Главная геополитическая жертва 2017 года
Уходящий год стал переломным для украинского кризиса и геополитической ситуации, с ним связанной. Инициативу в мирных переговорах перехватывают американцы, Минские соглашения, подписанные в феврале 2015 года и ставшие практическим результатом функционирования нормандского формата, превратились в пустую риторику, а главным вопросом повестки дня стал казавшийся безумным еще полгода назад вопрос о миротворцах ООН. Минск-2, пожалуй, можно признать главной геополитической «жертвой» 2017 года.
Удар первый: антироссийская Америка
Американский фактор, если верить российскому телевидению или официальным лицам, сыграл едва ли не главную роль в реализации «государственного переворота» на Украине в феврале 2014 года. Свергнув Виктора Януковича и помогая очередной оранжевой революции, Вашингтон допустил серию ошибок, открыв дорогу для прихода к власти национал-радикалов, поставивших страну на грань раскола, – такую версию регулярно излагает российский президент Владимир Путин, убежденный, что «сообщником» США выступала и несмышленая Европа, вынужденная плестись в хвосте американской дипломатии. На этом фоне предложение Франсуа Олланда, да еще и прозвучавшее на мероприятиях по празднованию 70-летия высадки в Нормандии, создать четырехсторонний формат для обсуждения путей выхода из украинского кризиса было с осторожным, но все же оптимизмом воспринято Москвой.
Минские документы (протокол сентября 2014 года и соглашения февраля 2015 года) – результат работы «нормандской четверки», где Париж и Берлин пытались взять на себя роль арбитров между Россией и Украиной и одновременно гарантов выполнения взятых сторонами на себя обязательств (Россия при этом делала вид, что и она – гарант, а стороны переговоров – Украина и донецкие непризнанные республики). США к этому не имели прямого отношения, однако Вашингтон регулярно подчеркивал, что находится на постоянной связи с Европой, а реализуемая ею политика является исключительно консенсусной. На тот момент действительно можно было говорить, что образовалась прочная связка Вашингтон – Берлин, где, однако, инициатива была все же сосредоточена в руках «железной Меркель», для которой аннексия Крыма стала глубоким потрясением.
Диалог между Россией и США по украинскому вопросу носил скорее формальный характер и был малоэффективен. Владислав Сурков, отвечающий в России за «проблемные территории» (Донбасс, Южная Осетия, Абхазия), периодически, хотя и не слишком часто встречался с заместителем госсекретаря Викторией Нуланд, что не имело никакого смысла, кроме как лишний раз удостовериться, что стороны совершенно не понимают друг друга. Время от времени Нуланд также пересекалась с замминистра иностранных дел Григорием Карасиным: сообщения о том, как они «обсуждали конституционную реформу» на Украине, сегодня кажутся смешными.
На этом фоне американский фактор имел опосредованное значение: через отношения Киева и Вашингтона (Украина получала достаточно выраженную поддержку со стороны США, но скорее в виде риторической дипломатии, то есть на словах) и через отношения Вашингтона и Берлина, что на самом деле тоже не играло особой роли, так как оценки США и Германии в отношении политики России были в значительной степени идентичны.
Все изменилось после избрания нового американского президента Дональда Трампа, спровоцировавшего среди прочего своей «несистемностью» мощную антироссийскую волну, гасить которую пришлось не менее антироссийскими ответными мерами. Наряду с новой, крайне жесткой (даже в глазах европейцев) санкционной политикой США взялись за Украину.
Начиная с того, как было принято решение назначить Курта Волкера спецпредставителем Госдепа по Украине, роль США в «большом диалоге» вокруг Украины перестала быть формальной. США впервые с начала геополитического кризиса вокруг Украины предложили альтернативный европейскому проект урегулирования, который выходит далеко за рамки Минских соглашений и, надо согласиться с российской стороной, фактически их подменяет.
Что предлагают США? Из многочисленных интервью Курта Волкера становится понятно, что речь идет о введении на территорию Украины миротворческой миссии ООН численностью 20 тысяч человек, вооруженных и способных обеспечить полный контроль над зоной конфликта, включая и российско-украинскую границу. Волкер утверждал, что за основу был взят проект российской резолюции ООН; на самом деле этот проект предусматривает введение малочисленного контингента для охраны шестисот сотрудников ОБСЕ (можно предположить, что для этого потребуется не более тысячи военнослужащих, а лучше, по мнению Москвы, обойтись и вовсе несколькими сотнями), не имеющего права передвигаться как заблагорассудится. Причем Путин был убежден, что проявил удивительную гибкость, согласившись после телефонного разговора с Ангелой Меркель расширить географию передвижений контингента. Но в любом случае речь шла о размещении военных исключительно по линии разграничения, что делает невозможным какое-либо вмешательство в то, что происходит внутри ЛНР-ДНР, а также на границе России и Украины.
Предложения Волкера, легко заметить, полностью противоречат букве и духу российского проекта (который сам был подготовлен в пику предложению Украины ввести еще более многочисленный контингент – 50 тысяч человек). Тем не менее изначально диалог с американским чиновником складывался достаточно интригующе: Волкер, в отличие от французских или немецких дипломатов, демонстрировал гораздо более глубокое понимание проблемы, менее формальный подход и способность понимать геополитический контекст происходящего. В интервью Politico он прямо говорит, что объяснял Суркову, как США готовы помочь в оказании давления на Киев (с тем чтобы заставить его выполнять политическую часть Минских соглашений), но для этого нужно лишить Украину повода сопротивляться – то есть ввести полноценных миротворцев. Мол, мы-то вас понимаем: Порошенко уперся, он не прав, но нужно немного подсобить, пойти навстречу, а мы позаботимся, чтобы потом автономия Донбасса была гарантирована (а в понимании Москвы это практически подразумевает создание пророссийских квазигосударств). В придачу к этому обещано смягчение санкций, а там, глядишь, и до нового передела мира недалеко. Волкер, не особенно скрывая, намекает: Трамп уже готов ослабить санкционный режим, но ему нужен повод: миротворцы – отличное начало для полномасштабного выхода из кризиса.
Такая попытка защитить интересы России лучше, чем это может сделать она сама, была, однако, весьма прохладно встречена Сурковым, отвергшим американский вариант «миротворческой миссии» (читай – проект большого примирения) и, судя по всему, взявшим тайм-аут на обсуждение дальнейших шагов с политическим руководством России.
Удар второй: заснувшая Европа
Активизация США совпала с потерей инициативы европейскими партнерами: Германией и Францией, ключевыми участниками нормандского формата. У Европы есть несколько «системных» тормозов. Во-первых, отсутствие прогресса по Минским соглашениям. Напомним, что главная проблема тут заключается в следующем: Россия требует сначала выполнения политической части (гарантий особого статуса ЛНР-ДНР, а де-факто – легитимации пророссийских режимов с возможностью переформатирования военных диктатур в мирные автократии) и только затем возвращения контроля Киеву над украинской границей; Украина же настаивает на обратном. Бесконечный спор «утром деньги, вечером стулья» сделал продвижение по Минским соглашениям невозможным. Франция, Германия, Россия, США и даже Украина – все понимают, что Минск не работает, но продолжают делать вид, что это единственная легитимная база для регулирования ситуации. Зачем? Один из самых интересных вопросов современной дипломатии.
На самом деле самой приверженной Минску является Россия, для которой он кажется наиболее логичной и стройной дорожной картой по выходу из кризиса при гарантированном соблюдении ее геополитических интересов. Если представить гипотетическую ситуацию, при которой Минск-2 выполнен, Россия в виде пророссийских режимов на востоке получила бы внутриукраинский рычаг влияния, легитимный, демилитаризованный вместе с гарантиями невступления Украины в НАТО. Важно понимать, что Минские соглашения значительно затрудняют, если не делают невозможным полное возвращение политического контроля Украины над ЛНР-ДНР. Поэтому кто бы и как бы ни давил на Украину, ее политический истеблишмент ни при каких условиях не пойдет на выполнение политической части Минских соглашений: у Суркова в этом плане есть все основания не доверять хитрому Волкеру.
Во-вторых, Европе не до Украины. Главный инициатор нормандского формата, Франция утратила к украинской проблематике свой интерес: во всех внешнеполитических выступлениях Макрона эта тема быстро ушла на третьестепенные места. Восточноукраинский кризис упоминается редко, через запятую с более локальными вопросами. Изначальное обещание добиваться прогресса через нормандский формат тактикой малых дел сменилось дипломатическим молчанием. Переговоры в нормандском формате состоялись лишь однажды – в июле, и закончились ничем. В декабре прошел раунд переговоров между дипломатическими советниками «нормандской четверки», но в фокусе его внимания были уже вовсе не Минские соглашения, а проекты введения миротворческой миссии.
Германия, в свою очередь, игравшая роль двигателя нормандского диалога, погрузилась в выборы и последовавшие внутриполитические распри: Ангеле Меркель есть чем заняться внутри страны.
Удар третий: переворот в ЛНР
Мало кто обратил внимание, но переворот в ЛНР имеет прямое отношение к проблеме реализации Минских соглашений. Игорь Плотницкий и Александр Захарченко поставили свои подписи под Минском-2 в феврале 2015 года. Эти подписи в Луганске и Донецке воспринимались как некая гарантия неприкосновенности: как убирать тех, кто брал на себя непосредственные обязательства по реализации важнейшего документа?
Новым главой ЛНР стал бывший министр госбезопасности Леонид Пасечник – в статусе исполняющего обязанности. Импровизированное сопровождение переворота со стороны Кремля, вынужденного вывести из игры Плотницкого, неспособного удержаться в кресле и обеспечить баланс сил на вверенной территории, создало крупную проблему: как легализовать статус его преемника? Проведение новых выборов – однозначная провокация, способная вызвать новое ужесточение санкций против России и обострение кризиса. Отказ от выборов – невозможность легализовать статус тех, кто, с точки зрения Кремля, представляет собой одну из сторон конфликта.
Москва будет вынуждена довольствоваться неполноценным статусом главы ЛНР достаточно долго, что даст Украине легкую возможность использовать это для признания нелегитимности участников прямых переговоров. Назначение самого Плотницкого спецпредставителем по выполнению Минских соглашений – не вариант: всем понятно, что в самой «республике» он уже ничего не решает (тем более не решает после своего бегства). А это значит, что и усилия Москвы по вовлечению руководства ЛНР-ДНР в мирный процесс на правах участников конфликта (что и так буксовало) тем более будут проваливаться, закрепляя инициативу за внешними игроками.
Все идет к тому, что Россия останется единственной страной, практически заинтересованной в сохранении Минских соглашений. США меняют свою линию, утверждая, что сначала следует ввести миротворческий контингент и только затем возвращаться к содержанию Минска-2 (нотогда они уже будут неактуальны в существующем виде). Франция и Германия готовы встроиться в американскую инициативу, делая вид, что это продолжает оставаться частью минского процесса. Теперь все упирается в проблему практической реализации миротворческой миссии: без одобрения России это выглядит почти невозможным, а значит, российское сопротивление станет новым поводом для санкций и новым основанием говорить о бесплодности Минских договоренностей. Остается крайне слабая вероятность, что Путин договорится с Трампом, в очередной раз поверив обещаниям учесть интересы России постфактум (сначала миротворцы, а потом особый статус ЛНР-ДНР). Но, кажется, Москва исчерпала все свои лимиты авансовой политики в диалоге с Западом. Наиболее ожидаемый итог нового вектора развития украинского кризиса: окончательная эрозия Минска-2 и новое ужесточение санкций, что кажется куда более логичным в свете все более хаотичной и непредсказуемой мировой обстановки, способствующей скорее разобщению, чем взаимопониманию.
Татьяна Становая
Источник: “Republic”
