Юлия Юзик: «Меня задержали дюжие женщины в черных хиджабах»

Мать четверых детей, российскую журналистку Юлию Юзик схватили в Тегеране, поместили в иранскую спецтюрьму, предъявили обвинения в шпионаже. Юлии угрожала смертная казнь. После поднявшегося шума и вмешательства МИД России к Юзик неделю не допускали дипломатов. 10 октября Юля вернулась домой. Сегодня она рассказала нам, как проходило задержание, кто причастен к ее аресту и как ей удалось выбраться.

– Юлия, давайте с самого начала. Зачем вы поехали в Иран?

– Меня пригласили мои знакомые. На протяжении года люди из Ирана настойчиво приглашали меня посетить страну. Некоторые из них имеют отношение к иранским спецслужбам. Все они гарантировали, что никаких проблем в плане безопасности у меня не возникнет.

Меня заманивали туда через различных людей. В итоге я отреагировала на приглашение своего бывшего шефа, с которым ранее работала на телеканале Iran Today. Он иранец. Старше меня в два раза, возраста моего отца.

К нему я относилась с уважением, у него хорошее чувство юмора, да и человек он был порядочный, как мне казалось на тот момент. Сработало чувство доверия. Именно он мне многократно писал в телеграме — эти сообщения сохранены, заверял, что у Ирана ко мне нет претензий, я не враг, а друг их страны. Извинялся за ситуацию, которая возникла у меня год назад в аэропорту Ирана со службой безопасности страны. Говорил, что тот вопрос урегулирован.

– То есть это была не рабочая поездка? А попытка приглашающей стороны загладить вину за прошлое недопонимание?

– Не то что бы загладить вину, нет. Меня приглашали как друга, просто сесть, поговорить и закрыть эту тему, чтобы мы не оставались врагами.

Они планировали провести экскурсию – показать мне несколько городов Ирана. Перед поездкой я заранее оговорилась, что в ноябре у меня запланирована серьезная операция, мне нельзя нервничать. По-человечески предупредила его, что мне противопоказан любой стресс. Отметила, что не хочу влезать ни в какие дела, уже не пишу на политические темы, ничем подобным больше не занимаюсь. Меня успокаивали: «Нет, нет, это дружеский визит. Мы просто пообщаемся».

– Проходила информация, что причиной вашего задержания послужило нарушение визового режима.

– Это неправда. Я беспрепятственно получила визу. Когда проходила паспортный контроль на выходе из аэропорта Тегерана, на таможенном контроле началась паника. Подошли сотрудники, говорили только на фарси. Потом они пригласили того самого человека, который меня попросил приехать в страну. Переговорили с ним. Он мне перевел: «Произошла техническая ошибка в базе данных». Добавил, что они меня отпускают в город, а завтра в Тегеране мы получим мой паспорт по бумаге, которую мне выдадут в аэропорту.

– Документы вам не вернули?

– Они забрали мои документы и выпустили из аэропорта. Я сразу попросила своего сопровождающего отвезти меня в российское консульство. Он отказался. Успокоил меня: «Не надо поднимать шум. Завтра паспорт вернут». Так я оказалась в ситуации заложника: не могла покинуть его машину, выйти самостоятельно в город.

– На следующий день паспорт вернули?

– На следующий день тот человек неожиданно отвез меня в Корпус стражей Исламской революции, где все было готово к моему допросу. Там присутствовали военные и переводчик. Я поняла — ситуация серьезная.

Допрос длился несколько часов. В какой-то момент я обозначила: если ко мне есть какие-то претензии и вопросы, я готова ответить, но сейчас требую организовать мне присутствие российского консула. Мне не разрешили. Но отпустили. Мой знакомый отвез меня в гостиницу. На вопрос, почему мне до сих пор не вернули паспорт, ответил: «Паспорт до сих пор в аэропорту. Нет проблем, вернут». Все это выглядело как хорошо подготовленный спектакль.

– К тому моменту вы уже стали понимать – дело труба?

– Я боялась поднимать панику раньше времени. Но понимала, что ситуация опасная и угрожающая. Поэтому запустила в Инстаграм фотографию, которая давала понять людям и моей семье, что происходит, что я попала в беду.

– Как дальше развивались события?

– Меня заселили в отель по той самой бумажке, которую выдали в аэропорту. Понимаете, да? Это нарушение закона. Из гостиницы меня никуда не выпустили. Я не могла поехать в консульство. Утром следующего дня меня повезли показать окрестности Тегерана.

– То есть обещанная ранее экскурсия не отменилась?

– Как видите. Я купила детям манго, подарки. Весь цинизм происходящего был в том, что сопровождающие спокойно смотрели, как я покупаю подарки, и в этот момент уже прекрасно понимали, что я больше никогда не увижу детей.

Вечером меня снова отправили в отель. Паспорта я так и не дождалась. Я целый день беспокоилась по этому поводу. Знакомый продолжал твердить, что постоянно на связи с «ребятами», завтра в 9 утра документ будет у меня на руках.

В 20.30 я зашла в гостиницу. А через 10 минут в номер вломились 6-7 вооруженных человек. Задерживали меня жестко. Среди них были специально обученные женщины в черных хиджабах, которые работают в таких отрядах. Порой эти дамы сильнее и крепче любого мужика. Во время задержания меня заламывала женщина, потому что по исламским законам мужчина не имеет права касаться меня. У меня отобрали телефон, в номере перевернули матрасы, чуть ли не резали их. Меня охватил ужас, я не понимала, что от меня хотят.

– Те, кто вас задерживал, не объяснили?

– Они крикнули на английском, что я арестована и меня отправят в тюрьму. На вопрос: «За что?», ответили, что завтра утром на суде я все узнаю. Затем меня отвезли в спецтюрьму. Переодели меня в тюремную серую пижаму. Ночевала я на бетонном полу, куда кинули одеяло.

– Вас поместили в одиночную камеру?

– Да, в одиночную. В 10.00 утра, как и обещали, отвезли в суд.

– Как выглядит иранский суд?

– Иранский суд — еще один страшный фильм. Мне не предоставили ни адвоката, ни переводчика и начали процесс без них, от меня требовалось только поставить подпись в приговоре. Я отказалась говорить без переводчика.

– Получается, на суде присутствовали только вы, судья… .

– …и человек который меня привез — охранник.

– Заседание перенесли?

– Да, на переводчика они согласились. Через 2 часа меня снова привезли в суд. Мне предоставили переводчика, который плохо говорил по-русски. В зале присутствовал человек из КСИР. Судья зачитал, что мне предъявлено обвинение в сотрудничестве с израильскими спецслужбами. Сказать, что заявление меня шокировало – не сказать ничего. Умом я понимала, что это было сделано специально. Они не могли мне предъявить сотрудничество с российским спецслужбами, потому что Иран с Россией находится в состоянии дипломатической дружбы.

– Почему на вас повесили эти обвинения?

– У них не вызывало сомнений, что я еврейка, несмотря на то, что моя мама имеет татарские корни. У меня нет израильского паспорта, гражданства, нет родственников в Израиле. Но в Иране меня все равно считали еврейкой. Решили это использовать. Потом мне объяснили, что есть какая-то Эстер — спасительница еврейского рода, о которой раньше я никогда не слышала, поскольку не так интересуюсь иудаизмом, как они. Эстер спасла израильский народ, и мне заявили, что это я. На этом моменте я офигела. Оказывается, я настолько значимый человек для Израиля и еврейского народа. На суде я стала понимать, что стала жертвой какой-то игры.

– Вам выдвинули серьезные обвинения?

– Насколько я знаю, никогда никого из обвиняемых по этой статье не выпускали из иранской тюрьмы.

– Вам грозил пожизненный срок?

– За это дают до 10 лет, пожизненно… Мне грозила смертная казнь. Как повезет. В Иране это делают легко и быстро. Если человека задерживают по криминальной статье, на следующий день его везут в суд, где сразу выносят приговор.

– Без предварительного следствия?

– Я знаю, что за преступления бытового характера, за убийство могут схватить человека, привезти в суд. Там его признают виновным и смогут казнить через повешение. Вешают людей до сих пор на подъемных кранах. Поэтому когда озвучили, что я работаю на Израиль, то я поняла, что это конец. Надежда была только на то, что Россия впишется за меня на серьезном официальном уровне. Но как Россия о узнает обо мне, если я нахожусь в секретном месте?

Суд состоялся в четверг. Меня вернули обратно в тюрьму до субботы, чтобы потом вынести уже окончательное решение суда. Все это время я просила об одном – чтобы мне дали поговорить с мамой, которая осталась одна с моими детьми, она умрет от горя, если не узнает, что со мной происходит.

– Подействовало?

– Да. Вечером мне разрешили сделать звонок матери. Предупредили, что я могу просто ей сказать, что задерживаюсь на несколько дней. К разговору я подготовилась. Понимала, что надо говорить четко, быстро, без женских истерик. Как только я услышала в трубке мамин голос, то начала: «Слушай внимательно. Я нахожусь в иранской тюрьме. Мне предъявили обвинения. Я отсюда не выберусь. Спасти меня ты можешь, если поднимешь шум, попросишь журналистов присоединиться к защите, если напишете петицию на имя Путина».

– Почему на этом моменте у вас не отобрали телефон?

– Думаю, что в первую минуту они растерялись и сфокусировались на той информации, что выдавали маме. Они думали, что я скажу что-то важное. Когда я говорила, то смотрела на тех, кто стоял рядом, и была готова к тому, что они в любую секунду прервут разговор, когда услышат, что я говорю.

– Может, они не понимали, о чем вы говорите?

– Произошел психологический феномен. Со мной стояли следователь, который вел допрос, и переводчик. Я начала четко и быстро передавать информацию, говорила маме: «Войди в телеграм, пароль такой-то», и у следователя сработал инстинкт, что нужно взять от меня всю полезную информацию. Они зависли. Следователь запоминал информационную составляющую – пароль, записывал слова: «Путин, петиции». Фокус сработал. За две минуты я выдала маме четкие инструкции.

– Что говорила мама?

– Мама говорила, что теряет сознание, голосила, что они звери. Я ее тормозила: «Ничего не говори, только слушай». Не было смысла тратить время на сопли типа «я тебя никогда не увижу, деток не увижу». От этих минут зависела моя жизнь. Когда я закончила, следователь как отрезал: «Этим звонком ты решила свою судьбу сама». Они находились в ярости.

– Поняли, что их провели?

– Да, но это был единственный шанс выбраться отсюда. Я тонула. И схватилась за тоненькую спасительную соломинку. Дальше меня снова поместили в камеру, где я находилась в полной изоляции. Я не знала, что моя сестра Вика начала раскачивать ситуацию: она нашла журналистов, выходила с пикетами, создала петицию. К моей истории подключились СМИ, люди, которые меня не знали, заступились даже те, кто ненавидел меня за какие-то вещи. Меня потрясло, что за меня боролись на самом высоком уровне. Если бы не тот звонок, не мое самообладание, не помощь семьи… Если бы не подключился народ, российские власти, то ничего бы не поменялось.

– Ваши допросы длились часами. О чем вас спрашивали?

– Допросы шли с утра до позднего вечера. Они взломали телефон, почту, соцсети. Любой мой контакт с человеком еврейского происхождения уже считался для них косвенным доказательством вины. Могли придраться к фотографии, сделанной в Тегеране. Например, спрашивали: «Что это за здание ты сняла?» «Не знаю». «Это объект государственной важности». Отсюда вывод — я шпион.

– Зачем им понадобилось обвинять вас в шпионаже?

– Я не могу об этом говорить. Это политически чувствительная тема. В Иране меня ненавидят. Они оставили себе мой айфон со всеми контактами, личными переписками, ценной информацией. Не знаю, как они это все используют, если я продолжу активно и тормошить историю. Они знают мой домашний адрес. Хотя в России меня успокоили, чтобы по поводу безопасности я не волновалась.

– То есть вся эта история не оставила вопросов лично для вас?

– Я знаю, почему это случилось, что за этим стоит, и что они хотели.

– Как вас освободили?

– В какой-то момент я уже совсем отчаялась. Готовилась к худшему развитию событий. Когда ко мне в камеру пришли и сказали – собирайся, поедем в аэропорт, я не поверила. На глаза мне одели черную повязку, посадили в машину. Сняли, только когда я оказалась в торжественном зале приемов. Что это аэропорт, я не знала. Потом в зал вошел мужчина. К сожалению, его имени я не запомнила. Он говорил по-русски: «Юлия Викторовна, пожалуйста, успокойтесь, все хорошо, вы сейчас полетите в Москву». В этот момент меня накрыло. .

– Как в тюрьме к вам относились?

– Само место ужасное, но меня не били, не насиловали, не пытали.

– Кормили?

– На удивление кормили неплохо. Поначалу я отказывалась есть. Голодала двое суток. Потом они пригрозили: если не начну есть, то мне поставят инъекции. Я испугалась. Согласилась на нормальную еду. И мне принесли контейнер, где лежали 250 граммов курятины, обжаренной на решетке с куркумой. Видимо, к еде в Иране относятся основательно.

– Туалет, душ был?

– Я находилась в женском отделении секретной спецтюрьмы. Там нет уличных преступников, воров. Но и заключенных оказалось немного. Туалет — что-то типа дырки в полу. Рядом — душ с холодной водой.

Мне предстояла операция, я только прошла курс антибиотиков, не стала рисковать здоровьем, принимать холодный душ. Один раз за неделю помыла голову. Воспользовалась туалетным шлангом, из которого шла горячая вода. Сидела на корточках рядом с отхожим местом и поливала себя.

Надсмотрщицы на своем языке причитали: мол, посмотри на кого ты похожа, приведи себя в порядок. Когда умирает надежда, тяжело поддерживать в себе силы жить. На пятый день своего пребывания за решеткой я сдалась, чтобы уж совсем не выглядеть образиной.

– Вы еще долго продержались…

– На допросах мне тоже говорили, что я мужественная и стойкая для женщины. Там я старалась держаться, несмотря на обстановку.

Допросы проходили в черной камере, мне светили в лицо, кругом стояли люди в черном.

Депрессия меня накрыла в последний день пребывания в тюрьме. Те, кто меня задерживал, знали, что снаружи ведутся переговоры на высоком уровне и понимали, что меня придется выпускать. Поэтому жестко ломали меня в последний день. Говорили, что я никогда не выйду отсюда, грубо вели беседу, словесно уничтожали меня.

После последнего допроса я вернулась в камеру, легла и решила, что больше не поднимусь. Смысл вставать, если больше не увидишь своих детей? В тот день я лежала и репетировала в своей голове, что скажу каждому из детей в последний момент, какое напутствие оставлю, думала, как маме решить юридическую ситуацию с опекой. Я не рассчитывала выйти.

И теперь не устану повторять «спасибо» тем. кто подписал петицию, кто рассказывал обо мне, спасибо МИДу, российским властям, президенту тоже скажу «спасибо». Раньше я критиковала главу государства, но наступает момент истины и понимаешь, кто тебя спас. Приятно, что Россия вступилась за своего гражданина. Если страна тебя спасла, то можно гордиться такой страной.

– Вы единственный человек, который вышел из той тюрьмы?

– Думаю, единственный.

– Раньше вы любили Иран. Ездили туда много раз…

– На протяжении шести лет ездила. Я была человеком, которого пригласили изначально в Иран через официально, через посольство. Там слушали мое экспертное мнение о России, политике, Кавказе. Я выступала с лекциями в тегеранском университете. Я не дурочка, которая просто в гости туда приезжала. И на шестой год они решили разыграть меня в своей комбинации и сделать меня шпионкой.

– Дальше станете разбираться в этой истории?

– Нет. Повторю, мне понятно, почему все произошло. Сейчас мне важно разъяснить некоторые моменты людям, которые за меня заступились. Многие считают, что я поехала туда по дурости. Признаюсь, я недооценила некоторые моменты. Совершила оплошность. Наверное, надо было в первые два дня кричать об опасности, когда у меня еще был доступ в интернет. Это моя профессиональная ошибка. Я недооценила уровень коварства иранцев, не думала, что они способны на подобные вещи. Мне даже в голову не пришло, что мне могут обвинить в шпионаже. Так что теперь я понимаю, что восток — дело тонкое.

– Больше не поедете туда?

– Хочу всех предупредить, что лучше посещать страны, где есть закон и порядок. После того, что я пережила, теперь и в Турцию не поеду. В моем списке появились страны с пометкой «стоп-лист».

Ирина Боброва

По материалам: “Московский комсомолец”