Двадцать пять лет назад — 9 ноября 1989 года — в Восточном Берлине состоялась судьбоносная пресс-конференция, на которой было сделано сенсационное заявление, давшее толчок для падения Берлинской стены.
В зале присутствовал и корреспондент венской газеты «Die Presse» Эвальд Кёниг, единственный западный журналист, который был аккредитован как в ФРГ, так и в ГДР. Корреспондент «НВ» в Германии Оксана Волкова попросила живущего сегодня в Берлине австрийского журналиста рассказать о тех исторических событиях.
«Очередная пресс-конференция члена Политбюро СЕПГ Гюнтера Шабовски (на снимке) началась около 18 часов и традиционно проходила в берлинском Медиа-центре IPZ на Mohrenstrae, — вспоминает Эвальд Кёниг. — Здесь журналистам предлагался целый комплекс услуг: в киосках можно было купить почтовые марки, пообедать в расположенном в здании ресторане, позвонить по телефону или договориться об интервью. Журналисты, особенно иностранные, были окружены «постоянной заботой»: вплоть до того, что все столы в ресторане прослушивались сотрудниками Штази, а видео-картинку бесед им заботливо поставляли специальные камеры, спрятанные в белые плафоны динамиков. Вся информация шла сначала в подвал IPZ, где находился центр прослушки, откуда по проложенному под землёй кабелю «интересные записи» передавались в неприметные квартиры в одну из высоток на Leipziger Strasse. При этом контроль за корреспондентами начинался уже на подходе к IPZ, когда они попадали в поле зрения скрытых камер, установленных сотрудниками подразделения Штази OibE (офицеры для специальных задач). Так что журналисты уже не удивлялись, что с ними здоровались по имени ещё до того момента, как они успевали открыть входную дверь. Так что общая атмосфера обычно не располагала журналистов часто посещать пресс-конференции членов Политбюро, на которых к тому же было достаточно скучно.
Гюнтер Шабовски начал скучно и на это раз: «Да, в ЦК существует потребность к обновлению партийной политики, да, нужно быть более критичным и, в первую очередь, самокритичным, надо брать на себя больше ответственности». И далее всё в том же духе. Единственно необычным моментом стали вопросы, впервые на моей памяти заданные коллегами из ГДР. Речь шла о культе личности Эриха Хонеккера: накануне в одном-единственном номере газеты Neues Deutschland 43 раза была напечатана фотография председателя Политбюро СЕПГ. Шабовски не стал ничего пояснять, ограничившись замечанием, что не может оказывать влияние на публикацию фотографий в прессе.
Лишь почти через час явно подуставший Шабовски начал теребить в руках многостраничную бумажку, которую перед этим вытащил из своего портфеля, пытаясь ответить на очередной вопрос прессы. Это был не готовый документ, а лишь проект решения Совета министров о переработке Закона ГДР о выезде заграницу. Перед этим как раз и зашла речь о свободе выезда. В 18 часов 53 минуты очередь задавать вопрос доходит до корреспондента итальянского информационного агентства ANSA Риккардо Эрманна, который сидел в пол-оборота на краю подиума, откуда вещал Шабовски. «Вы говорили об ошибках. Вы не считаете, что было большой ошибкой появление на днях положений достаточного ограниченного Закона о свободе передвижения?» — спрашивает он на ломанном немецком.
Шабовски начинает крутиться на месте, пытается сформулировать свою мысль, но у него ничего не получается. Даже начало его ответа было запутанным и непонятным: «Из проекта нового Закона будет вынут определённый пассаж, так что, как говорится, постоянное правило по выезду за границу… то есть оставление Республики». Проблема была в том, что этот документ Шабовски увидел впервые. Как выяснилось уже позже, он «прогулял» заседание Политбюро, на котором и обсуждался этот важная бумага. Якобы функционер банально проспал это совещание, поэтому понятие не имел, о чём вообще идёт речь?
«Когда же новое правило вступит в силу?» — раздался вдруг вопрос из зала. Это подал голос корреспондент Bild Петер Бринкманн, сидящий в первом ряду. «Насколько я знаю, — начитает перекладывать бумаги Шабовски — сейчас, немедленно!» Через ряды журналистов ощутимо проходят электрические разряды. Шабовски замечает необычную реакцию зала и после короткой паузы растерянно добавляет: «Вообще-то я не знаю, мне сообщили, что данная информация сегодня уже была распространена. У вас она уже должна быть». Шабовски пытается дать задний ход: «Я выражаюсь так осторожно, потому что в этом вопросе не достаточно информирован, а бумагу мне сунули в руки прямо перед приходом к вам». Но, похоже, уже поздно. Практически сразу же пресс-конференция, явно вышедшая из под контроля, заканчивается. Наверное, последствия заявления Шабовского были неясны даже для него самого — иначе он вряд ли поехал бы к себе домой, в резиденцию Вандлитц. Уверен, что в тот момент мало что понял не только Шабовски, но и большинство журналистов, включая меня. Достаточно сказать, что в новостной передаче Heute на ZDF, а также в Aktuelle Kamera телевидения ГДР, вышедшей в 19-30, сообщение о заявлении на пресс-конференции проходит практически незамеченным. Лишь в 20-00, когда в эфир выходит Tagesschau с анонсом «ГДР открывает границы!», события начинают развиваться как снежный ком: становится ясно, что назревает сенсация!
Как и многие другие корреспонденты, я судорожно пытаюсь дозвониться до редакции. Бесполезно: устаревшие телефонные линии, проложенные в Восточном Берлине сразу после войны, безнадёжно перегружены: соединение на Вену постоянно срывается. Подхватив бумаги, мчусь к пограничному переходу Checkpoint Charlie, до которого десять минут ходу. Несмотря на тщательную проверку пограничников ГДР всё равно быстро добираюсь до ресторана «Афины II» — первого ресторана на западной стороне разделённого города. Греческие официантки, зная о моих проблемах с телефонной связью, всегда предоставляли мне свободный аппарат для звонков в Вену. И на это раз я вызвал дежурную стенографистку в своей редакции под заливистые мелодии сиртаки. Только лишь передав сенсационные новости, позволил себе поразмышлять над ними под рюмочку узо. С тех пор 9 ноября 1989 года, проведённый в Берлине, у меня неизменно связывается с музыкой, под которую танцуют популярный греческий танец», — говорит в заключении Эвальд Кёниг, широко улыбаясь.
Оксана ВОЛКОВА
собкор «НВ»
БЕРЛИН