“Китай не просто стал переходить на внутренние инвестиционные механизмы роста. Он начал развивать свой внутренний рынок”
Все новостные сводки сегодня связаны с Украиной. Между тем на другом конце Евразии находится один из бенефициаров процесса и его негласный участник – Китай. Ни у кого из серьёзных наблюдателей не вызывает сомнения, что визит Владимира Путина в Пекин на открытие Олимпиады был связан не только со спортом. Стратегический характер партнёрства Китая и России получил подтверждение и на дипломатическом уровне, и в публичном пространстве. Создание полноценного межгосударственного блока в рамках БРИКС или ШОС обрело реальные перспективы. Украина – лишь часть большого процесса по формированию новой формулы мировой безопасности и новой конструкции мировой системы хозяйства.
Любит, не любит…
Экономический крах Китая предрекают на регулярной основе начиная с 2008 года. В очередной раз это сделал накануне Олимпиады Джордж Сорос. В своём выступлении в Институте Гувера Стэнфордского университета «старый солдат» глобализации заявил, что Китай находится под угрозой столкновения с кризисом, после того как в прошлом году бум на рынке недвижимости закончился взрывом.
Предыдущее подобное пророчество звучало в 2015 году, когда китайский фондовый рынок рухнул на 30 процентов. Причиной обвала назвали финансовый пузырь, а его природу объяснили ростом спекуляций. Тогда эксперты так же, как и Сорос перед Олимпиадой, говорили о необходимости восстановить утерянное доверие граждан. Прогноз не сбылся, Китай продолжает сохранять доверие своих граждан и оставаться локомотивом роста мировой экономики.
Мы привыкли оценивать экономику стран обособленно, как будто не существует мирового рынка и финансовой глобализации, которая за последние 30 лет кардинально изменила его ландшафт.
За эти годы в ходе международного разделения труда каждая из стран пожертвовала частью спектра своей национальной экономики (суверенитета) в пользу кооперации с обоюдной выгодой.
Сегодня ни одна страна мира (Африка – исключение) не способна существовать самостоятельно (отсутствует замкнутый контур производства). Мировая экономика приобрела новое качество. Россия деиндустриализировалась и лишилась своей кредитно-денежной системы (финансовый суверенитет), банковская система страны сегодня напоминает один большой обменник. США похоронили национальную промышленность, превратившись в мировой супермаркет и глобальный расчётно-кассовый центр. Китай трансформировался в мировую фабрику, стянув на себя основной объём производства.
Если проводить сегодня условные линии водораздела, то получится следующая картина. Запад – финансовый центр мировой экономики (офис), Россия, Ближний Восток, Австралия, Канада и Латинская Америка – ресурсная база (карьер), а Китай, Индия и азиатский регион – индустриальный сектор (завод). Задача офиса – удержать карьер и завод в рамках своей метрики расчётов. Карьер и завод, в свою очередь, решают вопрос по созданию новой метрики, так как в старой накоплен огромный объём долгов офиса, которые входят в стоимость конечной продукции, увеличивают её.
За 30 лет мы слепили «экономического Франкенштейна», который под давлением культурных норм (национальные интересы) сегодня разваливается. Здесь конфликт. Без учёта этой конструкции оценка экономического положения любой страны напоминает суждения слепого о слоне по результатам ощупывания его хвоста.
В рамках конструкции «экономического Франкенштейна» ситуация с периодическими «похоронами» Китая выглядит чуть иначе, чем просто внутристрановые проблемы.
Если говорить про провал фондового рынка Китая в июне 2015-го, то надо вспомнить, что за первую половину года он вырос в 2,5 раза, побив абсолютный рекорд 2008 года. При этом оба процесса (рост и падение) никак не отразились на реальном секторе экономики Китая. Скачок фондового рынка произошёл на фоне медленного снижения темпов роста ВВП: 7,4 процента в 2014 году и 6,9 процента в 2015-м. Обвал динамику не изменил, хотя подобный срыв всегда характеризует стагнацию экономики.
Разрыв связи между финансовым рынком и реальной экономикой роднит китайский кризис с обвалом рубля в декабре 2014 года вопреки базовым (объём валютных резервов и положительное сальдо внешнеторгового баланса) для определения курса экономическим показателям. И если рублёвый феномен ещё можно попытаться объяснять внутренними проблемами, то китайский прецедент вывел проблему на системный уровень.
Плюнет, поцелует…
Большинство наблюдателей причиной спекулятивного вихря на валютном рынке России и раздувшегося пузыря в Китае назвали так называемых народных инвесторов (население), деформируя проблему, низводя её до местечкового уровня.
Общее в российской и китайской экономике – экспортная модель роста. Разница в структуре экспорта и степени воздействия на мировой рынок. Россия как поставщик ресурсов находится в начале производственной цепочки, Китай как мировая фабрика – в конце. В начале 2000-х годов более 60 процентов промышленности Китая работало на внешний рынок (самые крупные торговые партнёры – США, Европа и Япония).
Любое резкое (неконтролируемое) снижение в реальном секторе экономики Китая моментально вызывало падение фондовых индексов развитых стран мира, ВВП которых в значительной части формируется за счёт потребления и услуг (80–85 процентов). Но самый сильный удар приходится на ресурсные экономики.
Эту зависимость прекрасно проиллюстрировал кризис 2008 года. Тогда Китай снизил темпы роста с рекордных 14,2 процента в 2007-м до 9,2 процента в 2009-м.
В результате развитые экономики мира погрузились в рецессию.
ВВП США упал на 2,8 процента, ЕС – на 4,1 процента, а Японии – на 6,3 процента. Падение же ВВП России составило 7,8 процента.
В отличие от 2008 года, в 2015-м и 2021-м глобальный рынок оставил без внимания финансовые проблемы мировой фабрики. В 2015 году индексы развитых стран снизились и моментально отыграли падение, а в 2021-м не было никакой реакции. В прошлом году китайский экспорт достиг рекордной отметки 3,36 трлн долларов (прежний рекорд относился к 2020 году – 2,6 трлн долларов). Внешнеторговый профицит Китая тоже стал рекордным – 676,43 млрд долларов (предыдущий рекорд по странной случайности был в 2015-м – 593,9 млрд долларов). Где тут Сорос увидел симптомы кризиса, непонятно.
Рост мировой экономики в XXI веке определялся исключительно динамикой развивающихся рынков. Это явление получило название «переезд богатства с Запада на Восток». Эксперты выделяют два фактора, способствовавших «переезду».
Первый – демография и дешёвая рабочая сила, обусловившие азиатский промышленный бум и рост уровня потребления. В 1980 году доля стран Европы, США, Японии, Австралии и Новой Зеландии в общемировом населении составляла 24 процента, в 2009-м – 18 процентов. По уровню внутреннего потребления развивающиеся рынки в 2010 году обогнали объединённый Запад, разрыв продолжает расти.
Второй – резкое повышение цен на сырьё, способствующее подъёму ресурсных стран (Иран, Россия). Феномен стал возможен благодаря выводу производства из развитых стран в Юго-Восточную Азию (преимущественно в Китай), оплатившую рост цен дешёвой рабочей силой.
Оба фактора были детально изучены. Гораздо меньше внимания уделялось третьему (не менее значимому) фактору роста развивающихся экономик. Речь о консолидированном политическом управлении, которое позволило странам Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР) концентрировать усилия на узких прорывных участках вопреки сиюминутной конъюнктуре рынка и в мобилизационном режиме добиваться быстрого результата.
К моменту кризиса 2008 года Китай осознал угрозы существования в единой кредитно-денежной системе, позволяющей США извлекать транзакционную ренту с производящего и ресурсного сектора мировой экономики. Осенью 2007 года Китай создал China Investment Corporation (CIC) для управления валютными резервами страны с первичным капиталом в 200 млрд долларов.
Перед CIC были поставлены три ключевые задачи. Первая – экспансия в уставный капитал транснациональных корпораций с целью освоения новых технологий и наследования мировых брендов. Вторая – вывод на мировой рынок китайских торговых марок. Третья – участие в капитале стратегических нефтегазовых проектов.
В политической трактовке задача была одна – избавить китайскую мировую фабрику от статуса «промышленного офшора Запада» (национализировать).
До 2000-х годов основная доля китайских инвестиций (59 процентов) приходилась на развитые страны (США и Канаду), после – на Виргинские и Каймановы острова. Через финансовые офшоры Китай вкладывался в экономики по всему миру, что стало одной из причин антиофшорной зачистки под предлогом борьбы с коррупцией.
После кризиса и программ количественного смягчения всем стало очевидно, что суверенное развитие на основе «чужой» институциональной среды невозможно. Всем стало понятно, а Китай стал реально «национализировать» свой финансовый и промышленный сектор.
С 2008 по 2017 год рынок облигаций китайских нефинансовых компаний вырос с 69 млрд до 2 трлн долларов. Пекин начал переводить экономику на внутренний механизм инвестирования. Доля иностранного капитала во всех инвестициях в Китае сегодня не превышает 2 процентов (большая часть – собственные средства и кредиты). Почти 80 процентов кредитов идёт за счёт госбанков и в госсектор. Участие иностранного капитала в промышленности Китая постоянно снижается (пик был в 2003 году – 35,9 процента), а доля совместных предприятий (СП) с 100-процентным участием иностранцев растёт (более 80 процентов от всех СП).
Последние цифры выглядят парадоксально: иностранное участие в производстве падает, а количество чисто иностранных СП растёт. На самом деле, всё логично.
Китай освоил технологии и теперь выводит «свои» деньги из СП с западными компаниями, создавая стопроцентно «китайские» предприятия, которые конкурируют с СП на внешнем рынке.
Процесс крайне болезненный для транснациональных корпораций и Запада в целом. Если ранее в каждых 100 долларах экспортной выручки Китая 95 долларов приходилось на западные компании в рамках СП, то сегодня эта доля уже бьётся как минимум наполовину. Диспропорция постоянно увеличивается в пользу китайских компаний. Отсюда «Китай – главный враг Америки и всего свободного мира». Отсюда торговые войны и санкции.
К сердцу прижмёт, к чёрту пошлёт…
Экономика Китая сформировалась и выросла как промышленный офшор. В погоне за дешёвой рабочей силой Запад вывез в Поднебесную трудоёмкое производство, увеличив в структуре издержек конечной продукции расходы на рекламу, маркетинг, патентные выплаты и норму прибыли, а долю трудовых затрат снизил до предела. Для примера: фактическая доля Китая в мировом производстве электроники составляла 30 процентов, а доля прибыли – 3 процента.
Китай не просто стал переходить на внутренние инвестиционные механизмы роста. Он начал развивать свой внутренний рынок. Задачу облегчал тот факт, что, сформировав свою промышленность как офшор Запада, Китай тем не менее (в отличие от России) не стал разрушать свой внутренний рынок – систему потребления.
В 1990 году 80 процентов произведённых в Китае товаров шло на экспорт (офшорная модель), в 2021-м картинка изменилась зеркально. Теперь 80 процентов производства Китая работает на внутренний рынок и только 20 процентов товаров идёт на экспорт. При этом экспорт Китая продолжает расти, то есть не просто происходит перераспределение долей, а увеличивается общий объём производства.
Следующий шаг – сделать свой рынок источником роста АТР по аналогии с американским рынком. Цель была оглашена на XIX съезде ЦК Компартии Китая как программа роста «Азия для Азии» и интернационализации юаня (превращение в международную расчётную единицу). Для решения обеих задач только внутреннего рынка недостаточно. И без России, как это ни парадоксально, Пекин не сможет это сделать.
АТР – один из самых отстающих регионов мира в плане экономической интеграции. С одной стороны, это тормозит развитие, а с другой – создаёт дополнительные возможности для быстрого роста через интеграцию. Как отмечал ещё накануне кризиса 2008 года МcKinsey Global Institute, ни у одной страны мира нет «одновременного наличия всех условий, чтобы возобновить рост». Причин у разобщённости АТР несколько, но основные две.
Первая причина обусловлена внешним контуром проблем, произрастающих из «исторической» установки Запада на господство, смысл которой в недопустимости возникновения альтернативных центров силы. Здесь и завоевание Индии, и опиумные войны в Китае. Здесь игра на искусственных противоречиях и создание дополнительных зон конфликта (Северная – Южная Корея, Тайвань – Китай).
Вторая причина исходит из внутренних проблем. Множество взаимных территориальных претензий в Южно-Китайском море (ключевой канал коммуникации для региона). Соперничество Индии и Китая, отсутствие у последнего прямого выхода в Индийский океан. И наконец, банальный страх стран АТР перед мощью Китая, диктующий поиски стороннего арбитра прежде всего в вопросах безопасности.
Создание полноценного межгосударственного блока с собственной системой взаиморасчётов устраняет большинство этих проблем АТР.
Во-первых, Россия становится вторым центром силы региона, снимая страхи перед возможной экспансией Китая.
Во-вторых, Россия решает одну из самых системных проблем АТР, делая его менее зависимым от поставок углеводородов из Персидского залива. (По оценкам Азиатского банка развития, к 2050 году АТР на 90 процентов будет зависеть от импорта нефти.)
В-третьих, вокруг России объединяются и сталкиваются интересы таких разнородных стран, как Китай, Япония, Южная Корея, Индия и Вьетнам.
Межгосударственный блок Китая с Россией является историческим шансом для АТР. Время развития Азии под эгидой «промышленного офшора» западной экономики заканчивается. И очень важно понимать одну принципиальную вещь. Венчает любой интеграционный проект не торговый или инвестиционный режим, а согласие всех участников проекта с его правилами и условиями, которое и создаёт новую модель развития (образ жизни).
Понимать это необходимо всем участникам создания новой зоны роста (если заявленные намерения серьёзны). Для Китая это важно, чтобы не повторить ошибку американского проекта глобализации, став заложником собственных амбиций. А для России – по той же причине (калька американского проекта глобализации), но с противоположным эффектом. Не повторить прежний номер и не превратиться в очередной «сырьевой придаток». На этот раз для Китая.
Леонид Крутаков
По материалам: “Октагон”
