Война навсегда разлучила эту семейную пару, но не погасила любовь 
В залах музея истории Лобни — фотографии, фотографии… Солдаты и сержанты, матросы и мичманы, офицеры — защитники Москвы на здешнем огненном рубеже в грозном декабре 41-го, и местные жители, храбро сражавшиеся на всех фронтах Великой Отечественной. И вдруг в нескончаемый воинский строй врывается сугубо мирный снимок 1932 года. На нем явно супружеская чета. Ему, извещает подпись, тридцать один, ей — тридцать. Сидят рядком на широкой лавке из досок. Теплое лето — зеленый куст сирени знаменует его. Она в ситцевом сарафане с крупными цветами. Он в белой рубахе. Прильнули плечами друг к другу, она склонила голову к нему. «Милуются, как голуби» — невольно вспоминается народная поговорка. Фото прямо-таки источает радость жизни, семейное счастье.
— Счастье Клушиных оборвала война-злодейка, — говорит директор музея Людмила Прокопьевна Лукина.
… Владимир и Варвара вместе учились в Тимирязевке, на агрофаке, поженились студентами. Несколько лет выращивали урожаи хлеба на совхозных полях. А потом переехали под Лобню — в поселок Луговая во Всесоюзный научно-исследовательский институт кормов имени В. Р. Вильямса. Владимир Александрович стал главным агрономом, а Варвара Петровна научным сотрудником. Когда грянула война и немец начал стремительно приближаться к Москве, человек самой мирной на земле профессии записался добровольцем в дивизию народного ополчения Дзержинского района Москвы. (Его примеру последовали еще тринадцать работников ВНИИ). Это для него было само собой разумеющимся решением: кто же еще будет защищать семью — Варю, сына Алексея, дочурку Елену, столицу?!
Передать дела, по приказу директора, главный агроном должен был Варваре Клушиной. Накануне отъезда Владимир начал обход полей не с одной только женой — всей семьей.
— Буйно цвели травы. Красные мохнатые головки клевера, сине-фиолетовые всполохи вики вперемежку с рослым овсом… А запах такой, что не продохнешь волны медовой, — вспоминает дочь Клушиных — Елена Владимировна.
Можно только представить, как тяжко было на душе главного агронома, прощавшегося с этой земной красотой, чтобы завтра уйти туда, где бой, кровь, смерть…
Наутро супружеская чета агрономов рассталась у родного дома. Владимир и Варвара верили, что разлука будет короткой. Думали, расстаются ненадолго, оказалось — навсегда.
Отряд народных ополченцев из Подмосковья, где их наскоро (всего-то неделю!) обучали военному делу, спешно перебросили под Ельню, где нашим войскам было крайне тяжело. Придали 7 роте 1 полка 24-й армии. Агроном Клушин стал командиром отделения.
— Весточки от папы долетали в Луговой не в солдатских треугольниках — полевая почта еще не заработала в полную силу. Он передавал предельно короткие послания маме, как говорится, с оказией. Сообщал, что скучает, заботился о нас, давал нам советы, как жить, — рассказывает Елена Владимировна Клушина. — Последнюю, девятую по счету весточку, отправил нам 2 августа 1941 года.
«…Не исключено, что скоро наше подразделение примет боевое крещение. Жаль, мы за краткостью времени недостаточно обучены. Но теперь я знаю пулемет, винтовку и ручную гранату. Днем обитаем в окопах. Спим в землянках. Мне с телогрейкой хорошо. Я не мерзну, а некоторые ребята одеты легко и мучаются…»
И — тишина: перестали приходить такие желанные весточки с фронта. Затужила жена фронтовика. Неизвестность обжигала сердце, в нем с каждым днем нарастала тревога. А в поселок Луговой тем временем зачастили похоронки… Варвара гнала от себя горестные мысли, утешала: «Может, ранен. В госпитале лежит, подлечится — напишет, а может и придет домой».
Жила и верила, что жив. Не знала, не ведала, что по поселку уже ползет слух, будто Владимир Александрович Клушин 17 августа 41-го убит под Ельней. Об этом будто бы сообщил из госпиталя в письме домой один из четырнадцати оставшихся в живых ополченцев поселка. Никто не решался сказать Варваре Петровне страшную весть. Услышала ее ненароком. И…не поверила.
А сумрачной осенью 41-го узнала, что в деревню Павельцево вернулся после госпиталя тяжелораненый пулеметчик, воевавший вместе с Владимиром. Пошла к нему. Услышала: отделение Клушина поднялось в атаку, и немецкая мина угодила прямо в грудь младшего командира.
— Мама скрыла от меня эту черную весть. Сказала только старшему брату. Так что я до весны 1946 года жила и верила: папа жив, вот-вот пришлет нам долгожданное письмо, — продолжает рассказ собеседница.
Варваре, вдове, так хотелось поговорить с Владимиром, как, бывало, в мирные дни. Потребность высказать то, что наболело на душе, шепнуть ласковое слово суженому, была непреодолима. Решила доверять сокровенные мысли и слова листам бумаги. Взяла обычную школьную тетрадь в линейку, время от времени садилась к столу, писала и писала ему, любимому, погибшему от вражеской мины, как живому:
«8 октября 1941 года. Дорогой мой Володя! С того дня, как у меня отняли последнюю надежду, что ты жив, появилось желание хотя бы на этих вот страницах беседовать с тобой. Снова делиться с тобой своими переживаниями, думами. Как будто нет между нами расстояния, как будто нет войны, и мы снова рядом, вместе. В самом дальнем уголке души теплится маленькая вера, что, может быть, ты когда-нибудь будешь читать эти строки».
«Голубок ты мой ясный! Какое счастье, что наш сын Алеша так похож на тебя!». «Володя! Мне так тоскливо без тебя. Я так любила делиться с тобой всем, что у меня на душе. Так любила хлопотать вместе с тобой, гулять, веселиться, хотя и не часто это нам выпадало».
«7 ноября 1941 г. Володя, я люблю тебя с первого курса академии. Я бы тебя никогда ни на кого не променяла. В тебе есть главное — золотое сердце».
«1 января 1943 года. Ненаглядный мой! Мне кажется, что ты жив, но беспомощен. Хотелось бы, чтобы ты был среди нас, пусть даже изувеченный…».
Варвара стала писать запросы о судьбе Владимира с сентября 41-го. Но лишь 30 мая 1946 года получила извещение Краснополянского райвоенкомата: «Ваш муж, младший командир Клушин Владимир Александрович, уроженец г. Вологды, находясь на фронте, пропал без вести… Настоящее извещение является основанием для возбуждения ходатайства о пенсии (приказ НКВД СССР № 138)».
— Только получив этот документ, мама, наконец, сказала мне правду об отце, — говорит Елена Владимировна.
Однажды один хороший человек предложил Варваре Петровне руку и сердце. Она отказала, ибо для нее это было немыслимо.
«13 февраля 1969 года. Дорогой мой! Жизнь прожита: мне 67 — 28 лет без тебя. Никто не занял твое место в моем сердце и около меня. Дети хорошие, ты был бы ими доволен. Внуки тоже не посрамят наш род».
«23 февраля 1976 г. Мой любимый Володя! Никогда, ни на минутку единую, не забывала тебя и не забуду до конца своей жизни…».
«18 января 1977 г. Дорогой Володя! Слово «война» — самое страшное. Неужели оно никогда не исчезнет совсем?! …Твой портрет всегда с нами».
На страницах дневника ставила метки: «5 лет без Володи», «10 лет…», «39 лет…». Вот на какие вехи разбила вдова свою жизнь.
Пройдет время, в селах и городах начнут повсеместно устанавливать памятники воинам — землякам, не вернувшимся с Великой Отечественной, высекать на мраморных плитах фамилии и имена. Поставили обелиск и в парке Луговой. Только мемориальной доски не было. Хотя список луговчан, павших на фронте в 1941–1945 годах, имелся. Из 44 имён. Без вести пропавшие в нем не значились. Это больно ранило сердца 38 солдаток.
Варвара Петровна могла, воспользовавшись постановлением правительства СССР, признать мужа погибшим в суде: в битве под Ельней остались живыми четверо свидетеле-луговчан, на глазах которых погиб младший командир. И его фамилия появилась бы в списке защитников Отечества, сложивших головы на поле боя.
— Но мама сказала мне: «Лена, прости меня, но я не имею морального права думать о памяти только папы. Мне надо бороться за восстановление чести всех луговчан, пропавших на войне без вести».
Чтобы подтвердить верность воинскому долгу луговчан, без вести пропавших на поле боя, Варвара Петровна много лет ездила в Министерство обороны СССР, Главное политическое управление Вооруженных сил, Комитет государственной безопасности, Мособлвоенкомат, военный архив в Подольске. Поиск начала в 1964 году, а завершила в 1975-м.
— Несмотря на то, что мама утвердила список фронтовиков-земляков в партийных и советских органах, изготовление мемориальной доски все равно затягивалось, — продолжает рассказ Елена Владимировна. — И она опять начала писать в разные организации.
10 июля 1992 года рядом с памятником в парке Луговой появится мраморная доска с 82 фамилиями и надписью: «Вечная память луговчанам, павшим за Родину (1941–1945 гг.) ».
Увы, Варвара Клушина не дождалась этого счастливого дня — умерла от разрыва сердца 21 марта 1981 года.
А в августе 1991-го в поселок пришло известие, что на месте кровопролитных боев под Ельней у деревни Клемятино во время пахоты поля найдены останки и смертный медальон с фамилией и домашним адресом младшего командира. Дочь и сын поехали туда.
— Тракторист Колосков повел нас с Алексеем и военкомом Ельни Олегом Крашенинниковым на то поле у оврага. Более часа кружил по высокому бурьяну, искал то место, где воткнул в землю ивовую ветвь. И никак не мог найти, — рассказала мне Елена Владимировна. — И тут кто-то повел меня далеко в сторону, где я и увидела ту метку.
Начали копать. Нашли останки отца, его полуистлевшую записную книжку, чернильный карандаш, которым написаны все весточки домой, обрывок ремня. Землю с поля, где пали девять однополчан-луговчан, привезли в родной поселок. Присыпали у памятника воинам, не вернувшимся с войны.
— Косточки отца мы перезахоронили в мамину могилу. Теперь они навсегда рядом после такой долгой разлуки. А у нас с Алексеем появилось ощущение, что где -то рядом с нами и его душа…
Рядом с могилой, где через пятьдесят лет после разлуки они нашли, наконец, вечный покой, Елена и Алексей посадили любимые деревья родителей: лиственницу, пихту, кедр. А белая береза еще раньше сама облюбовала место у ограды.
Юрий МАХРИН
спецкор «НВ»
Московская область
Фото автора
