Что скрывают данные о доходах в России
Экономист Владислав Иноземцев о том, почему статистические данные не отражают реальных показателей доходов населения.
На прошлой неделе в среде экспертов довольно активно обсуждалась тема серьезных изменений в структуре доходов россиян по источникам, из которых они их получают. Расчеты, опубликованные в «Ведомостях», показали снижение доходов от предпринимательской деятельности до минимальных с 1992 года 7,5%, а доля социальных выплат (пенсий и пособий) выросла до исторического максимума в 19,4%. Насколько информативны эти цифры, можно ли считать их неожиданными? Что они говорят о состоянии и перспективах российской экономики?
Если начать с первого вопроса, то российская статистика доходов кажется мне достаточно неинформативной. Формально она ведется «по западным стандартам» и в значительной мере похожа по результатам на те данные, которые, например, получают статистические органы США. В 2017 году в России 65,4% совокупных доходов граждан обеспечивала заработная плата— в США этот показатель составлял 68,5%. Доход от предпринимательской деятельности в России приносил 7,6% всех финансовых поступлений граждан, в США — 9,1%. Доход от собственности — 5,4% против 9,6% (но в этом случае нужно иметь в виду учет в нем capital gains, что у нас отслеживается очень плохо).
Пенсии и пособия тоже, в общем-то, не так чтобы сильно отличаются с точки зрения их роли в образовании доходов: хотя в Америке retirement accounts приносят всего 9,2% совокупных поступлений в карманы граждан [выше все данные приведены по предшествующим сноскам], они дополняются неденежными доходами: услуги по Medicaid и Medicare эквивалентны 7,3% совокупных денежных доходов граждан, продуктовые талоны — 0,7% (в итоге, не считая прочих соцпрограмм, получается доля, вполне сопоставимая с российской). Если посмотреть на статистику доходов в более «социалистических» странах Западной Европы, она окажется даже менее «прорыночной», чем в России.
Проблема, однако, состоит не в том, как распределяются доходы граждан по формальным источникам возникновения, а в том, какова природа организаций, эти доходы генерирующих. В США в экономике практически нет государственного сектора, и от зарплаты, выдаваемой из бюджета, зависят всего 17% занятых. Кроме того, пенсии там также обеспечиваются коммерческими пенсионными фондами, а не правительством. При этом огромные (порой) зарплаты в частном секторе зачастую скрывают именно доходы от предпринимательской деятельности, так как руководство корпораций привыкло получать зарплату, а не «откаты», как это принято в России. Между тем за российскими «зарплатами» как источником дохода скрываются заработки почти 35 млн «бюджетников» и значительного числа занятых в госкомпаниях.
Это не отрицает возможности говорить о источнике их доходов как о заработной плате (что и делает Росстат), но ее природа серьезно отличается от зарплат в коммерческих компаниях. В первом случае мы видим не столько создание новой стоимости в конкурентной среде, сколько перераспределение монопольной ренты. Именно это и отличает российскую экономику от западных, и внимание нужно обращать не столько на форму, в которой доходы достигают граждан (тут отличия России от развитых стран на удивление невелики), сколько на природу порождающей их деятельности (а в этом ракурсе они огромны).
«Год великого перелома»
Второй вопрос тоже достоин безэмоционального рассмотрения. Статистические ряды отчетливо показывают «год великого перелома», когда доходы от предпринимательской деятельности в России в последний раз были выше социальных выплат — может показаться шуткой, но это 2000-й год. С 1993 по 1999 год первые в среднем превышали вторые, но ненамного (14,9% против 13,8%), и были случаи, когда соотношение менялось (либо власти проявляли невиданные щедроты, как в 1996 году, либо бизнесу было очень уж плохо, как в 1999-м). С 2000 по 2018 год тренд стал предельно ясным: доля доходов от предпринимательской деятельности сократилась более чем вдвое, тогда как от социальных платежей — повысилась в полтора раза.
Последнее неудивительно — сама категория доходов от предпринимательской деятельности в России относится прежде всего к деятельности среднего и мелкого бизнеса, а также индивидуальной занятости (хотя, вероятно, если бы отнести сюда упоминавшийся Дмитрием Медведевым 1 трлн рублей, расхищаемый только на госзакупках, а также прочие проявления чиновничьего «предпринимательства», не говоря уже о том «предпринимательстве» в госкомпаниях, в котором многие преуспели больше, чем семья Арашуковых, «доходы от предпринимательства» наверняка превысили бы показатели такой «непредприимчивой» Америки). Неудивительно и повышение денежной составляющей пенсий и пособий, которое фиксирует Росстат: российское государство неспособно организовать качественные материальные и нематериальные трансферты населению и предпочитает от него откупаться.
Таким образом, историческая статистика никоим образом не порождает ощущения сенсационности показателей 2018 года: они выступают следствием давно укоренившегося тренда, переломить который сегодня невозможно: президент может сколь угодно долго требовать «повышения роли малого и среднего бизнеса», но в условиях, когда экономика стремительно огосударствляется и монополизируется (вспомним недавнюю статистику по закупкам у единственного поставщика), к этом лозунгам нельзя относиться серьезно. И опять-таки, именно рентный характер российского народного хозяйства (этот советский термин давно стоило бы принять на вооружение нашим чиновникам, перестав выдавать то, что существует в стране, за экономику) позволил правительству как постепенно задавить средний бизнес, так и раскошелиться на пенсии и пособия, а так как нефтегазовая основа благосостояния отечества пока никуда не исчезает, то и изменения тренда ожидать не стоит.
Самый предприимчивый класс
Третий вопрос, с одной стороны, очевидный, но с другой — очень неоднозначный. Конечно, в качестве итога так и просится фраза о том, что Россия шла и идет в тупик, когда государство окончательно «раскулачит» бизнес и будет тратиться только на снятие социальной напряженности. Однако ситуация, мне кажется, более сложная. В России бизнес не изживается — он, на мой взгляд, скорее приобретает новые формы. Сегодня в стране нет более «предприимчивого» класса, чем чиновничество. В России берут много взяток на «бытовом» уровне, но все это несопоставимо с окологосударственной коррупцией, поразившей как бюрократические структуры, так и контролируемые государством компании. При этом последняя далеко не всегда является незаконной: власти создают и легитимизируют условия, при которых чиновники могут заниматься бизнесом практически безнаказанно; даже если они не имеют собственных коммерческих структур, то для своего обогащения «государевы люди» выстраивают схемы, которые оказываются порой даже более сложными, чем операции многих бизнесменов. В России бизнес не «задавливают» до основания, а «выдавливают» в ткань государственных институтов, делая public service самой выгодной формой предпринимательства. Поэтому возрождение бизнес-среды в случае изменения политической ситуации может оказаться стремительным, и доля соответствующих доходов в их общем объеме может взлететь так же быстро, как в 1990-1993 годах; для этого есть все навыки, нет только решимости провести необходимые реформы. Что же касается доли пенсий и пособий в доходах, то она может сократиться лишь в условиях повышения реальных зарплат, легализации доходов от собственности (практически наверняка серьезно заниженных) и развития легального предпринимательства — пока этого нет, ситуация не изменится.
Подводя итог, можно сказать: нынешняя ситуация с распределением доходов россиян по источникам свидетельствует лишь об одном: в стране создано рентное государство, которое получает большую часть доходов образом, не предполагающим необходимости развития конкурентного сектора; перераспределяет их в основном через масштабное государство и его институты в виде предприятий бюджетной сферы и госкомпаний; и по мере возможностей «подает на бедность» гражданам старшего возраста, не допуская при этом развития коммерческой пенсионной системы и создания инструментов, которые позволили бы людям самостоятельно управлять средствами, собранными с них властями в виде социальных платежей. Это система, предполагающая примат государственной собственности, государственного предпринимательства и государственного вспомоществования сирым и бедным. Подобным состоянием совершенно не обязательно восхищаться, его можно критиковать и подвергать нападкам — но его совсем не стоит воспринимать как неожиданно возникшее, а именно так, как мне показалось, в экспертной среде были восприняты как недавние данные Росстата, так и их обобщение Институтом социального экономического анализа РАНХиГС. Что-что, а наивность отечественным экономистам и политологам не к лицу…
Владислав Иноземцев
По материалам: “Forbes”
