Даже под пытками воин-интернационалист Владимир Пунько не признал участие в инкриминируемых ему убийствах.
Писатель-историк Сергей Бортников длительное время живет в украинском Луцке. Находясь на пересечении путей с Запада на Восток, Луцк, по словам Сергея Ивановича, стал одним из самых коррумпированных городов на всем постсоветском пространстве.
Именно здесь, на Волыни, хитромудрым образом сплелись в единый тугой узел проблемы, характерные для многих как российских, так и украинских регионов. Власть ради денег. Бизнес ради власти. Тотальный контроль фискальных органов над предпринимательскими структурами не для максимально полного наполнения бюджетов всех уровней, а для набивания собственных карманов. Война между криминальными кланами. Бесконечные кровавые разборки. Абсолютная беспомощность, даже импотентность правоохранительных органов. Полное отсутствие открытости, прозрачности в деятельности прокуратуры, МВД, СБУ… Именно об этом и идет речь в детективном романе Сергея Бортникова «Похороны страны», который читается на одном дыхании. В его основе — судьба советского офицера, волею обстоятельств оказавшегося за колючей проволокой. Писатель очень убедительно доказывает, что на зоне оказался совсем не тот, кто должен был там оказаться…
— Сюжет для книги я взял из реальной жизни, — рассказывает Сергей Бортников, — персонажи — реальные люди, совершившие в своё время реальные проступки. И правоохранители, умело или не очень, по закону или нет, решавшие их судьбы…
Как сообщила одна из украинских газет, рассказавшая о человеке, приговоренном к 15 годам лишения свободы, именно детектив «Похороны страны» помог ему досрочно выйти на свободу. Имя этому человеку Владимир Пунько (в романе Гринько).
— Это так, — подтверждает и Сергей Иванович. — В Волынском управлении по борьбе с организованной преступностью расследовали серию взрывов, прогремевших возле финансовых учреждений в Луцке. Один из руководителей УБОПа ездил в колонию на консультации к какому-то заключенному, который по фотографиям мог определить, какое взрывное устройство применялось в том или ином случае. И с какой целью — запугивания или убийства. Обо всем этом он рассказал мне. Как пройти мимо такого типажа? И я отправился в Маневичскую колонию.
— Хорошо помню нашу первую встречу с Пунько, — смеется писатель. — Пришел, здороваюсь, а Володя: «Хотите, я вас взорву шариковой ручкой?» Но потом мы подружились. Узнав историю Пунько, я уже не выпускал его из виду. Сначала я предлагал Володе подать прошение о помиловании. А он: «Какое помилование, если я ни в чем не виноват?» Тогда я принялся за книгу.
— В книге — абсолютная правда, — говорит Владимир Пунько. — Я ведь каждую страницу редактировал. Книгу затем весь лагерь прочитал. Администрация ходатайствовала, чтобы изменить мне меру пресечения. И маневичский судья, который решал этот вопрос, тоже книжку прочитал. Из лагеря меня перевели на поселение, а потом и вовсе освободили. Признаться, когда шел на освобождение, волновался больше, чем когда 15 лет дали. А начальник отряда говорил, что был спокоен: сколько людей за меня ходатайствовали!
Живет сегодня Владимир Пунько в Тернополе с мамой Валентиной Александровной. Все свободное время инвалид афганской войны посвящает работе местного союза воинов-афганцев. В пятьдесят лет ни жены, ни детей. Откуда им взяться, если вскоре после Хмельницкого артиллерийского училища Владимиру выпал Афганистан, а не успел отдышаться — колония? Больше десяти лет к сыну на свидания ездила мать. Поддерживала: «Вот увидишь: все выяснится, и тебя выпустят».
Владимир и сам поначалу так думал. Вырос он в семье офицера-танкиста. Два деда погибли на фронтах Великой Отечественной войны. Старший брат Андрей поступил в военное училище, через два года стезю военного выбрал и Владимир. После училища попал в батальон резерва офицерского состава под Ашхабадом, а оттуда в Афганистан. В Кабуле его встретил брат Андрей, который служил в Тульской воздушно-десантной дивизии. Затем была провинция Газни, должность старшего офицера батареи, потом комбата. Медаль «За отвагу», орден Красной Звезды не за красивые глаза получил — за 25 месяцев службы в Афгане у него ни один солдат не погиб. Сам же едва выжил после ранения в позвоночник. После Афганистана — Одесса: батарея Пунько была лучшей в военном округе. Но умер отец Богдан Андреевич, который заканчивал службу заместителем областного Тернопольского военного комиссара. Мать осталась одна, Владимира перевели в Тернополь. А тут развал Союза! Из армии уволился. Выживал, как мог. В частности, возил охотничьи ружья из Тулы. Товар пользовался спросом, ведь Полесье и Волынь — это охотничьи края.
Занимался Владимир своим делом и в чужие не лез. Но в Тернополе бандитские группировки начали передел территории. Владимир Пунько, кроме того, что знал некоторых участников событий, был профи в области оружия. Это и привлекло к нему внимание милиции, которой нужно было «блеснуть» своим умением раскрывать громкие преступления.
Был в Тернополе такой человек — Юрий Варыбрус. Пунько знал его еще как мастера по вольной борьбе, которой сам увлекался. Потом он открыл ресторан, но помогал спортсменам, и в память о нем дали имя турниру по вольной борьбе. Так вот, Варыбруса убили. Зная, как его уважают в городе, Пунько в одной из компаний высказался, что это дело рук не местных, а некого М. который был у местных бандитов палачом. В прошлом «краповый берет» из дивизии Дзержинского, за зверства в Карабахе азербайджанским судом был приговорен заочно к смертной казни. Через некоторое время труп М. нашли обгоревшим во взорванной машине. Тело по-настоящему никто не опознал. Было предположение, что М. сам организовал свою смерть, потому что его начали прижимать за Варыбруса. Знакомый Пунько говорил ему потом, что видел этого человека в Австрии. Но это — потом. А тогда завели уголовное дело и стали искать убийцу.
Украинская милиция пошла простым путем: просмотрев все личные дела в военкомате, отсеяли тех, кто не может быть подрывником, а потом — кто не был на момент убийства в городе. Пунько и подрывное дело знал, и в городе был. За ним несколько дней следили, а потом задержали. Дальше — обыск.
— Проходил он так, — рассказывает Владимир Пунько: «Я в своей комнате смотрел телевизор, а милиционеры делали в квартире все, что хотели. Вдруг слышу: отодвинули диван в большой комнате, и опер кричит, что якобы нашел пулю. А на косяке двери обнаружили капельку крови. Маленькую, со спичечную головку. После этого меня, естественно, уже не выпустили, а стали возить по КПЗ области и добиваться признаний. Избиение — это что!.. Подвешивание за наручники тоже можно было вытерпеть. Хуже, когда укладывали на железную кровать под током. А то еще подводили 12 вольт к уху и половым органам. Чтобы получить передышку, я начал «петлять». Это когда придумываешь версии, в которых ничто ни с чем не вяжется. Пока их проверяют, ты отдыхаешь от издевательств.
На суде такие версии развалились. Разваливалось и то дело, которое «сшил» следователь. По версии следствия, Пунько застрелил свою жертву в собственной квартире, спустил труп с 9-го этажа в лифте, в машине перевез в парк и там машину взорвал. Нестыковка первая: в квартире «нашли» пулю от револьвера «Лебель» — около 8 миллиметров длиной, а в трупе была пуля от револьвера «Наган» — чуть больше 13 миллиметров. Стащить тело крупного мужчины с 9-го этажа и погрузить в автомобиль Пунько не мог — у него ранение в позвоночник. Машину Владимир никогда не водил, о чем знали все соседи, и следствие это проверяло. Кровь по всем параметрам была Пунько. Но следователь заявил, что она могла принадлежать и сожженному М.
К убийству М. пришили и соучас-тие Пунько в организации другого убийства: якобы он взрывное устройство изготовил. И хотя эксперты дали заключение: взрывное устройство, схему которого представило следствие, не могло быть использовано в том взрыве, о котором шла речь, но… Суду было наплевать и на пулю, и на кровь, и на схему. На Пунько также «навешали» контрабанду и хранение оружия, соучастие в убийствах, правда, организованных… не установленными следствием лицами.
Как результат — 15 лет и зона. Четыре года он почти ни с кем не разговаривал. Работал, много читал. И писал в разные инстанции, добиваясь пересмотра приговора. Шесть раз объявлял голодовку. Последняя — девять суток без пищи и воды. Приехал прокурор области. Пунько к нему несли на руках, потому что сам уже идти не мог. Прокурор заявил: я с твоими аргументами согласен, но сдохнешь — спишем, как табуретку. Ты мне не сват, не брат, и ссориться из-за тебя с Генеральной прокуратурой не буду. А в руководстве Генпрокуратуры на тот момент состоял и бывший прокурор Тернопольской области Богдан Ференц, при котором Владимира и «закрыли».
Владимир и вены вскрывал. Начальник лагеря потом допытывался: чем? Ведь камеру перевернули и ничего острого не нашли! Но, оказывается, если фильтр от сигареты поджечь и сплющить, он становится острым, как бритва. Пунько дали 15 суток одиночки. Потом, когда Владимир написал президенту Украины, что если не пересмотрят приговор, он совершит акт самосожжения, его «закрыли» на 100 суток. Из одиночки вызволили в День Победы: в лагере он был единственным участником боевых действий и орденоносцем.
В лагере Пунько провел 11 лет и четыре месяца.
— И все это время меня поддерживали наши «афганцы», которые не верили в мою вину, — говорит Владимир. — Меня и сегодня поддерживают мои бывшие подчиненные и сослуживцы, которые живут не только в Украине, но и в Литве, России, Казахстане…
Интересуюсь, не пытался ли он снять судимость. Ведь из тюрьмы его выпустить выпустили, а судимость осталась.
— В нынешней Украине это нереально, — говорит Владимир. — Но одиннадцати человек, которые так или иначе приложили руку к этому нечистому делу, уже нет в живых. У остальных — большие беды в семьях…
Из-за ранения в позвоночник, Владимиру трудно сегодня устроиться на работу. И он всего себя посвятил оказанию посильной помощи воинам-афганцам, их семьям, участию во всех патриотических мероприятиях. Наш разговор происходил в день 70-летия освобождения Тернополя от фашистов.
— В апреле 1944 года корреспондент газеты «Красная Звезда», советский писатель Константин Симонов очерк «Осада Тернополя» закончил так: «Города фактически нет, трудно даже себе представить, сколько сил понадобиться для того, чтобы его восстановить», — увлеченно рассказывает Владимир. — Бои за Тернополь, своей крайней ожесточённостью напоминали Сталинград. Сами немцы также называли битву за Тернополь «Stalingrad en miniature» (малым Сталинградом). Тамошние монументальные толстостенные здания (синагога, Доминиканский костел, Старый замок, тюрьма) стали долговременными огневыми точками. Когда стало ясно, что города не удержать, остатки вражеского гарнизона предприняли попытку выхода из окружения. Однако прорваться из «тернопольского котла» удалось лишь 55 немецким солдатам, без единого офицера…
Слушая его, подумалось: никакие застенки, никакие тюрьмы не сломили дух советского офицера, прошедшего Афганистан. Не убили жажду жизни…
Валерий ГРОМАК
капитан 1 ранга
КАЛИНИНГРАД
