Помощник президента СССР по экономике Олег Ожерельев о причинах распада Советского Союза
К августу 1991 г. были утеряны все основные старые рычаги управления и поддержания целостности страны. Новых рычагов создано не было. В ответственнейший момент перестройки генсек ЦК КПСС не смог выстроить новый механизм власти. Отказ от контроля над партией и через партию разрушил единство власти и создал колоссальную неопределенность внутри нее. Парализовал способность всей управляющей системы страны.
Уже к концу 1987 г. нарастали симптомы системного кризиса, в обществе росло недовольство, много лет не находившее выхода. Организационная работа ЦК потеряла связи с реальной жизнью. Общество, вдохновившись перестроечными идеями, ушло далеко вперед. В прессе, в культурной жизни сняли все запреты. Можно было показывать и писать все, что думаешь. А в экономике все старые путы, сдержки, тормоза оставались почти нетронутыми. Госплан, Госснаб, Госкомитет по ценам работали в старом режиме. Особую роль играло Статуправление, которое умудрялось покрыть завесой секретности любую информацию. Получить реальные данные о ресурсах продовольствия, товарах народного потребления, источниках и запасах валюты, роли нефти (ее производство начало сокращаться в это время) и расходах на оборону было невозможно, даже работая в ЦК.
Полную картину предстоящего коллапса, вызванного спадом валютных доходов от поставок нефти, видели только председатель Совета министров Николай Рыжков, некоторые его замы и часть аппарата правительства. Эта информация была, к сожалению, недоступна и для ученых-аналитиков, и для Центрального Комитета в целом.
Конечно, внешней причиной крушения СССР можно назвать мятеж ГКЧП. Но это очень поверхностное представление. ГКЧП появился на той стадии, когда страна фактически уже находилась в плачевном состоянии. Гораздо более глубокой, но опять-таки не единственной причиной оказался острейший дефицит продовольствия и товаров народного потребления. Он нарастал долгие годы, но начиная с 1988-го превратился в настоящее бедствие для абсолютного большинства населения страны. Цены на единственный, по существу, источник валюты – нефть – падали.
«Не будет нефти – не будет экономики страны. Чего мы ждем?» – говорил Рыжков на одном из внутренних совещаний со своими замами. Встреча проходила, как всегда, за закрытыми дверями. Тупиковый путь развития экономики СССР, начатый коллективизацией и раскулачиванием в 1930-е гг., нашел свое завершение в столь же бесперспективной политике руководства в конце 1980-х. К 1988 г. грянул настоящий экономический кризис, проявившийся прежде всего в катастрофическом расстройстве финансовой системы. Произошло раскручивание дефицитной спирали. Программа экономических реформ, разработанная июньским пленумом ЦК КПСС 1987 г., фактически была похоронена.
Партию от власти к этому моменту уже почти отстранили. Правительством был утерян контроль над денежной массой, потоками доходов населения. Товары народного потребления исчезли. Недовольство граждан стремительно росло. Усиливалась разбалансированность программы капитального строительства с материально-техническими ресурсами, что ударило даже по такой стратегически важной отрасли, как нефтедобыча. В это же время началось недовыполнение плановых показателей по поставкам нефти. Примерно с 1988 г. эмиссия денег Госбанком СССР перестала носить кредитный характер и превратилась в источник покрытия дефицита государственного бюджета. Рубль стремительно начал обесцениваться и постепенно терять функции всеобщего эквивалента.
Задолго до кризиса, в узком кругу на рабочей даче «Волынская» не раз обсуждался вопрос о возврате к НЭПу. Но на главные вопросы не хватало смелости ответов. Как быстро сломать сложившуюся систему планов, снабжения и райкомовского руководства? Как обеспечить бесперебойное снабжение городов, если мы отказываемся от Госснаба? Как перейти на свободные рыночные цены на сельхозпродукты? Ясно, что цены сразу же рванут вверх, а зарплаты на госпредприятиях регулируются планом. В конечном счете был единственный выход – переход к свободным ценам сразу и во всей экономике. Необходимо было не только ломать всю прежнюю систему, но одновременно и создавать новую. На такой сложный шаг у высшего руководства страны, к сожалению, не хватило ни понимания, ни политической воли.
ГКЧП, собственно, зафиксировал лишь акт отчаяния. Сделать нечто большее члены комитета были не способны. Их крушение было предопределено самим неконкурентным механизмом прихода этих людей на вершину власти.
Связи нет. 19–20 августа 1991 г.
В тот день меня не арестовали. И на следующий тоже. Хотя несколько двусмысленных ситуаций по пути к рабочему кабинету в Кремле все-таки возникло.
Утром 19 августа, как всегда, собрался к половине девятого на работу. Я с семьей находился тогда за городом, в Успенке. Вместе со мной решили доехать до метро жена и сын. Подходим к машине. Водитель как-то напряженно говорит: «Олег Иванович, а вы включали телевизор или радио?» – «Нет, не включал». – «А вы включите. Что-то странное происходит». Я вернулся, сел к телевизору. Шли известные сюжеты, «Лебединое озеро». В какой-то момент появилось сообщение о том, что в связи с тем, что Горбачев заболел и не может исполнять свои обязанности, создан Государственный комитет по чрезвычайному положению, который взял на себя руководство.
Я был в курсе, что у Горбачева никаких проблем со здоровьем не было. В общем, мне стало понятно, что происходит что-то очень серьезное и неясное, похожее на переворот. Я предложил жене и сыну остаться, а сам поехал в Кремль на свое рабочее место.
Подъезжаю к воротам Кремля. Как всегда, стоит часовой. «Пропустит или нет?» Отдает честь и пропускает. Подъезжаю к подъезду, где были кабинеты Горбачева и помощников. Выхожу из машины. На входе часовой. «Или остановят, или пропустят, или скажут: «Пройдемте!» Но все происходит как обычно.
Дальше мне к своему кабинету надо было идти по коридору мимо кабинета Янаева. Увидел, что там стоят человек 8–10 из охраны, которая обычно сопровождала Горбачева. Напрягся. Замначальника охраны Горбачева делает шаг в мою сторону и спокойно произносит: «Здравствуйте, Олег Иванович!» Мы с ним здоровались за руку и раньше. Поздоровались. Ни он у меня ничего не спросил, ни я у него.
Пошел дальше к себе. Сел. «Связь отключена или нет?» У меня была прямая связь с Горбачевым в кабинете в Кремле. Была и так называемая междугородняя связь, тоже прямая – где бы Горбачев ни находился. Поднимаю трубку. Включается, как обычно, служба спецсвязи. Женский голос: «Добрый день, Олег Иванович! Что вы хотели?» – «Я бы хотел связаться с Михаилом Сергеевичем». – «С Форосом связь прервана», – отвечают мне. «Понятно», – вешаю трубку.
Обычно утром мне на стол кладут закрытую почту. Информация из-за рубежа, от спецслужб. Все принесли, как обычно. Но никаких звонков, тишина. Все телефоны молчат, но все работают. Проверил – все каналы связи работают.
Где-то к середине дня начинает поступать информация, что происходит вокруг Ельцина, в руководстве Российской Федерации. Идут сообщения из городов, республик, из-за рубежа. Информация необычная. Обычна лишь процедура ее поступления.
Я сам не выхожу из кабинета и никому не звоню. Секретарша заходит ко мне. Спрашиваю, что там. Рассказывает. Девочки между собой ведь общаются. Она говорит: «Болдин собрал совещание» (Валерий Болдин, руководитель аппарата президента СССР. – «Ведомости»). К счастью, он меня не пригласил. Я совсем не горел желанием идти к нему на совещание. Вообще, у меня с Болдиным – это отдельная тема – всегда были прохладные отношения. По-человечески он мне был почему-то не очень приятен.
В какой-то момент позвонил Егор Гайдар. Отношения у нас были нормальными. Не могу сказать, что теплыми, но товарищескими, рабочими, уважительными, спокойными и в какой-то мере доверительными. Он спросил: «Нет ли у вас связи с Горбачевым?» Я сказал: «С Горбачевым связи нет». Он спросил: «Могу ли я чем-то быть полезен? Не нужна ли какая-то помощь?» Я сказал: «Спасибо. Пока никакой помощи не надо». Вот так первый день прошел в сидении в одиночестве, в размышлениях и анализе происходящего. Вечером я решил заехать к Владимиру Егорову, референту по культуре. Он достал бутылку. Посидели. Попытались дать оценку тому, что происходит. Было ясно, что идет какая-то возня с отстранением Горбачева. Чем занимается ГКЧП, было непонятно.
На следующий день, 20 августа, снова с утра поехал на работу. Все продолжалось в том же духе. В какой-то момент появился глава протокольного отдела Володя Шевченко. Мы с ним были в дружеских отношениях. Вошел, спросил, что происходит. Говорю: «Кроме общей информации, которая поступает, больше ничего не знаю. Я не хожу ни к Болдину, ни к Янаеву, меня никто не трогает. А ты заходил туда?» Он: «Нет, с какой стати? Я в каком-то смысле давал присягу. Меня на работу брал Горбачев, и я признаю только его».
Срочно вернулся из отпуска советник президента Вадим Медведев. Он, по существу, правая рука Горбачева. Надежный, порядочный: «Что у вас тут происходит? Я, пожалуй, сейчас к Болдину схожу». Возвращается, рассказывает: «Первый мой вопрос был: «Как так получилось, как ты мог? Ты же всегда был ближайшим доверенным лицом Горбачева. Почему ты оказался в другом лагере? С людьми, которые отстранили его от власти?» Болдин заерзал. Разговор вышел очень тяжелый. Потом огрызнулся: «А почему вы решили, что мы против Горбачева?» И чуть ли не бросил фразу, что «Горбачев будет с нами. Все в его руках». И быстро ушел.
К вечеру второго дня стало ясно, что ГКЧП абсолютно беспомощен. Путч бесславно провалился. Но дни Михаила Горбачева у власти все равно были сочтены. Стремительно закатывалась и звезда Советского Союза.
Звезда президента закатилась в Крыму
«Путч – это конец Горбачева как президента. Завершение его карьеры» – это пророчество Вадима Медведева сбылось быстрее, чем можно было ожидать. А тогда, ночью 21 августа 1991 г., мы мчались вдвоем по ночной Москве в аэропорт встречать Михаила Сергеевича из крымской резиденции. «Странно, почему конец? – размышлял я. – Он же законно избранный, и есть возможность продолжать работать!»
Едва самолет замирает на полосе, как из люка двери выскакивает Александр Руцкой с автоматом. И к нам – проверить, все ли чисто. Кроме нас с Медведевым президента СССР встречает министр иностранных дел. В дни путча он от страха переусердствовал и дал команду нашим зарубежным посольствам на всякий случай снять портреты Горбачева. Руцкой трясет нас за руки, щупает взглядом, нет ли оружия, – а вроде как здоровается. Машет в сторону лайнера: «Только свои. Теперь можно!» Спускается Михаил Сергеевич. Обмен рукопожатиями – и по машинам: «Ребята, до завтра! С утра начнем!»
Самый распространенный вопрос: как вообще мог возникнуть ГКЧП? Ведь в нем были выдвиженцы Михаила Горбачева. Они не считались такими близкими сподвижниками, как, например, Медведев, Яковлев, Шеварднадзе и целый ряд других. Но все же… Янаева на пост вице-президента Горбачев буквально протащил через Верховный совет. Парламент категорически не хотел утверждать эту спорную кандидатуру. До того момента Янаев не зарекомендовал себя ни как яркий политик, ни как толковый администратор. Он работал в профсоюзах. А еще раньше возглавлял Комитет молодежных организаций, укреплял связи с зарубежьем. Даже не секретарь ЦК комсомола. Собственно говоря, его обязанности сводились к установлению дружеских отношений. Нужно было грамотно вести себя за столом, участвовать в пиршествах, уметь поддерживать компанию, быть рубахой-парнем.
Уровень компетенции Янаева нельзя даже сравнивать с постом вице-президента. Вице-президент должен быть человеком государственным. Случись что с президентом, и Янаев занял бы его место. Выбор Горбачева не был понятен никому. Можно было предложить этот пост Назарбаеву, Яковлеву, тому же Рыжкову, Медведеву. Они были на три головы выше Янаева.
Очевидно, Горбачев руководствовался тем соображением, что ближайший к нему человек должен быть слабее его. Именно этот подход к выдвижению и высветил путч. Ведь в распоряжении заговорщиков было все: КГБ, МВД, у них была партия, которая их поддержала практически изначально. В их распоряжении была армия. Сдуру или спьяну они ввели даже танки.
Когда их пришли арестовывать, все уже разошлись, но Янаев оставался в кабинете, ночевал там. Как рассказывали очевидцы, он был с перепоя и плохо соображал, что происходит. Вообще, те, кто в дни путча общался с членами ГКЧП, говорили, что они все находились в каком-то маловменяемом состоянии. Не понимали, что делать. И ведь не какие-то «черные полковники» пришли к власти. Это все были люди из ближайшего окружения Горбачева. Янаев – вице-президент, Павлов – премьер-министр, Крючков – председатель КГБ, Лукьянов, который с ними практически сотрудничал, – председатель Верховного совета.
Эта растерянность – свидетельство их уровня. И следствие импотенции авторитарной системы, сложившейся в Советском Союзе.
За шесть лет пребывания Михаила Горбачева у власти коренным образом изменился не только облик СССР, стран советского блока, но и, по сути, мира в целом. Это факт. Но другая неоспоримая истина состоит в том, что все действия и бездействия системы в тот момент предопределяли ее судьбу.
Олег Ожерельев
Источник: «Ведомости»
