могли использовать наблюдатели и осведомители КГБ. Медленно бредущий, опираясь на палку, старик в полотняной шляпе и молодая пара, гулявшая, взявшись за руки, по дорожке, мать с детьми, вышедшая на несколько часов из своей маленькой квартиры, или тучная женщина средних лет с авоськами, качавшимися в такт её движения, – любой из них мог оказаться сотрудником Седьмого управления. Этот специфический оперативный психоз офицеры разведки называли «видимыми призраками».
Одежда Кена «под москвича» была куплена на барахолках и в магазинах «поношенной одежды» в Вене, Восточной Германии и Варшаве, затем она была тщательно осмотрена, учтена и упакована в Лэнгли перед отправкой в Москву, где хранилась в безопасном месте, чтобы избежать любых возможностей и попыток КГБ пометить её специальным химическим препаратом для отслеживания перемещения Кена.
Кен прибыл в СССР в 1979 году, после завершения шестимесячного интенсивного курса изучения русского языка. Как часть оперативного прикрытия, Кен использовал интерес к столичной культурной жизни, никогда не пропускал возможности показывать знакомым городские достопримечательности и тратил много свободного времени, насколько это было возможно, чтобы бывать на свежем воздухе вместе со своим семейством. В действительности же тщательно продуманные экскурсии Кена и его интерес к загородным прогулкам отрабатывался с единственной целью – создать предсказуемый образец деятельности, которая началась в день, когда он прибыл на работу, и продолжалась бы до тех пор, пока он не покинет страну.
Подобно другим американцам в Москве, Кен был потенциальной целью для наблюдения и оценки КГБ. В течение первых нескольких недель он пришёл к выводу, что попал в середину списка КГБ, а техника радиоперехвата также не показывала активной слежки за ним.
Теперь на Кене была старая коричневая фетровая шляпа с широкими полями, недорогие ботинки, пальто до колен и грубоватые, дешёвого покроя брюки. На одном его плече небрежно висел рюкзак с запасом для «пикника», который на самом деле весил почти 36 килограммов. В нём наряду с одеждой находилась новейшая аппаратура стоимостью около двадцати миллионов долларов – специальное электронное оборудование, разработанное для снятия сигналов с коммуникаций в бункере и записи их на кассетный магнитофон. Если бы всё это КГБ обнаружил, то расшифрованной оказалась бы не только эта операция, но и другие технические мероприятия ЦРУ, которые могли проводиться в других частях мира.
Пробираясь через берёзовую рощу, Кен выбрал длинный окольный путь и в общем потоке жителей Москвы вышел из леса на остановку общественного транспорта. Кен несколько раз менял автобусные маршруты. Вагоны и автобусы, в которых он ехал, уносили его далеко от люка на Калужском шоссе, чтобы спустя некоторое время он смог вернуться обратно для конечной цели своей необычной миссии.
Выйдя из автобуса на остановке, Кен прошёл пешком последние три километра. Ранее он никогда не был так близко к люку, хотя карты, фотографии и спутниковые снимки, которые он изучал в течение многих месяцев, помогали ему теперь уверенно ориентироваться.
Лесная полоса вдоль шоссе своей листвой защищала Кена от посторонних глаз, когда он стал доставать из рюкзака специально изготовленное ОТС приспособление для открывания люка. Забравшись внутрь, Кен задвинул и поставил крышку люка на место. Опустившись вниз по лестнице, он оказался в холодной воде. На боковой стороне бункера была плита с отверстиями, из которой выходили кабели в резиновой изоляции, они уходили в трубы на противоположной стене бункера. Внутри кабелей и находились линии телефонной связи.
Задача Кена заключалась в том, чтобы получить и записать образцы сигналов информации, передававшейся через множество проводов, находившихся в каждом из вложенных в трубы кабелей. Для оценки и точного выбора кабеля Кен использовал специальную электронную систему, разработанную частной подрядной фирмой для ЦРУ. Система помещалась в 11-килограммовый пакет и была похожа на прямоугольный радиоприёмник с множеством индикаторов на верхней панели и набором проводов с боковой стороны для подключения и проведения нескольких измерений одновременно.
Внутри бункера было более десятка подземных кабелей, но внимание Кена сосредоточилось на коммуникациях, имевших надёжные защитные оболочки и помещённых в газонаполненные трубы, что указывало на их важное предназначение. Чтобы получить полный фрагмент записи информации, Кен должен был «анализировать» каждый кабель.
Это была утомительная работа. Положение каждой трубы и кабеля следовало идентифицировать точным и логичным способом. Работая с контрольным списком, Кен делал образцы записей, отмечая их соответствующими примечаниями, и затем передвигался дальше к следующей группе кабелей. Закончив работу, Кен собрал инструменты и оборудование, упаковал всё в рюкзак и осторожно поднялся вверх по лестнице, отодвинув головой в сторону крышку люка.
Кен находился на некотором расстоянии от своего семейства, но теперь путь его возвращения к месту пикника был прямой и короткий. Проходя через лесопарк, Кен не заметил ничего подозрительного и нашёл укромное место для смены своей уличной маскировки. После этого он возвратился к жене и детям в том же виде, в котором уходил от них более пяти часов назад.
Не тратя попусту время, взрослые собрали детей, вещи для пикника и загрузились обратно в «Фольксваген». Ни Кен, ни Шарон не могли расслабиться, двигаясь в сторону дома, поскольку в багажнике автомобиля находились плёнки с записями и специальное оборудование, которое могло расшифровать цель их семейной поездки.
Поскольку резидент ЦРУ, руководитель Кена, не получил никаких сигналов опасности от Шарон, он пошёл в резидентуру, открыл дверь и, включив свет, увидел приклеенный к стене лист, вырванный из посольской записной книжки. На нём карандашом была написана цифра «1». Этот условный сигнал Кена говорил об успешном завершении опаснейшего этапа одного из самых важных оперативно-технических мероприятий ЦРУ в СССР.
В Лэнгли проанализировали полученные Кеном записи и провели первичную установку требуемого кабеля для последующей оценки сигналов уже с помощью более продолжительной записи. Затем в течение нескольких лет операция CKTAW успешно регистрировала канал связи между «Красной Пахрой» и Министерством обороны СССР. Однако весной 1985 года что-то пошло не так. Оперативный офицер, посланный для изъятия из устройства регистрации записанной пленки, вынужден был прервать свои действия, когда в ответ на дистанционный радиозапрос, посланный им в бункер, был получен ответный сигнал о посещении бункера кем-то посторонним. Записанную плёнку удалось получить во время второй попытки посещения бункера, предпринятой через нескольких недель. Оценка записи показала, что система контроля перестала функционировать, и все оперативные действия были прекращены.
Текст Keith Melton, Владимир Алексеенко
Иллюстрации Keith Melton Spy Museum, Boca Raton, Florida, USA
Публикацию подготовил Бахтиер Абдуллаев
