Владелец «Стройгазмонтажа» Аркадий Ротенберг рассказал журналистам, почему взялся за проект строительства Керченского моста.
— Соглашаясь на строительство Керченского моста, вы понимали, что фактически это полная изоляция от Запада, черная метка и в личной жизни, и в бизнесе?
— Конечно, понимание было и есть. Но в 63 года я больше думаю о том, что должен оставить после себя, что станет итогом жизни. Я живу в России и никуда не собираюсь уезжать. Везде побывал уже. Бизнес тоже весь здесь. В принципе за границей его никогда и не было. Ну да, теперь для меня закрыта экспансия за рубеж, но это не страшно. Более того, я давно планировал понемногу выходить из управления бизнесом. У меня сын большой уже, хорошая команда, молодые ребята. А я думал реализовать кое-какие наработки и мысли в других сферах — в спорте, например. Но появился проект моста, и я посчитал важным его реализовать. Важным — для страны.
— А вас не беспокоило, что сыну достанется бизнес, уже всерьез ограниченный санкциями?
— Процесс продажи части бизнеса сыну я начал задолго до санкций, мы шли к этим сделкам несколько лет.
— Теперь будете дистанцировать сына от своих проектов?
— Сегодня он не связан с моим бизнесом, развивает свои проекты.
— То есть мост нельзя назвать хорошей для вас историей?
— Как посмотреть. Это трудный проект в любом случае, даже просто технологически, но, с другой стороны, этим он и интересен. При всем том для меня это точно хорошая история. Рад, что правительство приняло положительное решение. Как я уже сказал, для меня это, видимо, заключительный большой проект — и не с целью зарабатывания денег. Он, если позволите, мой вклад в развитие страны. Это правда так.
— Кроме вас среди возможных строителей называли структуры Геннадия Тимченко. Кто-то еще был?
— Насколько я знаю, Минтранс рассмотрел более 70 предложений. Шли длительные конкурентные переговоры. Требования государства были достаточно жесткими — и по срокам строительства, и по стоимости, и по гарантиям исполнения контракта, которые должен предоставить подрядчик.
— Не обидно, что господину Тимченко разрешили отказаться?
— Нет. Я рад, что выбрали нас.
— Вы имели отношение к предварительной стадии проекта? В частности, вас называли среди владельцев группы «Волгомост», которая в марте выиграла заказ на подготовку ТЭО моста.
— Нет, «Волгомост» к нам отношения не имеет и никогда не имел. Мы только сейчас начинаем с ними взаимодействовать.
— Когда было принято решение о вашем участии в строительстве и кто вел переговоры?
— Разговоры на экспертном уровне велись несколько месяцев. Осенью прошлого года, когда нам предложили принять участие в конкурентных переговорах, я собрал коллег, мы все обсудили, я же сам менеджер, а не строитель. Они всесторонне проанализировали, сказали, что все технические возможности есть и что с проектом справимся. В январе Дмитрий Козак (вице-премьер, курирующий проект.— “Ъ”) позвал меня, мы подтвердили в правительстве свои обязательства по условиям контракта, все обсудили более конкретно. Окончательное решение было принято на совещании у премьера.
— Проект обсуждался 20 января на совещании у Дмитрия Медведева, о чем именно шла речь, о финансировании?
— Совещание было, да, но финансирование не обсуждалось. Подробной проектно-сметной документации пока нет, она появится после окончания стадии проектировки. Как раз на этом совещании было принято окончательное решение, что мы строим мост.
— В последние месяцы звучала довольно определенная цифра — 228,3 млрд руб. Она не кажется реальной?
— Она реальна. Окончательная стоимость будет определена, когда появится финальная проектно-сметная документация, она пройдет госэкспертизу и обсуждение с экспертами.
— Но «Стройгазмонтаж» никогда не строил мосты, у него нет таких компетенций, в отличие от «Мостотреста». Разве не было бы логично привлечь к проекту эту компанию?
— Нет, я пока такой вариант не рассматриваю. Мы ведем переговоры с зарубежными компаниями — например, с турецкими строителями, которые сами на нас вышли. В ближайшее время технические специалисты поедут это обсуждать. Мы их предупредили прямо — могут быть санкции, а они говорят, что решат этот вопрос.
— Весной и летом говорилось о возможном участии в проекте китайских компаний, это еще актуально?
— Китайцев пока нет, но мы ведем переговоры с компаниями из Южной Кореи. Они хорошо строят, и у них есть опыт в подобных проектах.
— Вы упомянули, что пока нет подробной документации по Керченскому мосту и обнародованная смета тоже неокончательная. А принципиальные строительные решения определены? Это точно, например, будет мост, а не тоннель?
— Тоннель я бы строить не взялся, у нас для этого нет достаточной компетенции. Будет автомобильно-железнодорожный мост.
— Возможные юридические осложнения по акватории, о которых упоминали власти Крыма, вас не беспокоят?
— Это вопрос к государству. Наша задача построить мост.
— Включаясь сейчас в проект, вы будете опираться на уже сделанные разработки, в частности «Волгомоста», или все начнете сначала?
— Мы их будем использовать — в определенной степени, конечно. Но основную часть изысканий и оценок будем уточнять сами, как и готовить проект. Там действительно очень сложная технологическая ситуация, сейсмика и так далее.
— У вас есть специалисты или придется нанимать?
— У нас есть свои проектные мощности, разумеется, будем привлекать и лучших экспертов в области проектирования.
— Какова организационная схема? Планируется ли создавать специальную операционную компанию или просто будет контракт Росавтодора на генподряд со «Стройгазмонтажом»?
— Мы планируем заключить контракт с Росавтодором.
— Придется ли увеличивать сроки реализации проекта?
— По нашим оценкам, на все — с учетом проектирования и согласований с госорганами — потребуется четыре года, то есть реально это конец 2018 года.
— Есть ли способы и реальные шансы хотя бы частично обойти технологические санкции?
— Ну вообще мы планируем полностью проект сделать с использованием российских материалов и имеющихся российских технологий. Конечно, было бы хорошо использовать норвежские и голландские платформы, но справимся и сами.
— А спецмарки стали, которых в России просто нет?
— Будем использовать российские технологии производства мостовых металлоконструкций. Этого достаточно.
— Даже без норвежских платформ понадобится много западной дорожно-строительной техники…
— Вся техника для реализации проекта у нас есть. У «Стройгазмонтажа» хорошие производственные фонды. На мост точно хватит.
— Проблем с обслуживанием, запчастями и ремонтами не возникает?
— В основном все есть, какие-то проблемы будем решать по мере поступления.
— Речь о вашем участии в финансировании не идет?
— Проект будет полностью финансироваться со стороны государства.
— Насколько сейчас загружен заказами «Стройгазмонтаж»?
— Где-то на 60%.
— Оставшихся 40% ресурсов на мост хватит?
— Хватит. А с учетом сложности технологических процессов мы будем привлекать как своих высококвалифицированных специалистов, так и профильных специалистов из других строительных компаний.
— То есть перспективы нефтегазовых заказов туманны?
— Ну почему, сейчас будем участвовать в конкурсах по газопроводу «Сила Сибири».
— А заказы «Роснефти» есть?
— Мы попробовали с ними немножко поработать, но сейчас ничего нет. В целом же у «Стройгазмонтажа» в текущих условиях больше проблем с банковскими гарантиями, чем с заказами как таковыми, как и у всех строителей. Нас спасают резервы, сформированные в том числе из нераспределенных дивидендов.
— Беря на себя такой тяжелый проект, вы рассчитываете на какие-то дополнительные «пряники» от государства?
— Да нет, какие «пряники». Я в таких вопросах не торгуюсь и ничего не жду, если честно. Повторюсь, есть желание реализовать этот проект.
— Не боитесь оказаться крайним, если ситуация развернется в какую-нибудь неприятную сторону года через два, например?
— Не боюсь. Сейчас не то время, чтобы рассуждать в подобных категориях. Я буду делать свое дело.
— С президентом проект обсуждали?
— Обсуждал, конечно. Пришел, объяснил, почему взялся.
— Какой помощи просили?
— Только одного — обеспечить эффективную работу с госзаказчиком, чтобы мы могли своевременно ввести объект в эксплуатацию. Чтобы не было проволочек с землеотводами, экспертизами и так далее.
— Уже очевидно, что позиции федеральных и крымских властей далеко не всегда совпадают. Вы не опасаетесь проблем и противостояния в регионе?
— Этот вопрос находится в компетенции государства. Я на себе никаких противоречий не почувствовал.
— Сейчас все активнее говорят о смене команды президента, о том, что его прежний круг вытесняется силовиками. Ваши собственные отношения с президентом не изменились?
— Нет, с чего бы? 50 лет не менялись, и вдруг? И вообще, на мой взгляд, он человек мудрый…
— В проекте моста точкой входа для решения вопросов будет Росавтодор или Дмитрий Козак?
— Контракт мы подписываем с Росавтодором, но Козак будет курировать проект.
— Поскольку объект стратегический, значит ли это, что все тендеры по нему будут закрытым?
— Этот вопрос будет решаться заказчиком и компетентными органами. Мы будем реализовывать проект максимально открыто для общественности, об этом говорил Козак, и я сам считаю, что так будет правильно.
— У силовиков есть специалисты, компетентные для участия в проекте?
— Да, и это стало понятно в ходе подготовке Олимпиады. Они уже понимают, что такое большая стройка.
— Несмотря на черную метку, вы ждете облегчения ситуации, снятия санкций, например?
— Мое личное мнение: быстро ничего не закончится. Они давят со всех сторон — и сейчас точно не финал. Не думайте, что меня это сильно волнует.
