В последний раз Андрей Данилко в образе Верки Сердючки выступал в Москве аж в 2013 году. Тогда, конечно, никто и подумать не мог, что колоритная особа со звездой во лбу уйдет с наших глаз долой. Но теперь, как говорят, Верка прощается не только с Россией…
— Андрей, неужели действительно уходите со сцены?
— Да. Сейчас мы отправляемся в большой прощальный тур. И больше не будем выступать с сольными концертами, планируем появляться только локально. Просто очень тяжело становится работать — публика смотрит на нас оценивающе, не включается в игру. Мы на сцене дурачимся — а зрители думают: «Это бандеровцы? А чего они в национальных костюмах?» Время для артистов сейчас отвратительное. Все-таки я скучаю по той поре, когда люди приходили на концерты отдыхать, а не сидеть и думать: это хорошо или плохо?
— И не жалко вам бросать Сердючку?
— Жалко, конечно. Сердючка начинала как стендапер 90-х, что-то рассказывала со сцены, но мы ушли от этого жанра, потому что время начало меняться. И потом, я никогда не играл женщину — играл персонажа с судьбой, который понятен только людям с нашей ментальностью. Ведь все, как и Сердючка, жарили картошку, заливали ее яйцами, пили водку, просыпались непонятно с кем. И я уверен, что многие до сих пор любят Верку. Но западной публике мы не можем объяснить, кто она такая.
— Ваша аудитория — русскоязычная. Тогда почему не приезжаете в Россию?
— Я бы очень хотел выступить в России, и мне, собственно, ничего не мешает. Но сложилась такая ситуация, когда многие нас просто боятся звать. Да и дорого приглашать Сердючку с коллективом.
— Как у вас сейчас с заработками?
— Все, что я имею сегодня, заработано намного раньше. Просто по природе своей я не транжира и смог кое-что скопить. Сегодня мой основной доход — частные концерты для очень богатых людей. Чаще всего они гуляют в Швейцарии, и мне это выгодно — нейтральная территория, нет примеси политики. Когда выступаю перед ними, то ставлю своей сверхзадачей не рассмешить их, а превратить в детей, чтобы сняли пиджаки и танцевали. Все ж не из династии Романовых, а вышли из СССР, поэтому помнят и спортивные штаны, и пионерский лагерь, и запах пасты «Поморин». Иногда на этих корпоративах я попадаю в интересный список выступающих — Кэти Перри, «Рамштайн».. А потом мне олигархи говорят: «Зачем мы заказали этот «Рамштайн»? Так загрузило! Лучше бы еще раз тебе заплатили!»
— Андрей, когда Сердючка превращается в Данилко, как вы реагируете, если на улице вас узнают?
— Я — человек очень закрытый (на фестивале «Лайма. Рандеву. Юрмала», где и состоялся этот разговор, Андрей попросил организаторов поселить его в отеле, где не будет других артистов, чтобы не общаться — Ред.). Вот сейчас с вами говорю и сам удивляюсь, что так много и так долго. Я вообще не люблю публичность, компании, больше трех человек мне физически тяжело вынести. В детстве я жил на улице Розы Люксембург в Полтаве… Сегодня она как-то иначе называется, на Украине все переименовали, так что я не понимаю, где теперь живу. Слава Богу, сейчас у меня квартира на Крещатике, его уже не переименуют… Так вот, напротив меня на этой улице Розы Люксембург жил епископ. Я видел огромный забор, которым окружен его дом, и хотел оказаться в такой же ситуации, чтобы меня никто не видел, никто не тревожил…
Иван Попельнюхов
“Новый вторник”
