В гостях у Доктора Смерть

«Серийный убийца звучит привычнее, чем маньяк»

Максим Петров не единственный, кто получил прозвище Доктор Смерть в XX веке. До него так называли, к примеру, нацистского медика Ариберта Хайма, проводящего чудовищные эксперименты над заключенными в концентрационных лагерях. Но вот так, чтобы «без войны и без идеи» давший клятву Гиппократа убивал десятки людей… Здесь у Петрова только один «конкурент» — британский врач-маньяк Гарольд Шипман.

У Петрова и Шипмана даже способ убийств был один: путем введения инъекций. Мотив, как оказалось, у обоих тоже одинаковый — корыстный. Официально Петрову вменили 11 убийств, Шипману — 15. Но неофициально Петрова подозревали в сотнях, а Шипман сам признался сокамернику (кстати, тот потом скончался при загадочных обстоятельствах) в 508. И тот и другой получили пожизненные сроки.

Из досье «МК»:

Гарольд Шипман — врач общей практики, работал участковым доктором. Совершал свои убийства в период с 1975 по 1998 годы в пригороде Манчестера (Великобритания). Его жертвами были в основном пожилые люди, проживавшие на его участке (в основном женщины-пенсионерки). Преступления он совершал у них дома, когда проводил обход. Шипман вкалывал им смертельную дозу морфия и наблюдал за их смертью. Из дома он забирал сувениры и деньги, а позже стал подделывать завещания некоторых убитых стариков.

Из досье «МК»:

Максим Петров — врач-педиатр, работал на Станции скорой помощи. Совершал преступления с 1997 по 2000 годы в Санкт-Петербурге. Петров заходил в дома к пожилым пациентам (в основном женщинам), которые недавно сделали флюорографию (список взял в поликлинике). Врач измерял артериальное давление, а потом делал укол, от которого пациент терял сознание. Петров покидал место преступления, забирая деньги и даже продукты (к примеру, чай). От его действий погибли 11 человек, десятки пострадали.

Шипман покончил с собой в возрасте 57 лет в Уэйкфилдской тюрьме, а Петрову сейчас 53, и он жив-здоров вопреки любым фильмам и слухам. Вот он, передо мной, в комнате психолога колонии «Белый лебедь» (Соликамск, Пермский край).

Правильная речь, приятный голос и совершенно логичные (хоть и скупые) ответы. Но какой безумный взгляд! Как кто-то из психиатров сказал: то, что видишь, не совпадает с тем, что слышишь. Если бы старики, к которым Петров приходил домой, смотрели ему в глаза, прежде чем позволять сделать себе укол… Но зрение у пожилых пациентов слабое, а некоторые и вовсе были незрячие. А у меня от его взгляда мурашки…

— Здравствуйте, Максим Владимирович, вижу вас в добром здравии… Хотя СМИ вас давно похоронили.

— Да уж, бывает. А я на самом деле старожил колонии, 15 лет тут уже. За это время многое поменялось. Порядок лучше стал, и кормят теперь прилично.

— Если кому-то из сокамерников плохо будет, сможете сами помочь?

— Нет. Ну, во-первых, у меня нет медикаментов. Во-вторых, это здесь категорически запрещено (меня сразу накажут, поместят в карцер и т.д.).

А медицинские знания, конечно, остались. Я ведь окончил педиатрический институт, у меня богатая практика оказания медпомощи.

— Скучаете по работе врачом?

— Да, бывает. Но какой-то сильной тоски нет.

— По чему больше скучаете: по общению с пациентами или лекарствам?

— По оказанию помощи людям.

— Жутковато слышать это от вас — врача, «благодаря» которому люди не излечивались, а умирали. Вас даже прозвали Доктор Смерть. Как вам такое прозвище?

— Неприятное, мне не нравится.

— Некоторые психиатры настаивают, что почти все маньяки имеют психические отклонения.

— Есть такое.

— А у вас? Думаете, что-то было?

— Да. Но мне не нравится слово «маньяк». Бывает, что так меня называют, но это не юридическое понятие. И само слово неприятное.

— Серийный убийца звучит лучше, чем маньяк?

— Привычнее.

— И с чем были связаны ваши отклонения в психике? Вы насилию в детстве не подвергались? Вас избивали?

— Нет.

— Собак, кошек не убивали?

— Такого тоже нет. Я прошел все судебно-психиатрические экспертизы, но сам так и не понял причины. Мне всегда было неприятно видеть сцены жестокости.

«Врачи меня понимали, но не оправдывали»

— С чего все началось?

— Нужны были деньги. Мотив моих преступлений всегда был один — корыстный.

— Не потому, что приятно видеть умирающую жертву?

— Нет, нет.

— Не потому, что избавляли стариков от каких-то мук?

— Нет. Говорю же, исключительно корыстный мотив. Все мои 46 эпизодов из-за денег. Хотя доходы были несерьезные, иногда всего сотня рублей. Пара эпизодов есть — там вообще ничего.

— А вы что, с самого начала не видели, что живет человек бедно, что у него ничего нет?

— Ну да, видел, конечно. Но всегда была надежда, что люди что-то прячут, скрывают. Старики могут жить бедно, а откладывать при этом куда-нибудь в кадушку… Если бы можно сейчас все изменить, я бы ни за что не пошел в медицину. Занялся бы торговлей. Видите, медицина денег не приносит. Точнее, не приносила. В последнее время очень сильно подняли зарплату медикам. Моя бывшая жена тоже врач, она сейчас получает прилично. Но в то время такого не было. В те годы врачи были в постоянной нужде. Вопрос стоял о выживании.

— А что, совсем не было у вас в доме еды, одежды? Вам отключали за неуплату электроэнергию?

— Нет, конечно, электроэнергию не отключали, и одежда была. Еды не было. Зарплату не платили месяцами. А у нас дети уже тогда были.

— Вы приходили домой, а детей реально было нечем кормить?

— Скажем так: угроза таких моментов была. Раньше врачи были в плачевнейшем состоянии, и это ужасно. Если бы тогда было как сейчас, я бы, наверное, не совершил всего того.

Я всем делал одинаковые уколы, но не все умирали, многие выжили. Видимо, индивидуальные особенности так подействовали или доза была недостаточной…

«Шприцем убивать удобнее»

— Почему вы выбрали инъекции как способ убийства?

— Наверное, самый удобный способ.

— Может, еще исходили из того, чтоб не мучились эти ваши пациенты?

— Если в таком аспекте рассуждать, ну да, может быть. Хотя я, если откровенно, не задумывался,

— Вы искали жертв среди тех, кто сделал флюорографию. Как получали эти списки?

— Вы тоже (даже не будучи врачом) можете при желании раздобыть такой перечень, поверьте. А вообще вот что вам скажу важное. Сейчас в Интернете можно любую базу людей с медицинскими диагнозами купить. Это чревато плохими последствиями. Так сказать, предупреждаю.

Что касается меня, я брал список сделавших флюорографию, потому что там не только фамилии и возраст, но и адреса.

Из досье «МК»:

Петров, отправляясь на место совершения преступления, всегда надевал очки в качестве маскировки. У него самого со зрением было все нормально, стекла в очках — с простыми диоптриями. Отпечатков пальцев он тоже не оставлял, потому что всегда орудовал в медицинских перчатках.

— Так сложилось, что все они были пожилые…

— Да, так вышло. В обществе относятся к старым людям как к людям второго сорта, потому что они вроде как пожили уже и их не жалко… Молодых убивать сложнее со всех точек зрения. Так что это тоже играло роль.

—А сейчас, когда вы сами уже постарели, вам не жалко убиенных стариков?

— Конечно, жалко. Но мне эти старики не снятся. Треть из них, к слову, были мужчины, остальные женщины. Не специально выбирал по половому признаку. Видимо, тоже так сложилось.

— Разве это не потому, что женщина меньше способна дать отпор?

— Нет. Никто не попытался даже мне сопротивляться.

— Я знаю, что вы в своем последнем слове в суде отказались от всех показаний, кроме того, что по поддельному документу участника боевых действий ездили в общественном транспорте. Получается, что вы вину так и не признали?

— Не признал первоначально в суде, а потом признал по каким-то эпизодам. Там есть чужое.

— Не все 46 эпизодов ваши? А вы сами сколько себе бы вменили?

— Может, даже больше. Но просто из этих какие-то не мои, а какие-то вообще не прозвучали.

— А вот если бы вы сами себя судили — какой бы срок себе дали, такой же пожизненный или все-таки конкретный?

— Конечно, я сторонник конкретного срока, даже если он большой, огромный. Он, по крайней мере, имеет конец. Я бы себе дал 30 лет.

— В операции по вашей поимке участвовало 700 сотрудников правоохранительных органов. Тут вы своего рода рекордсмен. Как думаете, почему столько сил было брошено на вас?

— Это было социально значимое дело, на контроле у руководителей страны стояло. Почему так долго ловили при этом — у них спросите.

Справка «МК»:

В свое время (сразу после ареста) наш спецкор Марина Гриднева прошлась по следам «боевой славы» Максима Петрова, побывала на подстанции скорой помощи №5, где он работал. Коллеги считали его одним из самых ценных работников, за все время он получил только один выговор с формулировкой «за опоздание». По словам врачей, единственное, что настораживало: он никогда не оставался на подработки. «Зарплата-то у нас маленькая — полторы тысячи, — рассказывали врачи. — Все обычно работают сверх смены на 1,5–2 ставки. А он никогда не подрабатывал. А когда его спрашивали, он отшучивался: мол, мне на жизнь хватает. Все понимали, что с такой зарплатой жену и двоих детей не прокормить».

«Эвтаназию можно использовать в корыстных целях»

— Кто-то писал, что вы якобы по сути занимались эвтаназией — убивали тех, кто страдал из-за возраста и болезней.

— Это неправда.

— Как вы вообще относитесь к эвтаназии?

— Отрицательно. Потому что это можно использовать в корыстных целях.

— Как, например? Допустим, у человека рак в последней стадии. Если бы у нас была разрешена эвтаназия, он бы письменно попросил сделать ему укол. В чем корысть-то?

— Можно ввести его в заблуждение. Сказать ему, что он как будто бы умирает, а на самом деле не умирает… Но вообще если это воля человека, препятствовать нелепо, но и исполнять ее неправильно.

— А вот если бы, не дай бог, у вас была бы смертельная болезнь, вы бы согласились на такую инъекцию?

— Вряд ли.

— Уколов боитесь?

— Нет, не боюсь. Если заболею и придет врач, то дам уколоть себя. Но в шприце не должно быть смертельной дозы.

— Потому что обрывать жизнь — грех? Вы неверующий человек?

— Я неверующий. Атеист. Но не согласился бы на инъекцию, потому что вдруг…

Пауза.

А вдруг шанс на жизнь все-таки есть?! К смертной казни отношусь тоже отрицательно по этой причине.

— В свое время в Америке было несколько вариантов смертной казни. И один из них — как раз с помощью инъекции. Считалось, что она более безболезненная, чем любая другая, включая «электрический стул».

— А вот это совершенно верно.

— Через 10 лет вам будет 63 и подойдет время для УДО.

— Может быть, доживу. (Смеется.)

— Ну а почему может быть? У вас же тяжелых заболеваний нет.

— Это хорошо. Но в нашей жизни бывает так, что лег вечером, наутро не проснулся.

— Ваши сокамерники умирали так?

— Нет, при мне не умирали.

— Я думала, вдруг вы насмотрелись…

— Наслушался.

Вообще, хотелось бы больше всего, чтобы заработал закон об УДО. Сейчас людей не отпускают по истечении 25-летнего срока.

— Если вас выпустят, чем займетесь?

— Не медициной точно. Стал бы дворником. Спокойная профессия для стариков.

«Меня похоронили, чтобы людей успокоить»

— Европейский суд по правам человека назначил вам компенсацию за плохие условия содержания?

— Да, правда. Это было в 2012 году и касалось двух моментов: условий содержания в старом питерском СИЗО «Кресты» и разглашения материалов следствия корреспонденту (это было сделано перед судом, так что сложилось мнение у суда заранее). Такое решение ЕСПЧ могло бы привести к отмене приговора и пересмотру дела в связи с вновь открывшимися обстоятельствами.

— А почему не пересмотрели?

— Верховный суд РФ отказал. Но деньги по иску в ЕСПЧ выплатили сразу. 15 тысяч евро лично мне, еще 1350 — адвокату.

— Хорошая сумма, чтоб потратить на тюремный ларек. А посылки никто не присылает?

— Родные присылают. Мама скончалась, сестра помогает. А жена? Развелись через семь лет (она долго держалась), но отношения остались нормальные.

— Максим Владимирович, смотрели документальный фильм из серии «Криминальная Россия» про себя?

— Я сам не смотрел, нам тут такие фильмы не показывают (в колонии не разрешен просмотр криминальных новостей, лент, любых программ и фильмов, вызывающих агрессию. — Авт.). Но родственники смотрели, и неприятные ощущения он у них вызвал. Рассказывали мне, что нехороший фильм.

— В этом фильме утверждают, что вы скончались в 2007 году. Причем там даже сказано, от чего — от сердечного приступа. Якобы он, в свою очередь, был спровоцирован раком головного мозга.

— Не дождутся. (Смеется.)

— Ну а почему они так придумали?

— Не знаю. Рака у меня нет, и вообще какой-то тяжелой болезни. Сердце не болит пока. У меня повышенное давление.

А на вопрос, зачем они это сделали в фильме, отвечу так: чтобы успокоить людей, погасить в них запал.

— А вы думаете, многие бы хотели вам отомстить?

— Может быть. Но писем с угрозами мне сюда никто не писал, никто с момента ареста на меня не нападал. А создатели фильма обо мне сюда не приезжали, сняли исключительно по следам событий, находя тех правоохранителей, которые могли лишнее рассказать.

— Не знаю, удастся ли вам посмотреть этот фильм…

— Ничего страшного, если не удастся.

— А шоу «Дом-2» смотрите?

— Тут не показывают такого.

— Не так давно в одном из участников этого шоу узнали… вас! Потом писали, что он в свое время сыграл вашу роль в том документальном фильме, и сейчас его путают с вами.

— Сочувствую.

— Вы знаете, некоторые вам определяют довольно «почетное» место среди российских маньяков (на первом месте там стоит Чикатило). Вот к этой всей градации как относитесь? На какую позицию в рейтинге бы себя поставили?

— Нехорошо отношусь к таким рейтингам. И у нас такого нет — когда между собой хвалятся «подвигами».

— Я общалась с битцевским маньяком, он на самом деле очень переживал, что его кто-то обошел по количеству жертв и «подвигов».

— Я с такими стараюсь не общаться. Между собой никто из осужденных в «Белом лебеде», насколько я знаю, не хвалится преступлениями.

Ева Меркачева

По материалам: “Московский комсомолец”