Английские журналисты не верили, что он реальный человек
Первый мэр Москвы Гавриил Попов, узнав, что из школьной программы исключен роман «Как закалялась сталь», написал для «МК» статью с таким названием. По его убеждению, книга — памятник советской эпохи, без которой ее трудно понять. Читая книгу, он пришел к выводам, объясняющим крах социализма, несмотря на героические усилия комсомольцев.
«МК» в беседе с Галиной Островской, племянницей писателя, впервые сообщил, что за отказ участвовать в казнях Николай Островский сидел в тюрьме, и о других замалчиваемых важных сведениях.
Сегодня Лев Колодный рассказывает о жизни Николая Островского в Москве, где слепой и прикованный к постели писатель сочинил первую часть великого романа.
Дом в Мертвом переулке
В Москве Арбат и его переулки овеяны славой великих имен. Медовый месяц осчастливил на этой улице Пушкина; первая любовь пленила Лермонтова на Малой Молчановке; в арбатской квартире московские поэты чествовали Блока; в Борисоглебском переулке началась у Цветаевой в «волшебном доме» семейная жизнь; в Померанцевом переулке жил Серей Есенин…
Сюда постоянно ведут экскурсантов. Но они обходят стороной Пречистенский переулок, хотя на его доме 12 мемориальная доска гласит, что в нем Николай Островский написал первую часть романа «Как закалялась сталь». В этот дом по Мертвому переулку (так назывался при жизни писателя этот старинный проезд) он получил в 1932 году ордер на жилплощадь. Его привезли сюда в карете скорой помощи «стопроцентно нетрудоспособным».
Поселились в «полукомнате», наспех отгороженной от соседей досками. Обстановку составляли старая железная кровать, старый ломберный столик, стул, еще одна кровать, сооруженная из ящиков и досок, и еще два стула из чурок. Уходя на службу, жена оставляла лежачего мужа одного в закрытой комнате многолюдной коммунальной квартиры.
Страдая от боли, никому не известный инвалид записывал прыгающими буквами строчки в параллельных прорезях картона придуманного им «трафарета». Однажды вернувшуюся со службы Раису Николай попросил переписать несколько сброшенных на пол листов с неразборчивым текстом. Она подумала, что это письмо друзьям. Оказалось — первые страницы романа «Как закалялась сталь».
Когда отказала рука, Николай стал диктовать роман Гале, отзывчивой соседке по квартире. Диктовал родственникам, друзьям. В Российском государственном архиве литературы хранятся фотокопии 19 почерков добровольных помощников.
Центр «Интеграция» имени Н.А.Островского
Когда случилось признание? Первая часть романа «Как закалялась сталь» написана в 1931 году и напечатана в апреле 1932 года. Публикация в журнале «Молодая гвардия», органе ЦК комсомола, вызвала невиданный интерес, неожиданный для редакции. Вскоре вышло первое издание книги в Москве. За столицей последовали многие города, появился перевод в Украине на родном языке Николая, выросшего в семье, говорившей на украинском. Начали переводить и публиковать книгу в Европе и Америке.
Николай Островский стал сочинять «Как закалялась сталь» в 26 лет. На титульном листе рукописи Михаил Шолохов написал название романа «Тихий Дон» в 21 год. Когда они были подростками, разразилась Гражданская война. Оба видели, как менялась власть, переходя из рук в руки, как убивали друг друга красные и белые в Украине и на Дону. О чем молодыми издали романы, поставившие их в один ряд с классиками.
О том, что Шолохов не автор романа, начали злословить после его выхода.
О плагиате годами вещали радиоголоса Запада, о нем опубликованы десятки статей и книг.
Когда не стало советской власти, за которую сражался комсомолец Островский, начали открыто отнимать авторство и у Островского: слепой, парализованный, за него написали редакторы «Молодой гвардии» или кто-то другой. «Уж не Катаев ли левой ногой?»
После выхода книги «Как закалялась сталь» и до 1991 года, распада СССР, роман издавали 750 раз на 75 языках народов Советского Союза, переводили книгу чаще всех русских классиков.
Трижды «Как закалялась сталь» экранизировалась. Первый раз это случилось в 1942 году, в разгар Отечественной войны, когда решалась судьба государства. Павел Корчагин вдохновлял народ на фронте и в тылу. Картина срочно понадобилась, как танки и самолеты, как оружие для победы.
В Москве есть улица имени Павла Корчагина, единственная, названная именем героя романа.
Все так и не совсем так. Нет больше на Тверской, 14, музея Николая Островского в доме, где последний год жил и умер писатель. Когда искоренялась память о советском государстве, его основателях и героях, Музей революции СССР переименовали в Музей современной истории, Историко-революционный музей «Красная Пресня» превратили в Историко-мемориальный музей «Пресня». Как будто не было революций 1905 и 1917 годов и Москва не хоронила тысячи павших в борьбе.
Музей писателя преобразовали в гуманитарный центр «Преодоление» с его именем. На этом не успокоились. Теперь вот музей получил третье, конъюнктурное название — культурного центра «Интеграция» имени Н.А.Островского. Зачем?
В школах России дети больше не учат крылатые слова: «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…»
В школьной программе по русской литературе нет романа «Как закалялась сталь». В списках книг для чтения на каникулах книга не значится. На филологических факультетах университетов о Николае Островском умалчивают, как прежде предавали забвению Ивана Бунина и других замечательных писателей…
Внук и сын унтер-офицеров
В детстве Николай десять лет рос в многодетной дружной семье в любви и достатке. Дед Николая — унтер-офицер Иван Островский, оборонял Севастополь. Отец — унтер-офицер, кавалер двух «Георгиев», владел домом, землей, садом, содержал в селе чайную и корчму, где торговал водкой. Мать, Ольга Заяц, — чешка. В анкетах в графе «национальность» Островский писал «украинец».
Все рухнуло, когда мировая война прокатилась катком по родине. Семья, чтобы выжить, разделилась и поселилась в разных краях. Отец, лишившись права торговать водкой, всего, что имел, стал наемным рабочим, что дало Островскому основание написать в анкете, когда решалась судьба романа, что родился в рабочей семье. «По найму работать стал с 12 лет, образование низшее, по профессии помощник электромонтера».
Комсомольский журнал не издал бы роман сына унтер-офицера, кавалера Георгиевских крестов. Тогда как награда у авторов журнала приветствовалось пролетарское происхождение и положение рабочего.
С матерью жил Николай в маленькой Шепетовке, там учился в двухгодичной городской школе и Высшем начальном училище, дававшем неполное среднее образование.
Мировую и Гражданскую войну, петлюровцев и белополяков, бригаду Котовского и Первую Конную армию Буденного, германских оккупантов и банды Николай повидал. Его самого втянуло в воронку моря «взбаламученной России».
Под огнем артиллерии в конной атаке под Львовом в августе 1920 года его тяжело ранило шрапнелью в голову и живот. «Перед глазами… вспыхнуло магнием зеленое пламя, громом ударило в уши, прижгло каленым железом голову. Страшно, непонятно закружилась земля, перекидываясь на бок… И сразу наступила ночь».
Лечился в киевском госпитале. И состоял в то же время учеником Высшего начального училища, где радовал учителей и сдавал все экзамены на «отлично».
Как так могло быть — заниматься и воевать одновременно? Есть тому объяснение.
Когда стояли под Шепетовкой полки Красной Армии, Николая пристал к бронепоезду «Красный боец» в летние каникулы. «Как грамотному, ему предложили стать политбойцом, — вспоминал служивший на бронепоезде красноармеец. — Вскоре Островскому надоело воевать на бронепоезде. Захотел в кавалерию. Комиссар уговаривал его, но Николай заявил: «Не отпустите — убегу». Мы пошли на ремонт, а Николай — в бригаду Котовского, который проходил через эту местность. Он попал в разведывательный эскадрон Пузыревского». То был отряд Всеукраинской Чрезвычайной комиссии.
Каким образом оказался мальчишка в отряде чекистов?
«Порыв того желания жить своей мечтой бросил меня в армию в 1920 году, — признавался любимой девушке, — но я вскоре понял, что душить кого-то не значит защищать свободу, да и многое другое». Николая судил Ревтрибунал за то, что не хотел расстреливать приговоренных к смерти, за что два месяца сидел в тюрьме. Спасло от худшего малолетство.
Из бригады Котовского, как вспоминал другой боец, «буденновцы переманили его в 1-ю Конную армию, потому что был он хорошим гармонистом, а его привлек буденновский шлем». Все эти события происходили летом, во время школьных каникул.
В справке для «Молодой гвардии» написал в трех словах: «Участвовал в гражданской войне». Хотя документов, подтверждающих его слова, никому найти не удалось.
Получив аттестат, поступил в Киеве в электромеханический техникум и вместо лекций оказался на заготовке дров и строительстве железнодорожной ветки для подвоза топлива в замерзающий город.
Его избирают секретарем райкома комсомола, принимают в кандидаты и в члены РКП(б), чему он безмерно радовался. «Без партбилета железной большевистской партии Ленина… жизнь тускла. Как можно жить вне партии в такой великий, невиданный период?»
Набожный, как все в семье, Николай стал атеистом в 14 лет, увидев ужасы, творимые людьми на земле на глазах у Всевышнего. Как Павка, помнил наизусть «все тропари, Ветхий и Новый завет», Николай цитировал Библию в письмах неоднократно.
Гениальная память, не пораженная болезнью голова помогли без рук и без ног не только выжить, но и написать великий роман. Могло этого и не случиться: узнав случайно о своем диагнозе, в 18 лет выстрелил себе в сердце. Но промахнулся, попал в легкое. После лечения раз и навсегда решил — жить.
«Старый большевик» Марта
Впервые в Москве Островский появился в 22 года. С вокзала направился к Мясницким воротам на Бульварном кольце, в Гусятников переулок, дом 3, квартиру 25 на пятом этаже. По 117 ступеням поднялся на костылях, носильщик донес сверток и чемодан.
Перед приезжим открылась дверь квартиры, где жила Марта Пуринь, выпускница рижской гимназии с золотой медалью, латышская коммунистка, приговоренная на родине к расстрелу. Марта служила в «Правде» и училась в институте. Познакомился с ней Николай в санатории и влюбился в эту красивую 31-летнюю женщину. В романе ей 18 лет, она названа «маленькой латышкой» под фамилией Лауринь.
В этой квартире, впервые за многие годы хорошо отдохнув, запоем читал классиков. Три недели прожил Николай у Марты и ее подруги Надежды, отдавших ему одну из двух комнат.
В письме к брату Островский называл Марту «неразвернутой страницей в моей так рано сломленной жизни». Считал ее «старым большевиком», так как вступила в партию в сентябре 1917 года. По воспоминаниям Марты Пуринь, «в его рассказах чувствовалась большая наблюдательность, остроумие, полет фантазия, то есть одаренность». Она и другой старый большевик Иннокентий Феденев, встреченный в санатории и ставший преданным другом, помогли выбрать инвалиду путь в жизни, убедили устные рассказы записывать и публиковать, как это делают профессиональные литераторы.
Личная жизнь с Мартой не сложилась. И остаться в столице не удалось. Хождение на костылях в ЦК комсомола бывшего секретаря райкома в попытке получить назначение и службу в Москве закончилось падением и потерей сознания. Член Центральной контрольной комиссии партии Емельян Ярославский отказал в помощи: «…партия не в силах всех искалеченных товарищей лечить».
«Учусь лежа, заочно»
Пришлось жить, не имея своего угла, в разных городах, безрезультатно лечиться в санаториях и больницах. В доме родственницы ее дочь Раиса, впервые увидев Николая, подумала: «Какой красивый!» Влюбленная девушка сама, как признался Островский другу, «чудачка неглупая, физически привлекательная, заговорила о физической стороне любви», несмотря на то, что к тому времени возлюбленный потерял здоровье. Тайно от родителей они стали мужем и женой летом 1927 года.
У него появился радиоприемник: «Мне без радио нет смысла жить». Николай часами просиживал у аппарата, ловил Москву, слушал столицу Украины Харьков.
Поступает в Коммунистический университет имени Свердлова в Москве, изучает историю Запада и Америки. Пишет другу: «Учусь лежа, заочно». Прервал занятия, когда полностью ослеп.
В санатории, где вместе с Николаем лечились потерявшие здоровье в тюрьмах и ссылках старые большевики, эти влиятельные люди добились в Сочи для него сначала комнаты в подвале, потом двухкомнатной квартиры, помогали материально семье, занимались его литературными делами.
Пораженный личностью, мужеством и одаренностью Николая, Иннокентий Феденев обивал пороги редакций. «…Все мои дела в редакции делает старик Феденев, — писал Николай, — его мне послала «фортуна». Он член ВКП(б) с 1904 года, много сидел в тюрьмах, был комиссаром Конармии. Теперь руководит иностранным отделом Госбанка».
Получив разгромную рецензию, добился старый большевик второй — с положительным отзывом — в журнале «Молодая гвардия», где Марк Колосов и Анна Караваева, известные в то время литераторы, решили отредактировать и напечатать роман.
Все вышло как в пословице «Не имей сто рублей, а имей сто друзей». Один из них, руководивший знаменитой Новгородской ярмаркой, добился, чтобы принял Николая в Москве самый известный в стране офтальмолог, лечивший Ленина, профессор Авербах. Но спасти погасшие глаза никто не смог.
Благодаря неустанным хлопотам друзей у него весной 1930 года появился в Москве кров по адресу: Мертвый переулок, 12, переименованный в честь Островского после его смерти. (Теперь это Пречистенский переулок. — «МК».)
Здесь жил два года в холодное время, а в теплые дни уезжал в Сочи. Там с ним встретился, узнав о нем от библиотекаря, Михаил Кольцов, великий советский журналист. После выхода романа критика замалчивала сочинение неизвестного автора. Кольцов, потрясенный судьбой Николая, решил о нем непременно написать. Очерк под названием «Мужество» появился в центральном органе партии — газете «Правда», выходившей колоссальными тиражами. Рассказ в газете взволновал миллионы людей. О писателе и его романе узнала вся страна.
Очерк завершался здравицей: «Маленький бледный Островский, навзничь лежащий в далекой хатенке в Сочи, слепой, неподвижный, забытый — смело вошел в литературу, отодвинув более слабых авторов, завоевал сам себе место в книжной витрине, на библиотечной полке. Разве же он не человек большого таланта и беспредельного мужества? Разве он не герой, не один из тех, кем может гордиться страна».
В Сочи потянулись делегации рабочих, пионеры и комсомольцы, известные писатели Александр Фадеев, Борис Корнилов, Михаил Светлов… Пришли брат и сестра Ленина Дмитрий и Мария Ульяновы, «великий летчик нашего времени» Валерий Чкалов и его экипаж.
Очерк в «Правде» ускорил признание и положение Николая Островского. Ему назначили персональную пенсию, отовсюду присылали гонорары. Всем, кому был обязан в жизни, воздал должное, посылал родным по 5000 рублей, очень большую сумму в то время, покупал дорогие подарки.
В октябре 1935 года вышло постановление о награждении орденом Ленина. Высшую награду вручили в Сочи. Церемония транслировалась по радио по всей стране.
Вернулась к мужу после трехлетней размолвки жена Раиса.
«Это святой»
Николай Островский хотел жить в Москве, писать вблизи архивов и библиотек роман «Рожденные бурей». Но в столице, кроме «полукомнаты» в Мертвом переулке, у него и жены ничего не было.
Только когда Анна Караваева и Марк Колосов, руководители «Молодой гвардии», обратились к Сталину, все немедленно решилось. Город предоставил лучшую по тем временам трехкомнатную квартиру на главной улице Горького, бывшей Тверской. В ней произошла долгожданная встреча авторов «Как закалялась сталь» и «Тихого Дона».
В Сочи для семьи Островского по решению правительства Украины строили дом. Нарком тяжелой промышленности Орджоникидзе подарил легковую машину. К ней прикрепили водителя. По ходатайству помощника наркома обороны Ворошилова выдали военный билет, бывшему бойцу присвоили звание бригадного комиссара. Его фотографировали для газет и журналов в гимнастерке с орденом Ленина.
1935 год писатель считал самым счастливым. «Кто бы мог подумать, что у меня будет такой счастливый конец жизни, — писал он другу, — ведь если, скажем, я нечаянно погибну, чего я не хочу, то это будет гибель на боевом посту, а не на инвалидных задворках».
Английские журналисты не поверили в существование в СССР писателя Островского. Думали, что роман исполнила бригада литераторов, но после беседы с ним признались: «Бедный Островский обладал чем-то большим, чем просто умением. Он был в известном смысле герой».
Он принял посетившего СССР классика французской литературы Андре Жида, удостоенного позднее Нобелевской премии. «Встреча эта меня взволновала и растрогала. Еще чувствую в своей руке тепло руки старика, его крепкое пожатие и случайно упавшую на мою руку слезу». Это слова Островского. А вот то, что лучше всего, по-моему, о нем написано: «Я не могу говорить об Островском, не испытывая чувства глубочайшего уважения. Если мы были не в СССР, я бы сказал: «Это святой». Религия не создала более прекрасного лица. Вот наглядное доказательство, что святых рождает не только религия. Лишенная контакта с внешним миром, приземленности, душа Островского словно развивалась вверх».
«Как закалялась сталь», несмотря на обращение Совета Федерации и многих авторитетных организаций вернуть книгу в программы изучения русской литературы, остается за бортом школы. Все — за; против романа — Министерство образования и науки.
Лев Колодный
По материалам: “Московский комсомолец”
