Как после Второй Мировой войны Германия поверила в колдовство и злых духов
Смутные времена подталкивают людей искать поддержку в сфере иррационального. Так было в 1990-е на территории постсоветского пространства, так было и в 1950-е в Европе. Книга американского профессора Моники Блэк «Земля, одержимая демонами» рассказывает о всплеске веры в колдовство на территории послевоенной Германии. С разрешения издательства «Альпина нон-фикшн» «Лента.ру» публикует фрагмент текста.
Можно сказать, что проблемы в общине начались, когда хозяин гостиницы Ганс и его жена Эрна прослышали, что Вальдемар Эберлинг, краснодеревщик, способен помочь их больному ребенку. Никто не знал, что случилось с малышкой. Супруги возили ее в больницу, где она пролежала несколько месяцев, но врачи не смогли помочь и ей не стало лучше, так что в конце концов они забрали ее домой. Это произошло в октябре 1952 года в одной из деревушек сельского района Дитмаршен, расположенной в земле Шлезвиг-Гольштейн, на самом севере Западной Германии.
Эберлинг приехал в дом семейства и лечил ребенка методом Besprechen, основанном на заклинаниях, жестах и словах. Он сказал, что ей сразу же станет лучше, так и получилось. В следующие дни и недели Эберлинг несколько раз возвращался, чтобы продолжить лечение. Он также заявил, что ребенку нужно принимать витамин С в таблетках. Семья была очень благодарна. Эберлинг получил от них жареную свинину, банку сосисок, сигареты и пиво.
Позже Эберлинг иногда ужинал с семьей. Однажды вечером, сидя с Гансом на кухне, целитель поведал, что семейство Ганса находится в лапах злой силы, которая в лице некоего человека преследует семью. В эту ночь, сказал Эберлинг, этот злодей или злодейка не сможет спать и станет ходить вокруг дома. Двое мужчин вышли на двор проверить. Там действительно кто-то был, но быстро скрылся, сказал впоследствии Ганс.
На следующее утро он пошел к Массенам — те жили через улицу — за молоком. Фрау Массен сильно побледнела, увидев его, сказал Ганс, зарыдала и выглядела очень подавленной. Эберлинг посоветовал Гансу, чтобы его домашние никогда больше не позволяли фрау Массен пересекать порог их дома. Хотя прежде они жили дружно, теперь семья Ганса и фрау Массен перестали общаться. У Ганса появилось чувство, что она хочет уничтожить его бизнес.
В следующий раз Ганс был дома у знакомого. Там оказался и Эберлинг. Бывший мэр деревни Клаус проехал мимо на велосипеде. Знакомый сказал Гансу, что только что проехал старый мэр. Ганс почувствовал в словах приятеля намек на то, что бывший мэр — «так называемая злая сила». Скоро поползли слухи, что фрау Массен — ведьма, а бывший мэр — колдун.
Герр Массен был портным, с ним работал его сын. Однажды перед Рождеством 1953 года, разговаривая с одним из отцовских клиентов, сын узнал, что его мать обвиняют в колдовстве и что обвинение исходит от Эберлинга. Сын не хотел портить матери праздник и рассказал ей обо всем лишь после Нового года. Услышав обвинения, мать приняла их так близко к сердцу, что слегла.
Доктор подтвердил, что она физически заболела из-за слухов. Сын фрау Массен пошел в полицию и сообщил, что случилось с матерью, после чего полиция навестила их семью. Фрау Массен была в таком состоянии, что не смогла дать показания. Сначала Массены отказались подавать официальную жалобу на клевету, поскольку за это надо было платить.
У Клауса, бывшего мэра, подобных сомнений не было. Слухи не имели такого сильного воздействия на него, тем более что дурная молва касалась не только его, но, как оказалось, и его родственника.
Люди говорили, что они оба колдуны, и некоторые были уверены: они повинны в нескольких случаях заболеваний местных жителей.
Клаус обошел людей, задавая вопросы и лично встречаясь с теми, кто, как он слышал, что-то об этом знал. Он подал в полицию официальное заявление и жалобу. Сын фрау Массен вскоре поступил так же. Пресса подхватила раскручивающийся сюжет. В одной из статей в газете города Киля, вышедшей под названием «Предрассудки в эпоху водородной бомбы», были размещены интервью с некоторыми участниками событий: еще одной женщиной, обвиненной в колдовстве, сыном фрау Массен и самим Эберлингом.
Отвечая на вопросы репортера, краснодеревщик изложил свою теорию, что у людей имеется два мозга, второй — вроде антенны. Если второй мозг не работает как надо, человек переживает умственный, физический или моральный упадок. Еще у людей три нервные системы: когда одна портится, кто-то должен делать переключение на вторую (доселе не использованную), чтобы она работала вместо засбоившей первой. Вот над такими проблемами, поведал Эберлинг репортерам, он и работает.
Полиция опросила местных жителей об их отношениях с Эберлингом. Иногда его лечение помогало, иногда нет — услышали полицейские от людей. За исключением фрау Массен и Клауса с его родственником, они не смогли найти больше никого, кто признался бы, что его обвиняют в колдовстве. Таким образом, у Эберлинга по большому счету была хорошая репутация целителя, и множество людей обращалось к его услугам.
Он не всегда говорил о ведьмах или злой силе. Иногда он прописывал всего лишь сливочное масло, соленую сельдь или зерна горчицы, велел пациентам не курить или не пить и советовал делать чай из корня горечавки.
Иногда рекомендовал отхлестать себя по рукам и ногам крапивой или растереть конечности спиртом и муравьиной кислотой.
Он лечил головные боли и возвращал аппетит больным детям. Он часто предлагал своим клиентам жечь зловонный порошок, так называемый дьяволов помет (Teufelsdreck) и окуривать им свои дома. Известный также под названием асафетида, этот порошок, сделанный из выжимки определенных растений, можно было купить в любой аптеке.
Однако в некоторых случаях вмешательства Эберлинга были более затейливыми. Например, в декабре 1953 году его пригласили в дом фрау Пипер, матери двух малолетних детей. Младшая девочка плакала ночи напролет. Так же вел себя ее брат, когда был маленьким. Доктора давали старшему ребенку капли, но мать была готова испробовать другой подход.
В жилище Пиперов Эберлинг выполнил Besprechen и пошел по кругу, прикасаясь к головам всех присутствовавших. «Я не смогла понять, что он бормотал», — сказала полиции фрау Пипер. Герру Пиперу было велено выйти из дома и набрать крапивы, которая вместе с раскрытыми ножницами была положена в кровать дочери. Все замочные скважины в доме были забиты ватой и швейными иглами. Эберлинг написал послания на листках бумаги — они выглядели как стихи из Библии — и дал их детям, чтобы те пришпилили к своей одежде.
Он также вручил семье записку, где было сказано, какие лекарства нужно купить у фармацевта. Наконец, он велел им взглянуть на перины детей: складываются ли перья в какие-то фигуры вроде венков или корон? Это может указывать на источник и характер болезни. Кроме того, Эберлинг дал Пиперам совет: человек, который попробует что-либо у них одолжить, и будет тем, кто вызвал болезнь их ребенка. Эберлинг ничего не попросил за свои услуги, но фрау Пипер дала ему пять марок и пять сигарет.
Как оказалось, фрау Пипер и ее семье повезло. Они не нашли никаких фигур в перьях детских перин, которые могли бы указывать, что злая сила по соседству тайком атакует их детей и делает их больными. Семья разблокировала замочные скважины и не взяла рецепт. В общем, пациенты Эберлинга считали многие из его процедур хорошими и правильными, но некоторые отвергали как суеверия.
Тем не менее люди продолжали замечать, что связанная с ним драма каким-то образом затягивает их: кто-то из больных обращался к Эберлингу за лечением и вскоре переставал здороваться с соседями или начинал полностью их избегать. Если Эберлинг все-таки находил фигуры в чужих перинах, например гнезда или птиц, то называл их важным знаком, указывающим на то, что у человека есть враги, люди, таящие против него злую волю.
Одна женщина, фрау Хеш, нашла три знака в форме сердца в семейной перине, один большой и два маленьких, про которые сказала: они выглядели «все еще немного липкими от крови». Эти фигуры, было ей объяснено, представляли «[ее] сердце и сердца[ее] маленьких детей». Эберлинг велел фрау Хеш сжечь эти сердца и спросил, есть ли у нее и ее семьи враги в деревне.
Да, сказала она, и поведала следующую историю. Ее свекор был мэром деревни, «а также занимал другие должности» в Третьем рейхе, вплоть до, как она выразилась, «падения» — конца нацистской диктатуры. После этого, по ее словам, люди очень плохо относились к нему, и «мы должны считать их своими врагами». Она назвала Клауса, ставшего мэром после ее свекра, — того самого, кто в тот день проезжал на велосипеде и которого, как показалось Гансу, определили как «злую силу». После войны именно Клаус, как сообщила полиции фрау Хеш, принимал решения по поводу «передачи». Под этим она, похоже, подразумевала, что он отвечал за перераспределение собственности в ходе денацификации.
После лечения Эберлинга фрау Хеш и ее дети почувствовали себя несравненно лучше и смогли спать по ночам. Люди заметили, насколько здоровее они выглядят. «Меня часто спрашивают, — сказала она полиции, — кто был повинен в нашей болезни». Она считала, что виновен Клаус. Клаус подал в полицию жалобу на Эберлинга, считала она, поскольку «он страдает от нечистой совести, от того, что хотел уничтожить нас».
Собрав такие показания — Эберлинга, фрау Хеш, Ганса и его жены, семьи Массенов, Пиперов и ряда других, полицейские составили резюме дела.
Деревня, где произошли эти события, на их взгляд, была «склонна к такого рода интригам». «Помешательство на ведьмах всегда управляло чувствами» здешних людей. Однако это и затрудняло полицейское расследование.
Люди явно воздерживались от обсуждения случившегося, «словно были поражены определенным страхом».
Полиция также заметила, что недавняя статья в газете об этой истории заставила многих со стороны приехать взглянуть на Эберлинга в надежде, что он сумеет им помочь. Оставалось лишь гадать, не вызовет ли появление этих вновь прибывших лишние трудности. В любом случае полиция считала вполне очевидным, что Эберлинг нарушил закон — запрет на народное целительство.
В ходе расследования полицейские задавали каждому, с кем разговаривали, вопрос, брал ли он плату: если Эберлинг лечит больных за деньги как профессионал, то определенно нарушает закон. Они также заметили, однако, что целитель склонен брать деньги только с тех, кто может себе позволить заплатить. Одной из таких пациенток, как оказалось, была фрау Хеш, мать, нашедшая комки перьев в форме сердца с кровью на них. Без дальнейших комментариев полицейский инспектор отметил в своем отчете, что ее семья — «самые финансово состоятельные фермеры в деревне». Во время правления нацистов семья Хеш выделялась, и не только в денежном отношении: они были при власти.
Полицейские отчеты и досье о деле Эберлинга сегодня находятся в Архиве федеральной земли в Шлезвиге, маленьком сонном городке на берегу бухты Шляй, узкого залива в западной Балтике. Документы уклончивы в отношении любой связи этого дела с «самым недавним прошлым». Они не дают ни одного очевидного свидетельства, что история сколько-нибудь повлияла на восприятие этого случая полицией и другими официальными лицами. В действительности если полиция вообще вспоминала произошедшее, то лишь размышляя в том духе, что вневременные «суеверия» всегда правили умами местных жителей. Впрочем, устанавливать связи между прошлым и настоящим — дело не полиции, а историка.
… Обвинение друг друга в колдовстве — как Эберлинг неявно укорил фрау Массен и бывшего мэра Клауса — не такой уж удивительный феномен в истории современной Германии. Он беспокоил людей десятилетиями. В 1908 году криминалист Альберт Гельвиг издал книгу, в которой определил верования в ведьм как жанр, согласно его терминологии, «криминального суеверия». Антиклерикал Гельвиг считал ответственными за поддержание веры в ведьм «догмы Церкви, особенно католической». Однако и сами церковники, в том числе протестанты, были обеспокоены этими верованиями своих последователей.
В начале 1930-х лютеранская государственная церковь в Гамбурге отметила в своем ежегодном отчете:
«Некоторых людей — старых женщин — называют ведьмами, хотя они усердно ходят в церковь. Если люди или скот заболевают, из сельской местности призывают знахарей, изгоняющих ведьм, или приглашают мудрую женщину произнести заклинания!»
Это происходило, говорилось в отчете, «в нескольких километрах от космополитического Гамбурга».
Через несколько лет после установления диктатуры нацистов, в 1935 году, Эдуард Юль, протестантский пастор из Гамбурга, назвал «суеверие и магию» «эпидемией среди народа», чумой, отравой, «не ослабевшей в новой Германии» (под которой он подразумевал Третий рейх). Для Юля этот «темный поток» суеверия и магии был следствием «демонического искушения».
Однако после Второй мировой войны, особенно в 1950-х, произошел заметный всплеск обвинений в колдовстве. Они стали предметом достаточно серьезного беспокойства, чтобы сформировалась второстепенная область научного знания, посвященного им. Писались книги и статьи, в том числе криминологами с докторской степенью и представителями духовенства. Читались доклады на конференциях, выпускались редакционные материалы, правительства федеральных земель издавали директивы, требуя от местных служб здравоохранения и отделений полиции собирать информацию по этой теме.
Бесчисленные вырезки из популярных в то время периодических изданий рассказывали истории о наложении чар, о страхах перед колдовством. Издателя популярной книги по магии многократно вызывали в суд в попытках остановить ее дальнейшее распространение, поскольку утверждалось, что книга внушает страх перед ведьмами.
В десятках судебных разбирательств людям, называющим других колдунами, предъявлялись обвинения в клевете, распространении порочащих сведений и насилии, включая нанесение телесных повреждений и даже убийство. Такие новости приходили не только из Восточной и Западной Германии, но и из-за рубежа.
Наталья Колпакова
По материалам: “Лента.Ру”
