Почему через 150 лет после Гражданской войны США оказались на грани раскола?
В этом году один из главных праздников США — День независимости — оказался для американцев совсем не праздничным. В результате 379 инцидентов со стрельбой 4 июля в стране погибли 142 человека. Эксперты утверждают, что в последние полгода в США наблюдается заметный рост числа насильственных преступлений, а президентский срок Джозефа Байдена и вовсе начался со штурма Капитолия. Последствия пандемии, миграционный кризис и волнения на расовой почве дополнительно накаляют обстановку, и напряжение растет не только между политическими группами, но и внутри общества. Почему спустя 150 лет после Гражданской войны Америка вновь оказалась на грани раскола? Что сегодня означают для американцев такие понятия, как народ, нация и патриотизм? Способны ли старые символы и идеи вновь объединить американское общество? На эти и другие вопросы «Ленте.ру» ответил социально-политический философ, руководитель Центра республиканских исследований Родион Белькович.
Правый поворот
«Лента.ру»: В последнее время все чаще говорят о том, что США ждет серьезный политический раскол между сторонниками республиканцев и демократов. Значит ли это, что старые идеи, объединявшие американский народ, больше не работают?
Родион Белькович: В действительности народ США никогда не был единым — он всегда был разделен и культурно (раньше — Север и Юг, сегодня — Запад, Восток и Средний Запад), и расово, и политически (республиканцы и демократы). Так что вопрос всегда состоял только в том, насколько конституционная структура способна выдержать существующие противоречия. Я полагаю, что в текущих условиях следует говорить скорее о расширяющейся культурной гегемонии демократов, чем об угрозе раскола.
В условиях нынешней радикализации обеих политических лагерей не сделает ли это 4 июля праздником, разделяющим страну?
Обострение противоречий в стране существует, и хотя символика борьбы за независимость используется правыми движениями, я не думаю, что именно по поводу праздника может возникнуть какое-то противостояние. Разве что по поводу того, кому он принадлежит: либералам, отстаивающим индивидуальные свободы, или республиканцам, отстаивающим ценности коллективного существования, в том числе с оружием в руках.
Значит, огромное количество случаев стрельбы на 4 июля в этом году не связано с политикой? Просто совпадение?
Разговоры о постоянной стрельбе в США — полная ерунда. Давайте, во-первых, вспомним о том, что в стране живет около 330 миллионов человек. На фоне этих цифр даже увеличение случаев стрельбы на порядок было бы статистической погрешностью. Во-вторых, преступления, связанные с использованием огнестрельного оружия, характерны для районов концентрированного проживания беднейших слоев чернокожего населения в городах, где вообще самые высокие показатели насильственных преступлений, с оружием или без него.
В-третьих, на руках у гражданского населения почти 400 миллионов единиц официально зарегистрированного огнестрельного оружия, при этом основная доля преступлений совершается с использованием незарегистрированного оружия.
Иными словами, нагнетание паники по поводу оружия и стрельбы из него — инструмент той самой культурной гегемонии демократов, желающих усиления государственного контроля над жизнью простых людей.
Если республиканцы и, в частности, Дональд Трамп начнут активно обращаться к образам Войны за независимость, отцов-основателей, декларации — не вызовет ли это сильного отторжения у радикальных сторонников демократов? К чему это приведет американское общество?
В рамках BLM (движения Black Lives Matter) или каких-то радикально левых проектов может произойти что угодно. У них свой взгляд на историю, они и [второго президента США Томаса] Джефферсона, который был радикальным противником рабства, воспринимают не иначе как расиста.
Но я совершенно уверен, что на государственном уровне, в рамках риторики Белого дома ни демократы, ни республиканцы не пойдут на какие-то радикальные действия, поскольку это будет входить в конфликт даже не с рациональными соображениями, а с неким общим отношением народа к этому празднику. И хотя бы из тактических соображений и необходимости удержания электората никто на такие вещи не пойдет.
Можно ли утверждать, что сейчас Трамп формирует собственную страну внутри США Байдена?
Я не верю в то, что Трамп может быть активным самостоятельным участником политики. Трамп скорее был поводом для нового импульса и возникновения локальных политических движений, исповедующих правые, консервативные и республиканские взгляды.
Не думаю, что у Трампа есть перспективы стать лидером новой консервативной, республиканской революции. У него просто есть финансовые возможности, чтобы помогать тем или иным интеллектуальным центрам или группам внутри Республиканской партии.
Визит Трампа в Техас и во Флориду во время празднования Дня независимости тоже неслучаен? В этих штатах может сформироваться антибайденовская ось сопротивления?
Повторюсь, я не думаю, что именно Трамп на это способен. Он был внесистемным политическим игроком, и любое его сопротивление может оказаться сопротивлением «на краю».
История показывает, что неким третьим политическим силам не удается добиться успеха из-за доминирования двух основных партий. Поэтому для того, чтобы правая повестка стала политически действенной, кандидатам приходится активно внедряться в Республиканскую партию. В определенный момент у Трампа это получилось, получится ли еще у одного внесистемного игрока войти в политическую борьбу — я предугадать не могу.
Между Трампом и Республиканской партией наладилось своего рода сотрудничество после его поражения на выборах? Это начало нового этапа битвы за партию?
Одно дело — республиканский истеблишмент, а другое дело — партийцы на местах. Участие на местах стало более активным, люди действительно снова пошли в политику благодаря Трампу и во время президентства Трампа. Вопрос только в том, насколько это конвертируется в радикальных политических деятелей национального масштаба, которые могли бы занять президентское место. В этом я пока очень сильно сомневаюсь.
Проблема еще состоит в том, что Республиканская партия немного обожглась на Трампе, и в текущей политической обстановке она скорее предпочтет выждать на центристской позиции.
Тем более что контроль над партией сохраняют центристы, которые не заинтересованы в радикальных переменах. Насколько локальное сопротивление внутри самой партии может перебороть контроль, который эта партия осуществляет, в том числе и над массмедиа, — большой вопрос. Я думаю, что в ближайшее время это невозможно.
Российский фактор
Несмотря на все разногласия между элитами внутри США, и республиканцы, и демократы одинаково рьяно защищают политический миф о главенствующей роли США в мире. А какую роль этот миф отводит крупным и сильным странам, таким как Китай и Россия?
Уже в момент принятия декларации американцы брали на себя некоторую ответственность по защите именно по-своему понимаемых прав и свобод, в том числе и в мире в целом. Хотя тогда декларация, безусловно, была призвана создать скорее некую сферу изоляции, сферу независимости. Но положения этого документа впоследствии были экстраполированы на все человечество и будут использоваться для обоснования, в частности, экспансии американских представлений о правах и свободах во всем мире.
После Первой мировой войны прежняя политика изоляционизма уходит в прошлое, и страна начинает выступать в качестве мировой державы. Конец изоляционизма сформировал характер американской политики как «мирового надзирателя», которому требуется противник. Поэтому она и начинает искать себе неких внешних врагов. В мировых войнах это были немцы, потом им стал Советский Союз. Именно это соперничество с СССР стало поводом для формирования новой идентичности в США, формирования американских вариантов консерватизма и неоконсерватизма.
Эти идеологические платформы требовали не прекращения холодной войны, а ее усиления, чтобы благодаря этому сформировать новое представление о США как о самостоятельной державе с исторической миссией.
В этом смысле падение Советского Союза стало культурной проблемой, потому что оно означало прекращение этого живого противостояния.
Современная ситуация с усиливающимися Россией и Китаем, безусловно, позволяет получить новый миф о противостоянии, причем как с точки зрения демократов, так и с точки зрения республиканцев. Демократам Россия и Китай видятся угрозой для повестки прав человека, а республиканцам — противниками в геополитическом смысле.
В Белом доме есть силы, которые выступают за привлечение России на сторону США в борьбе с Китаем?
Несомненно, такие силы есть. Среди республиканцев больше людей, позитивно относящихся к России. Таким, например, был Трамп, который пытался разорвать (да и разорвал) часть соглашений с Китаем и рассматривал Китай как угрозу экономической стабильности США. Конечно, его администрация была куда более расположена к России.
Но нужно понимать, что для партийных функционеров существует не стратегическая, а тактическая повестка. Представители обеих партий говорят скорее то, что им технически необходимо говорить в их узкополитических целях. Это мы видим и в риторике [нынешнего президента США Джозефа] Байдена, которая очень плавает по отношению к России в зависимости от того, в какой переговорной ситуации он находится.
Как вы считаете, в этих условиях Россия может быть помощником или союзником США, а не только проблемой? Есть ли возможности для конструктивного диалога двух стран?
Я убежден, что это не только возможно, но и жизненно необходимо. Только речь должна идти не о диалоге между абстрактными двумя государствами, а о диалоге между двумя консервативно настроенными партнерами. Этот диалог не может быть налажен между государствами, он может быть налажен только между идеологиями. Он мог бы быть полезен как для США, так и для России, которая могла бы стать действительно консервативной. США, сменив идеологическую парадигму, в свою очередь, смогли бы избавиться от конъюнктурных политических решений, которые сейчас мы с вами видим: бунты BLM, фактически показательные процессы над полицейскими…
Точка для союза, точка для диалога — это как раз консервативная повестка, которой не хватает и США, и современной России.
Недавно министр иностранных дел России Сергей Лавров выпустил статью об особом пути России. Популярна ли такая точка зрения в США? Есть ли у Америки свой особый путь?
Безусловно, еще с самого появления североамериканских колоний их жители видели себя в качестве такого библейского «града на холме» — образцово-показательного христианского «общежития», у которого есть особая историческая миссия, впоследствии названная Manifest Destiny («Предопределенная судьба»). Действительно, американцы имеют склонность видеть себя в качестве глобальных акторов исторического процесса. Другое дело, что современная политика США противоречит этой идее. Поэтому здесь сейчас существует внутреннее идеологическое напряжение между идеей глобального христианского общества и идеей глобального всеприемлющего демократического мироустройства.
Что такое быть американцем
Мы снова вернулись к внутренним проблемам США. В чем же заключается эта политическая и идеологическая идентичность любого гражданина Штатов? Например, раньше быть американцем означало быть белым протестантом (WASP — white anglo-saxon protestant). А сегодня?
США как политическая общность сформировались в конце XVIII века. И WASP всегда были лишь частью этой общности. Да, частью очень важной, поскольку именно они были главной элитной группой в начале американского Севера, а потом и США вообще. Американцы — это очень разнородная общность, и нельзя сказать, что какая-то группа занимает в стране доминирующее положение.
Исторически WASP действительно были элитой. Но сейчас эта ситуация постепенно меняется, в том числе из-за усиления социального движения, открытия социальных лифтов (например, доступа к высшему образованию для представителей других групп). И в этом смысле сейчас уже трудно обозначить такую единую общность, которую представляли собой WASP еще в прошлом веке.
Поэтому мне кажется, что быть американцем сегодня — это уже такой технический момент.
Я не уверен, что сейчас можно говорить о какой-то «единой настоящей Америке» и «настоящих американцах». Слишком сильны внутренние противоречия, политические прежде всего, поэтому уже нельзя говорить о каком-то классическом типаже американского гражданина.
Декларация независимости во многом стала основной для появления американской нации. Какие ценности она делает определяющими для американцев?
В декларации прямо говорится о жизни, свободе и стремлении к счастью как неких базовых ценностях с точки зрения американской традиции. И это показывает неоднозначность США в отношении к предыдущей политической традиции, для которой куда важнее было понятие частной собственности.
Восстание американских колонистов было не столько либеральным (то есть стремящимся к индивидуальным свободам), сколько республиканским, ставящим во главу угла свободу общности, коллектива. Поэтому представления о том, в чем же заключается это стремление к счастью, были разными. Но все они отсылали к тому, что у жителей колоний существуют древние права англичан. Применительно к тому периоду речь шла прежде всего о правах на представительство в парламенте и справедливый суд, свободе от произвольного уголовного преследования, добровольном характере налогообложения. В этих правах и реализовывалось их стремление к счастью.
Сама же декларация, что самое важное, подчеркивает право населения на самостоятельное определение формы власти, которую должно это население иметь; то, что политическое объединение существует в интересах общества, а не в интересах власти.
И вот это представление о том, что власть есть нечто зависимое от общества, что служит обществу и может подвергнуться со стороны общества даже не критике, а просто ликвидировано им, если не соответствует ожиданиям, — вот это, наверное, самая важная часть Декларации независимости.
Власти России одно время тоже пытались создать свой «День независимости» 12 июня — по случаю принятия Декларации о государственном суверенитете. Почему у нас этот праздник так и не стал общегражданским и не имеет такого значения в государственной мифологии, как в США?
А потому, что наш народ не чувствует, что он вообще существует, не чувствует своего существования. Мы не можем почувствовать себя хозяевами на своей земле, поэтому не можем и отмечать это обстоятельство.
Пока праздники спускаются нам сверху, их никто всерьез отмечать не будет. Когда народ осознает себя как суверена, когда почувствует свою внутреннюю независимость — тогда любые дни независимости будут актуальны.
В США все было иначе. Декларация не была моментом начала борьбы с Британией за независимость. Это была некоторая точка кипения, когда уже стало понятно, что колонии теперь самостоятельные и дороги назад нет. Это момент рождения народа, момент самоопределения. И поэтому более личное и прочувствованное событие, нежели формальное принятие какого-то документа. По отношению к конституции, например, в американском обществе существуют разные позиции до сих пор, а вот по отношению к Декларации независимости существует общая положительная память, которую разделяют представители Севера и Юга, республиканцы и демократы.
Сохраняют ли сейчас Декларация независимости и дата 4 июля ту же символическую силу, что и для прошлых поколений американцев?
Для среднестатистического гражданина США — безусловно. Вопрос в том, как преподносят праздник, например, в той же школе. Для разных социальных групп этот праздник означает разное.
Для одних это либеральный момент признания индивидуальных прав и свобод, а для кого-то он продолжает означать право сообщества на защиту своих ценностей от посягательств на них извне. Прелесть этого праздника для американцев состоит в том, что каждый может найти в нем что-то важное для себя. К какой бы политической платформе они ни примыкали, какие бы взгляды они ни разделяли, 4 июля для них что-то да значит, и это все еще главный праздник для США.
Дмитрий Плотников
По материалам: “Лента.Ру”
