Такую характеристику новому закону «Об образовании» дал президент Ассоциации негосударственных вузов России, ректор РосНОУ, доктор технических наук Владимир ЗЕРНОВ.
Отечественные школы и вузы продолжают сотрясать скандалы, в том числе — коррупционные. На их фоне несколько отодвинулись на второй план споры вокруг закона «Об образовании», принятого недавно Госдумой. С другой стороны, сейчас самое время вернуться к этому документу и попробовать разобраться — отвечает ли он современным требованиям? С этого вопроса и началась наша беседа с ректором Российского нового университета Владимиром Зерновым.
— Я бы назвал его ограниченно прогрессивным, — сказал Владимир Алексеевич, — ибо говоря много раз «а», документ ни разу не говорит «б». Главная претензия — закон не мотивирует на конечный результат, не расшивает многих узких мест развития, не позволяет, например, эффективно решать проблему конкурентоспособности отечественных вузов на международном уровне.
Возьмем МФТИ. Замечательный вуз, крепкая команда, амбициозная программа развития, но дальше продвинуться не может. А если бы в законе прописывались условия создания научно-образовательных консорциумов (кстати, лидеров мировых рейтингов), то многие вузы — и наш, и академические НИИ — пришли бы под знамя Физтеха.
— О негусадарственных вузах, как я понимаю, разговор особый?
— Я вам так скажу: будь в законе «инновационная составляющая», лидерами во многих случаях стали бы именно негосударственные вузы. Увы, в нашей стране, где в частном секторе производится чуть ли не 80 процентов ВВП, приоритетным остается государственное образование, которое государством же и финансируется. Хотя во всем мире действует один критерий для доступа к финансированию — качество обучения. (Тот же Гарвард — частный вуз, но попасть в него мечтают все).
— Насколько я понимаю, вы предлагаете сделать высшее образование платным?
— Вовсе нет. Я предлагаю все вузы, независимо от форм собственности, поставить в равные условия и также на равных распределять бюджетные места. Пока же ситуация оставляет желать лучшего. В прошлом году, например, частные вузы получили около полутора процентов от всего количества бюджетных мест, распределяемых министерством образования. Все остальное досталось государственным вузам.
— Но если бюджетные средства потекут в частный образовательный сектор, не превратится ли он в такой же неповоротливый, неэффективный, каким вам видится сейчас государственный?
— Чтобы этого не произошло, нужно вводить новые критерии эффективности вузов — принимать в качестве отчетов за потраченные миллиарды не методички, а прорывные технологии и мировые открытия, сделанные научными школами. Тогда и станет ясно, какой вуз «ведущий», а какой — нет, кому следует дать деньги из бюджета, а кому — отказать. Так развивается весь мир, в том числе и страны БРИКС, кроме России.
Для нас это особенно актуально, потому что мы уже не первое десятилетие пытаемся, но не можем, понять, как оценить эффективность деятельности той же Академии наук. Сегодня российская армия ученых — одна из самых многочисленных в мире, а по изобретениям плетемся в хвосте пятого десятка стран…
— Зато мы рекордсмены по числу «липовых» диссертаций… Кто виноват в этом — люди, которые хотят прибавить к своим титулам научную степень, или система?
— Конечно, система. Если зарплата преподавателя в вузе — 30 тысяч рублей, а 7 тысяч из них — за докторскую, эти люди будут защищаться любым способом, чтобы хотя бы увеличить свою зарплату. Но есть вузы, где преподаватели не стремятся к научным степеням. Например, ректор Высшей школы экономики Ярослав Кузьминов — кандидат наук. Проректор РосНОУ, лучший выпускник Физтеха — кандидат наук. В нашем вузе нет доплат за научные степени. И нигде в мире этого не существует. Платят за научные результаты. Вообще в мире почти не осталось государственных академий наук, где людям платят за их звания. Повсюду академии — это клубы по интересам, за членство ученые платят взносы. Наша Академия наук, наверное, в этом смысле уникальное учреждение. Чем за последние 20 лет она отличилась? Какими выдающимися достижениями может похвастаться?
— Вероятно, это зависит не только от академиков, но и от руководства страны…
— Всегда есть возможность делать и говорить, даже если это не вписывается в общепринятые рамки, не нравится начальству. Это, кстати, отличает настоящего ученого, исследователя.
— И что же, по-вашему, долой академии, старые школы, да здравствует Сколково, новые научно-образовательные центры?
— Нет. Для развития нужно и то, и другое. Все крупнейшие мировые фирмы, особенно в IT-индустрии, родились в подвалах и гаражах. Многие советские проекты — от атомного до авиапромышленности — вырастали с нуля, порой в чистом поле. Именно поэтому Советский Союз совершил прорыв в науке и технике, обогнал Америку после войны по многим технологическим направлениям. Когда Никита Хрущев впервые прилетел в США, на самолете Ту-114, у американцев даже не нашлось трапа, чтобы лидер страны смог сойти на землю. У них тогда такие самолеты еще только проектировались, а мы их строили. Пусть работают и старые научные центры, и новые. Но для всех должен быть один критерий оценки — научные достижения, открытия и изобретения.
Я считаю, что, наряду со Сколково, наши признанные научные центры, особенно подмосковные Троицк, Дубна и другие, должны получить серьезную господдержку. Но надо смотреть за эффективностью этой помощи. Есть эффект — помощь увеличивать. Кстати, надо бы уже посмотреть и на результат, который Россия получила от вложений в Сколково и сравнить с тем, что дает Новосибирск и другие научные центры.
— Но невозможно все время делать науку наперекор обстоятельствам, государство же обязано вовремя уловить тренд, оказать поддержку лучшим?
— Конечно, в идеале необходима адекватная политика. Потому что от этого зависит судьба страны и место России в современном мире. Тем более, что мы обладаем самым развитым научно-инновационным потенциалом.
Михаил МОРОЗОВ
специально для «НВ»
