Интервью с главным редактором опубликовано в журнале Forbes 22 октября 1990 года
Малкольм сделал журналу имя и использовал его на полную. И теперь, после его смерти, возникает вопрос: насколько успешно его сын Стив сможет представлять громкую фамилию? От ответа на этот вопрос зависит судьба одного из самых известных символов капитализма в Америке.
Когда возникают какие-либо трудности, вы задумываетесь о том, как в данной ситуации поступил бы ваш отец?
Отнюдь. Так у меня были бы связаны руки. И ничего бы не получилось, потому что у моего отца не было готовой формулы. Если у меня возникает трудность, я не думаю, «а что бы на моем месте сделал он?» Я не знаю, как бы он поступил. А если бы знал, то все было бы предсказуемо и скучно.
Какой след вы хотите оставить в истории журнала?
Если с самого начала задаваться этим вопросом, то недолго споткнуться и упасть. Оставить собственный след можно только получая удовольствие от того, что делаешь, в особенности, если делаешь это хорошо. А когда появляется возможность достичь цели — необходимо сполна этим пользоваться.
Как раз это и делал ваш отец и ваш дед, вероятно, тоже. Давайте вспомним о том первом важном решении вашего деда, Берти Чарльза. Он хотел основать собственный журнал и сделать так, чтобы на здании красовалась вывеска с его фамилией.
Мой дед заслужил себе репутацию, работая бизнес-обозревателем для изданий корпорации Hearst. Как многие другие журналисты, он писал намного больше, чем появлялось в его колонке. Он хотел сам командовать парадом, поэтому и основал Forbes. К 1928 году журнал уже стал заметным изданием, и Hearst предложили сделку по его покупке за $1 млн, огромную по тем временам сумму. Мой дед предложение отклонил. А через четыре года журнал стал практически банкротом из-за Великой депрессии. Единственным источником средств, которыми мой дед поддерживал публикацию журнала, были доходы от написания статей для Hearst, различные подработки и деньги с еще не обналиченных чеков, заработанные в Forbes. Чеки эти он складывал в сейф, а обналичить их все он смог лишь несколько лет спустя, и это стало его наибольшим достижением.
Почему Берти Чарльз стал использовать в качестве названия журнала фамилию семьи?
Изначально он планировал назвать журнал Doers and Doings (прим. пер. – англ. «Деятели и дела»). Другие указывали на то, что его фамилия уже во времена работы в Hearst стала очень узнаваемой, поэтому он решил, почему бы не использовать ее?
После Второй мировой войны мой дед предложил моему отцу работу в Forbes за $100 в неделю. Отец охотно согласился и стал очень активным сотрудником журнала. Он дал начало первой новостной рассылке в области инвестирования, которую можно было оформить в те годы за $35 в год. Благодаря доходам от этой рассылки журнал вернулся к жизни после сложного периода Великой депрессии.
Одним из ранних начинаний моего отца в конце 40-х годов стал журнал Nation’s Heritage (прим. пер. – англ. «наследие нации»). Он был увесистым, как большая иллюстрированная книга, а годовая подписка стоила $150, сегодня это эквивалентно $700-800. Журнал был очень роскошно оформлен, но отец тратил на выпуск так много, что на рекламу уже ничего не оставалось, и в итоге журнал пришлось закрыть. Таких ошибок отец больше не повторял.
Это было уже в то время, когда он начинал политическую карьеру?
Мой отец хотел стать президентом Соединенных Штатов. В 50-х годах он активно занимался политикой в Нью-Джерси и дважды баллотировался на пост губернатора штата. В первый раз, в 1953 году, он потерпел неудачу, когда хотел выдвигаться от республиканской партии. Четыре года спустя его все таки выдвинули кандидатом от партии, но в ходе выборов, по его собственным словам, его «с минимальным отрывом обошел» пользующийся популярностью у избирателей действующий губернатор. Наконец, он понял, что на политической арене ему успеха не добиться, и сосредоточил силы на журнале.
Как он справился с таким ударом по самолюбию? Ведь он мог посчитать это полным провалом в том, чем он действительно хотел заниматься, а семейный бизнес мог стать для него лишь утешительным призом.
Одной из его самых характерных черт было умение оставить неудачи позади и попробовать что-то новое. Многим людям в его возрасте крайне трудно вернуться к прежней жизни, если мечту всей их жизни растоптали. У него подобного уныния никогда не наблюдалось.
Один из давних сотрудников журнала, утверждает, что врожденный талант вашего отца к маркетингу и стал залогом успеха Forbes.
Отец признавал, что хоть в редакции и работают маститые журналисты, Forbes никому не будет нужен, если не преподнести его правильно. Поэтому для правильной подачи он прилагал все усилия. Попытки, которые он предпринимал для этого, сегодня кажутся очень скучными, но на протяжении определенного времени они приносили свои плоды. Это были рекламные кампании в крупнейших газетах и специализированных изданиях, обеды с генеральными директорами в здании, примыкающем к нашему офису, в этом ему не было равных. Он также принимал лидеров корпораций, политических партий и высоких гостей из-за рубежа на нашей яхте Highlander и делал это намного чаще, чем в свое время его брат Брюс. В середине 60-х, когда отец начал собирать яйца Фаберже, он использовал их в рекламной кампании журнала как знак качества издания.
Помимо своего влияния на редакционную политику журнала, Малкольм также мастерски использовал собственное имя. Он был почти такой же знаменитостью, как и Элизабет Тейлор, с которой он встречался на протяжении нескольких лет. С учетом того, какой ореол славы окружает фамилию вашей семьи, имеет ли маркетинг по-прежнему большое значение?
В этом деле все очень просто: если думаешь, что цель достигнута и двигаться дальше незачем, то совсем скоро тебе укажут на выход. Нужно постоянно лелеять собственное имя, собственную компанию и то, чем она занимается — вне зависимости от специфики бизнеса. Если думаешь, что у тебя правильная формула, но ты не готов продавать — это прямой путь к неудаче. Такая безынициативность разрушает мечты многих предпринимателей. Наше имя сегодня хорошо известно, но то же самое можно сказать и о компании General Motors. Когда я только начинал работать в журнале 20 лет назад, в этой компании были обеспокоены тем, что им могут предъявить иск о нарушении антитрестовского законодательства: General Motors занимала половину всего автомобильного рынка. Сегодня же они больше обеспокоены тем, что их доля уменьшилась до 35%. Когда дела идут как по маслу, очень легко облениться.
О вашем отце такого не скажешь: он принимал участие в процессе продаж. Никого бы не удивило, если бы он звонил директору по рекламе. Но он звонил высшим руководителям компаний и напрямую предлагал им размещать рекламу в журнале. Так поступают не многие. Вы бы поступали так же?
Конечно, я так уже делал. Не стоит забывать: в моем возрасте, когда отцу было 43, телефонный звонок от него значил не то же самое, что значил, когда ему было 70. Он мастерски делал прямую подачу. Так вести дела и нужно. Этим принципом руководствуюсь и я. Если бы от моих звонков не было толку, я бы никому не звонил. Впервые я начал звонить руководителям компаний и предлагать им разместить у нас рекламу четыре или пять лет назад. Поначалу это было трудно.
Важная составляющая гения вашего отца — превратить увлечения в инструмент извлечения выгоды. Что для журнала значила бы потеря такого навыка?
Если говорить о дальнейшем продвижении журнала, мы продолжим активно устраивать светские приемы на яхтах, встречи любителей воздухоплавания во Франции, различные мероприятия в нашем офисе и в галереях.
А как насчет Элизабет?
Приглашать Элизабет Тейлор? Моей жене это вряд ли понравится. Дело в том, что людям по душе яхты, езда на мотоцикле, приемы под открытым небом, воздушные шары. Главное — чтобы это шло на пользу делу. Но я думаю, что теперь это будет происходит в более узком кругу.
Это значит, что имя Forbes достигло своего потолка в качестве торговой марки?
У большинства предприятий нет своего Малкольма Форбса, но это не мешает им добиваться успеха.
Тогда что для Forbes станет новым толчком к развитию?
Все просто: нужно уделять внимание продукту, то есть самому журналу. Это единственный известный мне путь к благополучию. Этим в значительной степени руководствовался и мой отец.
Вы занимаетесь бизнесом не один, у вас есть три младших брата, также работающих в компании. В СМИ их обычно описывают так, будто каждый унаследовал только одну черту характера отца: Кип, берущий от жизни все как и ваш отец, Тимоти, светский лев, более простой, но творческий по натуре, Роберт, искатель приключений. Привлечете ли вы их для того, чтобы Forbes оставался на слуху?
Может быть, ни один из нас и не поступает так, как поступил бы наш отец, но, по крайней мере, мы выгодно пускаем в оборот его деньги. Роб обожает езду на мотоцикле. Мы смеемся, когда Тимми называют светским львом. Никакой он не светский лев. Он занимается продажей журналов Egg и American Heritage. У него есть определенный шарм; я не знаю, как это переносят его ноги, но он все время носит ковбойские сапоги. А еще он учится управлять воздушным шаром.
Вы чувствуете себя уязвимым, когда слышите неприятные сплетни в желтой прессе после смерти Малкольма? Вывеска с вашей фамилией отбрасывает большую тень на компанию, если член семьи оказался замешан в какой-либо истории. Это как-то влияет на бизнес?
Нет, никак не влияет. Для нас он был одним человеком, для остальных — другим, и здесь все предельно ясно.
Биография вашего отца, которая выйдет этим летом, как ожидается, затронет некоторые слухи о нем. Вас это как-нибудь задевает?
С этим ничего не поделать. Лучший выход — хорошо управлять компанией. Успех — это лучшая месть недоброжелателям.
Наверное, ваш отец сказал бы то же самое. А можете рассказать еще о различиях между вами и отцом, в работе и в жизни?
Большинству он запомнился как свойский парень, который легко мог развлечь. Но многие не знают, что он был таким не всегда. На протяжении многих лет он обедал один в кафе Schafft’s напротив офиса. Там делали отличные сандвичи и печенье, особенно лимонное. Он часто отправлял его мне, когда я уезжал на учебу.
Когда он начал собственный бизнес, его методы поменялись. Не знаю, что через десять лет будут говорить обо мне. Когда меня спрашивают, буду ли я когда-нибудь ездить на мотоцикле, я отвечаю, что я для этого еще слишком молод. Мой отец занялся этим только, когда ему было далеко за 40, а летать на воздушном шаре начал после 50. Мне очень интересно узнать, каким через семь или восемь лет стану я.
Сложился ли у вас собственный стиль? Комфортно ли вы себя ощущаете?
Наверное, я уже сформировался в достаточной мере и могу не доказывать кому-то, что во мне есть что-то от моего отца. Это было бы глупо и опрометчиво. Если так должно быть, я попробую. Если нет, то не буду. Мой отец всегда был готов хоть раз попробовать что-то новое. Но если ему не нравилось, он не делал это снова, только чтобы кому-то что-то доказать.
Поэтому можете не ждать, что я вдруг стану прыгать с парашютом, летать на дельтаплане или проектировать ракетный корабль. У меня нет никакого желания заниматься рафтингом или скалолазанием. Пусть это делает кто-нибудь другой.
Понятно, но с таким человеком, как ваш отец, иногда было, наверное, трудно?
Он не держал нас в ежовых рукавицах. Думаю, есть большая разница между тем, кто хочет подавлять ради обретения авторитета, и тем, у кого просто сложился определенный взгляд на вещи. В 13-14 лет — может быть, даже раньше — я осознал, что мой отец не похож на отцов других детей.
Не могу сказать точно, что его отличало от остальных, ведь он еще не был ни мотоциклистом, ни воздухоплавателем. New York Times я начал читать в 12-13 лет, следил за биржей ценных бумаг, а взгляды и кругозор отца мне казались намного более оригинальными и глубокими, чем то, что я читал в газетах. Я задавал ему вопросы, и он отвечал на них очень развернуто и подробно. Еще меня поражала его способность пересмотреть свое мнение, если ему привели убедительный аргумент против.
Он всегда был таким дома?
Иногда, когда мы подросли, он требовал от нас строгой дисциплины. Мама была с нами мягче, а отец не давал расслабиться. С учетом того, каким он был строгим, когда мы были молоды, удивляет, каким он стал позднее мягким. Он не требовал, чтобы мы приходили домой рано, если нам хотелось задержаться где-то допоздна, никогда не дожидался нас, прежде чем лечь спать. Он понимал, что до чего-то мы должны дойти собственным умом, без его подсказок. Конечно, он хотел держать все под контролем, но также знал, когда стоит отступиться.
Он знакомил вас со своим бизнесом, пока вы были детьми?
Когда мне исполнилось 13 или 14, он начал брать меня на яхту Highlander каждое воскресенье, водить вместе с руководителями компаний и их женами на матчи регби в Военной академии США, между тем совершая сделки и работая. С самого раннего возраст мы должны были знать, как он сам выражался, откуда на нашем хлебе берется масло. Находясь на яхте, мы были обязаны поименно знать всех гостей. Во время многих таких яхт-прогулок обед и ужин становился целым светским приемом на 50, а то и 75 человек. Вставая утром, за завтраком мы повторяли имена тех, кто будет на обеде, а после обеда садились и запоминали тех, кто придет на ужин. Подобные марафоны длиной в восемь дней подряд были тяжелым испытанием, однако такое случалось не чаще раза в год.
Наверное, веселья в это было мало, хотя вы, вероятно, понимали, что эти прогулки на яхте приносили успех не из-за тщеславия или обмана, а из-за уверенности вашего отца в том, для чего он это делает. Обращал ли он на это ваше внимание, когда вы начали с ним работать?
Непосредственно на него я после колледжа не работал. Он не считал необходимым, чтобы мы с братьями каждый день ему отчитывались. Он полагал, что только так мы научимся работать сами. В противном случае багаж детских воспоминаний только бы все усложнил. У моего отца и в мыслях не было следить за каждым нашим шагом или ежедневно выяснять, какие у нас успехи. По его мнению, это ни к чему хорошему не привело бы. Я считаю так же.
Моим непосредственным начальником был редактор Джим Майклс, который правил мои статьи. Даже когда я работал других отделах, например, рекламном или управленческом, мой отец всегда держал дистанцию.
Он очень ответственно подходил и к тому, чтобы увеличивать число наших обязанностей. Если он знал, что мы справимся с задачей, то позволял нам делать, что мы считали нужным. Он делал то, что многие руководители делают с большой опаской — позволял людям совершать ошибки, но таким образом, чтобы они на них учились, а не наступали на грабли снова.
Можете привести конкретные примеры?
Сейчас это кажется мелочью, но когда я стал президентом компании в 1980 году, то должен был решить вопрос с имущественным страхованием. Ошибкой стал выбор самой низкой цены и потеря некоторых видов страховой защиты, которые, по мнению отца, нам были нужны. Некоторые сотрудники компании меня поддерживали, но отец считал это дурной затеей. И он оказался прав. Мы приобрели более дешевую страховку, а потом выяснилось, что из-за этого мы можем потерпеть убытки. Но нам повезло, и со временем ситуация наладилась.
Если бы ситуация не наладилась, это ошибка много бы вам стоила?
Дорого, но катастрофы из этого не вышло бы. Таким образом наш отец и определял, как много свободы нам можно давать. Опыт – это мудрый учитель и порой единственный способ узнавать новое.
Если отец думал, что решение повлечет за собой серьезные последствия, то всегда хотел, чтобы последнее слово оставалось за ним. Но если решение не предполагало катастрофических последствий, отца вполне можно было убедить довериться нам, если, конечно, мы приводили разумные аргументы.
Привести детей в бизнес и обучить их — это еще полбеды. Руководители многих компаний часто просчитываются, распределяя между своими детьми обязанности по управлению и контролю.
Мой отец усвоил отличный урок от своего отца относительно того, чего делать не нужно. Умирая, мой дед оставил моему папе и его брату, Брюсу, равные доли журнала. Дед видел, что место Брюса — в отделе продаж и маркетинга, а моего отца лучше представлял в редакции. Я полагаю, что когда две сильные личности постоянно взаимодействуют, они борются и соперничают друг с другом, и в итоге возникают неразрешимые противоречия. Мой отец понял, что всю ответственность должен нести один человек. Иначе, как он опасался, все пойдет прахом. В его случае такого не произошло.
Что бы произошло, если бы в 1964 году ваш дядя Брюс не умер?
Одному только богу известно, как бы они смогли ладить друг с другом. Мой отец не хотел, чтобы из-за возникающих в семье разногласий с бизнесом случилось то же, что случается со многими в данной ситуации, не хотел, чтобы семейное дело распродали по частям или разрушили. У моего отца было два типа акций: с правом голоса и без него. После его смерти я получил 51% акций с правом голоса. Если сейчас все пойдет не так, как нужно, есть только один план действий. Отец думал об этом очень много. Соотношение наших долей немного изменилось, когда в компанию пришли Кип и я, а потом снова, спустя два года, когда в дело включился Бобби. История семьи медиамагната Барри Бингхэма в штате Кентукки только усилило веру отца в то, что управление семейным бизнесом должно быть доверено одному человеку.
Расскажите поподробнее, как у вас оказался 51% акций всей компании?
Недовольства по этому поводу никто не высказывал. Акциями компании я впервые обзавелся около 10 лет назад. Тогда акции еще были только с правом голоса. Немногим позднее отец ввел в оборот акции без права голоса. Сделал он это, чтобы более равномерно распределить капитал компании, а количество голосов оставить на прежнем уровне. То, что я владею 51% всех голосов, которые можно отдать при решении вопросов, не означает, что в моих руках сосредоточен весь капитал компании. У меня, конечно, больше, чем у моих братьев, но определенно не 51%. У моей сестры Мойры акций с правом голоса нет, потому что она не работает в компании, но зато в наследство от отца она получила небольшую часть акций без права голоса, а также определенную сумму денег, так как не владела большим количеством акций. У нас есть особое акционерное соглашение, в котором четко оговаривается, как назначается цена акций и кому их можно предлагать. Владеть компанией могут только члены семьи.
Любопытно, что отец разрешил вашим братьям заниматься различной деятельностью за пределами компании: Тимми увлекается производством кинофильмов и пишет сценарии, Кип коллекционирует предметы искусства и организует выставки. А как насчет вас? Или вы всегда были только главным преемником всего бизнеса?
Дня, когда меня вдруг осенило и я захотел работать в СМИ, не было. Это мне стало интересно, когда я работал над школьной газетой, точнее над тем, какой я хотел ее видеть, сначала в младших классах, а потом и в старшей школе. Когда я учился в колледже, то стоял у истоков журнала Business Today, который по сей день издается тиражом около 200 000 экземпляров и расходится среди студентов колледжей по всей стране. Поэтому я всегда ясно представлял, чем я хочу заниматься. А когда мне предложили хорошую работу, я принял предложение.
От вас ожидали, что вы будете заниматься семейным бизнесом?
Вряд ли отец задумывался об этом до тех пор, пока еще не взял бразды правления компанией на себя. Трудно угадать, что и кому из детей больше по душе. Я помню, как однажды в младшей школе из-за моей ужасной успеваемости меня хотели оставить на второй год. По моему мнению, благодаря работе со своим отцом мой отец понял, что нельзя поддаваться давлению. Хотя, наверное, скажи я отцу, что я не могу работать на него, пока не окончу колледж, он был бы очень разочарован.
В свои последние годы ваш отец расширил горизонты компании. Он купил журнал American Heritage, запустил журнал Egg и готовил к запуску новый журнал о стиле жизни Forbes FYI. Это была его попытка построить отдельную империю для каждого из ваших братьев?
Он любил говорить, что самая большая ложь в жизни — это план пятилетнего развития компании. Когда мы купили American Heritage, это издание находилось в плачевном состоянии, а владельцев хотели отстранить от ведения дел. Мы долгие годы очень любили этот журнал, поэтому предложили за издание небольшую сумму, ведь в плане финансов оно было в безвыходном положении. А Тимми как раз работал в сфере развлечений, поэтому покупка American Heritage стала отличным способом приобщить его к семейному бизнесу, хотя некоторые могут подумать, будто так мы его увели в сторону, чтобы не путался под ногами.
Журнал Egg был идеей моего отца. Когда умер Энди Уорхол, он хотел купить его журнал Interview. Но его владельцы запросили непомерно высокую цену. Мы решили, что даже основав собственный журнал и терпя убытки первые четыре-пять лет, мы потратим меньше денег, чем заплатив $12 млн, которые требовали владельцы идущего ко дну издания. И мы основали журнал Egg. Но опять же, все это затевалось не для того, чтобы бы кого-то убрать с моего пути. Просто так случилось. И в планы это не входило. Будь мы в бизнес-школе, экзамен мы бы провалили.
А разве Малкольму не было выгоды от того, что его сыновья владеют другими журналами, и в итоге не нужно будет платить налог на наследство?
Он всегда хотел быть уверенным в том, что пока он жив, у него 51% акций. Он часто об этом шутил, потому что читал много историй о том, как дети сдают стариков в дома престарелых, и говорил нам: «Со мной такого не будет. Нравится вам это или нет, но уходить на пенсию я не собираюсь!»
По-вашему, главенствующее положение в компании было для него важнее десятков миллионов долларов на уплату налогов?
Думаю, именно так.
Если бы что-нибудь случилось с вашей недвижимостью, которой заправляет Бобби, или с новыми журналами в ведении Тимми, нашлось ли бы для них место снова в Forbes? Смогли бы ли вы работать с ними настолько тесно?
Наша компания довольно крупная, поэтому работа нашлась бы для каждого. Мы, как руководство, очень экономно обращаемся с капиталом компании. Четыре года назад нас здесь работало трое, а сегодня компания намного больше, чем тогда. И мы нацелены на развитие. Мой отец, мои братья и я всегда работали в очень тесном контакте. Мы всегда делились друг с другом мыслями по важным вопросам, высказывали свои соображения. Когда нам хотелось похвалить или покритиковать чью-то работу, задать вопросы или высказать собственное мнение, мы ничего не утаивали.
Если это действительно так, то ваша компания является одной из немногочисленных, где связь между поколениями налажена эффективно. Как вы к этому пришли?
Если отцу что-то не нравилось, он прямо об этом говорил. Когда он не хотел воспринимать то, что мы ему говорили, мы пробовали объяснить по-другому или в другой раз. А когда он не на шутку сердился, это длилось совсем недолго. Через десять минут он был уже готов к новым предложениям.
А что насчет подрастающего поколения? Вашим дочерям-близнецам сейчас по 16 лет. Как думаете, они – или хотя бы одна из них, – захотят работать в семейной компании?
Возможно.
Для вас это важно?
Было бы превосходно, если бы они этим интересовались. Некоторые уже проявляли интерес. Мои дочери-двойняшки работали летом в местной газете, а другие две пока только присматриваются к этому. Но за эти годы может измениться очень многое. Я не буду их подталкивать, потому что окончиться это может печально. Он, вероятно, знают мою страсть к работе. Осталось лишь попробовать привить ее им. Если что-то выйдет, то будем работать, а если нет, то ничего страшного.
Вы разделяете мнение вашего отца о том, что управлять всем должен один человек? Если да, то что будет, если обе ваши дочери-близнецы (предположим, что они одинаково способны) захотят работать в компании?
Такое просчитать наперед нельзя, можно лишь догадываться. Остается только ждать, как лягут карты.
Еще кое-что из области предположений: если у ваших племянников вдруг проявится более твердая деловая хватка,будут ли у них равные с вашими детьми перспективы по управлению Forbes?
Именно поэтому во главе компании должен стоять только один человек — чтобы не допустить подобного соперничества и не позволить непреодолимым разногласиям все разрушить.
Но доля в 51% тоже не гарантирует мира в семье.
Работая в такой компании как наша, все понимают, что не всегда каждый получает то, чего хочет. Наверное, все члены семьи осознают, что мы занимаемся бизнесом, а не благотворительностью. И я бы только был рад, если бы нашей проблемой было слишком большое количество желающих работать в семейном бизнесе. Хотелось бы, чтобы случилось именно так, а не наоборот, когда идти сюда никто не хочет, никто не хочет здесь работать, не предан делу, зато все хотят отхватить кусок прибыли. Меня больше беспокоит это.
Шесть-семь лет назад вы стали активно выступать с торжественными речами на мероприятиях, и тут же поползли слухи о том, что, вероятно, вы, как и ваш отец в свое время, устремитесь в политику.
Нет. Живя в одном доме с политиком, я видел собственными глазами, что серьезно заниматься политикой значит в огромной степени отказаться от личной жизни. Всем нужно угодить, каждые выходные ты выступаешь на мероприятиях. Телефон разрывается от звонков. Если говорить о месте в общественной жизни, то влияние такого издания как Forbes сопоставимо или даже сильнее, чем у большинства сегодняшних публичных персоналий.
Значит, в отличие от своего отца, президентом вы стать не хотите?
Если мне поручат такую работу, я возражать не стану. Но многие ли на самом деле достигают своих заветных целей? Я не жалуюсь. Если нужно стать президентом, почему бы и нет?
Перевод Антона Бундина
Источник: “Forbes”
