Игорь ЛАВРОВСКИЙ о том, что сегодня происходит на постсоветском пространстве.
Чтобы понять происходящее сегодня на постсоветском пространстве, нужно, прежде всего, хорошо осознать сущность государственного устройства Российской Империи и СССР. Ни империя Романовых, ни СССР не были национальными государствами. При Романовых существовала классическая феодальная империя, в которой сюзерен правил вассалами, практически не вмешиваясь в систему правления на подвассальной территории. Для этого существовали не только исторические причины, но и чисто технические. О происходящем в Бухарском ханстве Петербург мог узнать только с большим опозданием, а отреагировать – ещё позже. Самодержавие ограничивалось особенностями связи и транспорта. Значительной миграции на присоединённую территорию, как в Британской империи, тоже не было. Власть оставалась в руках местных. Русские лишь обслуживали возникающую имперскую инфраструктуру.
Захват новых территорий происходил именно как присоединение вассальной территории к империи и принятие местной правящей элиты к императорскому двору. В результате вокруг самодержца сформировалась пестрая интернациональная среда, в которой доминировали выходцы из германских и прибалтийских княжеств, но заметное влияние оказывали и украинское гетманство, и кавказские князья.
В XIX веке по всей Европе, готовившейся к войне за передел мира, стал быстро усиливаться национализм. Распространение грамотности дало возможность сформироваться относительно гомогенному национальному сознанию. Это стимулировалось потребностью держав в лояльном мобилизационном ресурсе.
Романовы двинулись за трендом, сделав ставку на панславизм. Попытались сформировать новое национальное сознание на основе православия, русской культуры и языкового сродства с другими славяноязычными народами, оправдывая свои притязания на Балканы и доминирование над Польшей. Однако феодальный характер государства ограничивал эти попытки только великорусской территорией. На подвассальных территориях панславизм вызывал только отторжение и стимулировал развитие собственного нерусского национализма.
Результатом двойственности и незрелости национального самосознания, незаконченности превращения в крепкое национальное государство стали крах 1917 года и первый распад империи. Откололись не только относительно националистически развитые и антирусски настроенные Польша и Финляндия, но и прибалтийские территории, Средняя Азия и Кавказ.
Но инерция трехсотлетнего имперского существования дала себя знать. Произошла парадоксальная подмена монархического феодального интернационализма интернационализмом идеолого-бюрократическим. Старая имперская бюрократия объединилась с революционными идеологами и воссоздала империю на тех же принципах вассальной зависимости. Только вместо приглашения вассальных элит ко двору их стали вводить в ЦК ВКП(б), а позже – КПСС. Платой за воссоединение в новую империю стал знаменитый принцип права выхода республик из СССР.
Коммунистические правители понимали, что неосторожно начатая царями пропаганда великоросской державности является главной угрозой их строю и «великорусский шовинизм» надолго становится почти таким же страшным пропагандистским пугалом, как и «американский империализм». При этом этническая самостийность окраин фактически поощрялась. Однако при Сталине самостийщики находились под контролем госаппарата. К каждому республиканскому партлидеру приставлялся смотрящий из всемогущей тайной полиции. Тем не менее, конструирование отдельных наций внутри советской империи никогда не прекращалось. Официальный «советский патриотизм» воспринимался всерьез только на традиционной великоросской территории, предусмотрительно лишённой такого протодвигателя сепаратизма, как республиканская компартия. В остальных республиках советский патриотизм всё более воспринимался как хитрая и пустая идеологическая выдумка Москвы. Ведь они в нём больше не нуждались.
Смерть Сталина похоронила и созданный им механизм контроля над республиканскими властями. Никита Хрущёв сделал всё, что в его силах, чтобы разрушить механизм централизованного контроля. Под громкий аккомпанемент «возвращения ленинских норм» власть в республиках полностью переходит к местным кадрам. КГБ теряет право надзирать за высшими республиканскими боссами. Имущество бывших советских наркоматов судорожно распихивается по республиканским и местным совнархозам. Сталинскую русско-кавказско-еврейскую верхушку сменяет многочисленный десант с Украины.
Развал системы управления экономикой и напуганность кремлевской верхушки карибским ядерным кризисом стоили Хрущёву власти. Брежневский днепропетровский клан частично вернул полномочия союзным министерствам, но дело было сделано. Теперь не республики выполняли команды центра, а центр старался ублажить республики. Баланс сил изменился. К приходу Горбачёва республиканские власти представляли собой практически законченные государственные образования. Достаточно было только внешнего толчка, чтобы из советской скорлупы вылупилось несколько государственных новообразований. Политический конец СССР как империи настал не в 1991 году, а в декабре 1986, когда Горбачёв не смог поставить своего протеже во главе Казахстана. После этого центр мог вести речь только с позиции слабости.
Особую роль в распаде СССР сыграла именно Россия. Вопреки западной пропаганде, Россия никогда не являлась национальной метрополией как таковой. В центре Российской империи было не национальное образование, а интернационализированный феодальный дом. Великоросские территории были главным источником ресурсов для царствующего дома в течение трёх веков, но русское национальное самосознание стало формироваться не ранее конца XIX века под влиянием великой русской литературы и политической линии панславизма. Этому, как и везде в Европе, способствовал распад традиционного уклада и быстрый рост городов. Однако традиционное общество в России было окончательно уничтожено значительно позже, чем в Западной Европе – не позднефеодальными огораживаниями, а сталинской индустриализацией и коллективизацией. В условиях советских репрессий против проявлений «великорусского шовинизма» национальное самосознание в России развивалось «на полях» – маргинально – в произведениях писателей -«деревенщиков», в росте популярности православия, в подъёме интереса к историческому наследию, и т.д. В то время как столицы были оккупированы советской интернациональной средой, русское самосознание сплело прочные сети в русской провинции. Именно поддержка провинции сделала Бориса Ельцина политической фигурой. Посыл о взятии суверенитета в свои руки был адресован не уже отделявшимся республикам, а местным российским властям. В результате русские впервые в истории стали реальными субъектами власти на всей территории исторической России. Стало предельно очевидно, что Россия не заинтересована в империи, а заинтересована во власти над самой собой – своими людьми, территорией и ресурсами. Фактически, Россия пошла по тому же пути, по которому уже минимум три десятилетия двигались остальные республики. На этом империя закончилась.
В наследство от СССР в России – в основном вокруг Москвы – остались многочисленные республиканские и другие этнические группы влияния. Они до сих пор рассматривают Россию как мини-СССР, в котором существует «многонациональный народ» и насаждаются комплексы по отношению к «малым нациям». Значительные круги российского правящего и имущего слоя попали в ситуацию раздвоенной лояльности – с одной стороны, за ними история привилегированного положения в СССР, реинкарнацией которого они пытаются изобразить Россию, а с другой – есть государственно обособленные другие нации, к которым они принадлежат этнически. Быстрый рост новой наднациональной империи по соседству – ЕС – делает ситуацию ещё более пестрой – добавляется желание заблаговременно присягнуть гипотетическому новому сюзерену.
Таким образом, Россия, превратившись в капиталистическую национальную державу, продолжает сохранять родовые черты феодальной империи. Потомки бывших вассальных представителей при дворе претендуют на особые права в демократической структуре, в которой, в силу своей малочисленности, они не могут законно добиться желаемого влияния.
По другую сторону российских границ также происходит борьба нового капиталистического национализма с феодальным наследием, – но в противоположной ситуации – когда в меньшинстве оказываются великороссы. Развитая демократия способна уравновесить подобную ситуацию в том или ином виде – это может быть признание франкоговорящего Квебека в преимущественно англоговорящей Канаде «особым обществом» плюс официальное двуязычие, или – как в Швейцарии – конфедерация разноязыких кантонов. Но в постсоветских странах «титульные нации» прибегают к хорошо заученной советской риторике, по привычке объявляя свой – теперь уже вполне великодержавный шовинизм – «угнетаемым национализмом малой нации», а русский национализм, который в новых условиях фактически превратился в национализм малой нации – «великодержавным шовинизмом». Благо большая Россия всё ещё под боком.
Фукуяма очень неудачно пошутил про «конец истории». Ничего похожего на конец истории не наблюдается. Наоборот, начинается новый период национального самоопределения, который вряд ли скоро закончится. Результат этого тектонического процесса прогнозировать невозможно. История – живой процесс и часто совершает весьма причудливые кульбиты. Попытка американского истеблишмента вместе с экономической унификацией товаров и валют навязать унификацию людей, наталкивается на сопротивление не только в Китае и в России. Мощные трещины начали развиваться и в Европе. Евросоюз пока что еще недосуществовал до срока жизни СССР. Проживёт ли западная идеологическая империя дольше восточного собрата или нет – ещё только предстоит убедиться.
Назревающая историческая драма несёт экзистенциальные угрозы для всех её участников.
Если смотреть с точки зрения Украины, то непонятно, каким образом конфронтация с Россией – главным торгово-экономическим партнёром – может чем-то помочь государственному строительству. Сомнительные выгоды от превращения в новую Германию, разделённую между двумя военными блоками, по крайней мере, неочевидны. Если предположить, что Украина сохранится как единое государство, – враждебное или недружественное России, придётся признать, что это породит огромные экономические и политические проблемы в дополнение к существующим. Будут потеряны возможности трудовой миграции, рано или поздно прекратятся транзитные доходы от газотранспортной системы. Возникнет проблема разделённых семей. Множество проблем с разделом собственности и доступом к рынкам, и т.д. Иллюзии по поводу западной помощи просто наивны. Единственное, что Украина реально сможет сделать в краткосрочной перспективе – устроить тотальную пожарную распродажу всего и вся по демпинговым ценам. То есть, повторить то, что уже было сделано той же Украиной в 1990-х, но при ещё более неблагоприятных условиях. Западные производственные инвестиции вряд ли состоятся, ибо перспективы украинского рынка более чем туманны, а российский рынок будет прикрыт по политическим причинам. Зачем инвестировать в Украину, чтобы поставлять на еврорынок – это придётся объяснять не украинским избирателям, а европейским. Они и сами хотели бы на себе заработать.
Россия, так же, как и Украина, находится, как говорят американцы, – между камнем и твёрдым местом. С одной стороны, укрепляющийся национализм требует поддержки собратьев, оказавшихся в положении «малой нации» на подвассальных территориях бывшей империи. С другой стороны, эта поддержка противоречит интересам новой идеологической империи на Западе, не заинтересованной в возникновении сильных национальных держав, способных остановить её расширение. Поэтому Россия обречена на лавирование и ситуативный оппортунизм. По крайне мере до тех пор, пока не сможет существенно снизить собственную уязвимость к экономическому и военному противодействию.
Для Запада, как идеологической империи, наибольшую опасность представляет то же самое, что погубило СССР – предательство собственной идеологии, политический оппортунизм. Неспособность сохранять моральную целостность в различных политических ситуациях подрывает доверие к способности западных стран к лидерству. Или арбитр беспристрастен – или это не арбитр. Потеря доверия незападного мира к западному политическому арбитражу будет иметь такие же катастрофические последствия, как и потеря доверия левого движения к СССР. Во всяком случае, своя Чехословакия (Югославия) и свой Афганистан у них уже случились.
Игорь ЛАВРОВСКИЙ
