Кто ответит, если очередное наводнение смоет в Байкал сухой остаток целлюлозно-бумажного комбината?
Летом тут некуда деваться от запаха клубники. Он преодолевает салонные фильтры с такой силой, что машины сбавляют скорость, и выходящие из них пассажиры выходят из салонов — только, чтоб поторговаться за кило ягоды. А зимой здесь снег хрустит под сапогами так дико, по таежному, что начинаешь верить в заверения властей о превращении Байкальска в подобие сочинской Красной Поляны. Живи да радуйся. Так ведь нет.
Титановые башни в отбельном цехе
Каскадное наводнение в Иркутской области, которое вынудило закрывать федеральную автодорогу не только в Тулуне, но и вдоль южной оконечности озера, породило страх про то, что накопленные за многолетнюю историю целлюлозно-бумажного комбината склады отходов шлам-лигнина (для спокойствия, видимо, их назвали картами) стихия смоет в Байкал.
Областные власти, как водится, заверили, что паниковать повода нет: где хранилось это добро, там оно сейчас и лежит. Эти слова подтвердили официальные источники Нацгвардии и Байкальской природоохранной прокуратуры. Вы, мол, лучше не дергайтесь, заплатите налоги и спите спокойно.
Так-то оно, может, и так. Но катаклизмы, которые обрушились нынешним летом на Приангарье, заставляют задуматься: почему спустя десять с половиной лет после закрытия комбината Байкал находится под угрозой?
Об этом я решил спросить тех, кто знает вопрос капитально. Начал с Александра Матюхина. Он живет здесь с детства — отец строил комбинат, мать работала поваром. А его назначили начальником цеха, когда почти все подчиненные были старше него. И давнишнее то назначение сейчас стало поводом для подозрений: Матюхин-то задолго до закрытия БЦБК знал, что никакие выдумки про перепрофилирование предприятию не помогут. Потому-то еще в 2007-м уехал запускать похожее производство в Карелии, отрядил старшего сына в иркутский бизнес, а младший — тот у него вообще танцует в ансамбле песни и пляски Черноморского флота.
— На самом деле, — оправдывается Александр Викторович, — более-менее достоверная информация о том, что БЦБК фактически потерял свое стратегическое значение для оборонной промышленности, до меня дошла поздно. Скажем, нужда в нашей целлюлозе класса «супер-супер» для боевой авиации отпала в начале 70-х, когда наладили производство металлокорда. А мне об этом хорошие люди рассказали в 80-х. Да, я понял, что аргументов для размещения комбината у Байкала больше нет. Но что это меняло, если с ним была связана вся жизнь?
Согласиться на длительную командировку в Карелию ему пришлось, когда зашедшая сюда по воле кредиторов управляющая компания «Континенталь Менеджмент» стала выдавливать местных технологов и готовить фантастический, по здешним условиям, проект выпуска небеленой целлюлозы при замкнутом водообороте. Затея та закончилась ровно так, как он предсказывал: технологический поток забили примесями. Пострадало оборудование, комбинат пришлось остановить.
Когда ликвидацию отходов БЦБК поручили дочерней структуре Внешэкономбанка «ВЭБ Инжиниринг», Александру Матюхину позвонил главный инженер проектного института «Сибгипробум» Сергей Шапкин. Он предложил сходить в цех, чтобы оценить состояние печей на предмет их готовности к переработке шлам-лигнина — отходов целлюлозного производства.
— Как сходил? — переспрашивает Матюхин. — Нас долго не пускала охрана. А когда пропустила, то понял: лучше бы не ходил. Уже начали резать металл. В первую очередь — самое дорогое — там титановые башни были в отбельном. Потом взялись за нержавейку, потом — за черный металл. Крыши начали проваливаться и падать.
Уже в разговоре с докладчиком после презентации проекта «омоноличивания шлам-лигнина» старый хозяйственник понял: за мудреным названием кроется элементарное изготовление бетонной рубашки, в проблеме разработчики смыслят немного — в общем, дело идет к очередному освоению средств.
Освоение это, правда, прекратили. Из почти трех миллиардов рублей, выделенных по федеральной целевой программе «Охрана озера Байкал и социально-экономическое развитие Байкальской природной территории», в бюджет не вернулся 131 миллион. Во столько обошелся только один проект, несостоятельность которого Матюхину была очевидна с самого начала.
Потом областные власти выбрали в качестве подрядчика Росгеологию. Представляющие ее специалисты раз за разом вносили свои варианты решения. Раз за разом их подвергали критике ученые Иркутского научного центра СО РАН. Реально после официального закрытия комбината 25 декабря 2013 года не сделано ничего. Где были опасные для Байкала отходы производства, там они сейчас и находятся.
Не дождавшись вразумительного решения от Росгео, губернатор Сергей Левченко нынешним летом анонсировал смену подрядчика:
– Думаю, что решение, которое будет принято на федеральном уровне, по смене подрядчика, – а я недавно встречался и с новым руководителем «Росгеологии», который не возражает против такой смены, – приведет к тому, что мы найдем решение по уничтожению, а не переработке отходов.
Вдумайтесь: ведомство федерального уровня подписалось на выполнение контракта, который оценивается в 5,9 млрд рублей. По истечение двух лет в сухом остатке остается ноль и гора отходов, которая ждет очередного природного катаклизма, чтобы угробить Байкал. И руководитель ведомства простодушно соглашается с губернатором: не возражаем, пусть попробуют другие.
ЖК «Тюрьма» и другие достопримечательности
Когда студенту ленинградского медицинского вуза Игорю Семутенко предложили пройти интернатуру в молодом сибирском городе, он согласился сходу:
— У меня на письменном столе всегда стояла фотография с видом Байкала. И вода на этой карточке — чистая-чистая. Я, конечно, смотрел кинофильм «У озера» и переполнялся гневом праведным из-за того, что здесь построили комбинат.
За 35 лет работы в больнице у озера он успел поработать неонатологом, наркологом, врачом на приеме, сейчас — заведующий инфекционным отделением. Защитил кандидатскую о том, как и на какие органы плода влияет работа матери на целлюлозном производстве. Сегодня, когда этим «плодам» лет по 25, а у него есть возможность вникнуть в тему поглубже, Семутенко раздумывает: а есть ли смысл начинать эту работу?
В год его приезда здесь рождалось около 700 человек, теперь — 400–420. Родильное отделение закрыли. Хорошо, если женщина каким-то чудесным образом не предугадала, что «пора». Но если она не уехала заблаговременно, вызывают санавиацию.
Сегодня Семутенко ищет ответ на загадку:
— На комбинате работало до пяти тысяч человек. Потом это число уменьшалось: четыре тысячи, три… В последние дни работало полторы тысячи. А сейчас говорят, что в центре занятости состоят на учете 89 человек. На вахту людям за 50 ездить тяжеловато, а среди молодых охотников немного — это же фактически безотцовщина. Так где тогда эти полторы тысячи? Чем они занимаются?
Работа в больнице маленького городка — это своего рода наблюдательный пост. Все социальные хвори тут видны, и Семутенков их тоже в меру сил своих лечит. В первые годы после смерти комбината, когда родильное отделение еще не закрыли, шел на маленькие злоупотребления:
— Я видел, что мамочка хочет лечь в больницу потому, что у нее финансовые проблемы. Ей питаться надо хорошо, а дома шаром покати. Поэтому сколько мог, сколько держал таких в больнице.
Еще один наблюдательный пост у него открылся в прошлом году. Открылся неожиданно и прямо в его квартире. Прямо под окнами стахановскими темпами построили двухметровый забор, а потом и шесть коттеджей за ним. По моде последнего времени город стал упражняться в части присвоения имени для достопримечательности. «Байкальская рублевка», — предлагают одни. «Жилой комплекс «Тюрьма», — настаивают другие.
Семутенко новострой тоже заинтересовал, но совсем с другой стороны. Два созыва тому назад пошел Игорь Алексеевич в депутаты городской думы.
Голосовал за генеральный план. И на месте «Тюрьмы», он это точно знает, должны быть поликлиника и детсад. И хорошо помнит, под какие разговоры этот генплан принимался. Не за горами, мол, то время, когда после чудесного закрытия комбината ежедневный турпоток в городе с населением 14 тысяч достигнет 5 тысяч человек. Нужно развивать инфраструктуру — и медицинскую в том числе.
Отправил запросы в инстанции — получил ответы: нарушения нет, потому что после Семутенко пришли другие депутаты и генплан изменили.
Инвесторы типа йети
Депутат нынешнего созыва думы городского поселения «Байкальск» Сергей Былков в миру — руководитель одного из подразделений государственного автономного учреждения «Многофункциональный центр Иркутской области». Устроился хорошо, но не от хорошей жизни.
Отец Сергея Евгеньевича работал на комбинате, и он в 2002-м пошел в лесопильный цех, продукция которого отгружалась на экспорт. После окончания заочного отделения лесохимического факультета Сибирского государственного технологического университета стал начальником управления собственных заготовок, в состав которого входила сеть леспромхозов по всей Иркутской области. А в январе 2009-го пришлось уволиться: все хозяйство попало под сокращение. Только через два года прошел по конкурсу на должность в МФЦ.
— Наверно, считаете это большой удачей?
— Такие места в районе можно посчитать на пальцах одной руки.
Ну, а в думе, где он депутатствует, беда. В думе раскол: восемь слуг народа поддерживают главу поселка Василия Темгеневского во всем, семеро не во всем. И Былков как раз в числе тех, кто «не во всем». За день до нашей встречи он выиграл процесс в областном суде, и теперь многие решения главе придется отменять.
— Они, — Былков имеет в виду администрацию и 8 депутатов, — добивались введения на три года 100-процентной льготы на аренду имущества и земельных участков для инвесторов. Мы попросили проинформировать: что это за инвесторы, почему льготу им надо давать на три года, а не два или на пять? И почему 50% им будет мало: если бюджет у нас и так дотационный, то нужны веские причины, чтобы сокращать доходы. Но нам ничего на этот счет не говорят. Решение продавили простым большинством голосов, тогда как по федеральному закону надо не менее двух третей.
Разговорам про инвесторов лет, наверно, двадцать. Инвесторы тут вроде йети: никто их не видел, но все знают, что они собирались разливать кока-колу, выпускать туалетную бумагу, мебель и электролампочки. А пока весь реальный сектор в городе сейчас — это шесть скромных производств: две фирмы разливают байкальскую воду, остальные выпускают стройматериалы, чаи из трав, макаронные и кондитерские изделия.
Почем брадобрей у Байкала
52% малого бизнеса относятся к сфере торговли. Но сюда уже зашли несколько сетей, соревноваться с ними мелким лавочникам трудно, если не сказать — бесполезно. При этом рядом с муниципальным рынком завершается строительство торгового центра. Одни называют его «Титаник», другие — «Васямолл» — просто потому, что глава Василий Темгеневский уделяет ему большое внимание.
— При поддержке федерального и областного бюджетов, — рассказывает Сергей Былков, — у нас в 2014 году была запущена программа развития малого и среднего предпринимательства — чтобы молодые не уезжали, а создавали бизнес здесь. В чем состоит ее ключевой пункт? Субсидия предоставляется тому, кто создает новое рабочее место и в течение одного года сохраняет его.
В ноябре депутаты заслушали отчет специалиста администрации о реализации программы. Былков разделил потраченные миллионы на число новых рабочих мест, и получилось, что рабочее место продавца, повара или брадобрея обходится казне в 267 тысяч рублей. У меня получилось меньше, но порядок цифр такой же — шесть знаков.
— Но даже не в этом главное, — говорит Былков. — В администрации не могут сказать, сколько этих рабочих мест осталось в действительности. Я же знаю не одну историю о том, как предприниматель получал субсидию, закрывал ИП, открывал ООО, создавал, так сказать, новые места, относил документы в администрацию — и так и по кругу.
Маршрут выходного дня
В свой прошлый приезд в Байкальск я останавливался у Людмилы Николаевны Пашковой. Неожиданно для себя стала она тогда вроде лидера протестного движения. Случилось это после того, как сотни человек без предупреждения рассчитали, а на следующий день им стали звонить из банков. Труженики кредитного бизнеса уличали ставших недееспособными заемщиков во лжи, взывали к совести, грозили карами.
Стыд погнал ее за расчетом в управление, но там убедительно ответили, что деньги свои она получит не скоро. Через час бывший машинист разделительной установки кислородной станции уже обзванивала подруг, которые попали в такое же положение. 2 июня 2009 года одиннадцать женщин установили палатку на поляне рядом с аллей почетных граждан метрах в 20 от городской администрации и начали голодовку.
Им сочувствовали все — от главного судебного пристава Иркутской области до таких же горемык, как они. Как-то пришел «на поляну» работавший в сушильном цехе Владимир Герасименко, поделился своими планами: чтобы покрыть затраты на обучение двух дочерей, можно продать себя на органы.
— Да кому они, органы твои, нужны? — возразили ему. — У тебя же гемоглобин до 28 падает!
Органы ему, действительно, продать не удалось. Продал все, что мог, из домашнего скарба. Рассчитался — и умер.
Людмиле Николаевне тогда, можно сказать, повезло. Зампред областного правительства отвез ее в полуобморочном состоянии в Иркутск. Там она пришла в себя, а через день комбинат начал рассчитываться с уволенными работниками. Но в нынешний приезд я ее уже не застал. У нее, говорят, и до «поляны» металось давление…
Зампреда того здесь давно бы забыли, если бы он не носил ту же фамилию, что и Людмила Николаевна. Уж больно их много прошло перед байкальчанами — управленцев разного уровня, кандидатов и депутатов, которые клялись, что после закрытия комбината о них не забудут. Но пока бывшие лесохимики и их дети не вписываются ни в светлое туристическое будущее, ни в настоящее.
Бедным, например, не место на главной здешней достопримечательности — горнолыжной базе «Гора Соболиная», которую комбинат построил в бедовые годы для того, чтобы было чем платить зарплату. Тогда работники БЦБК катались бесплатно, а сейчас услуги базы не по карману ни пенсионеру Матюхину, ни кандидату наук Семутенко. Один час пользования подъемниками — от 350 рублей в будни до 500 в выходные.
Выгоднее купить абонемент на полдня — от 1000 до 1250, но в городе, где за поездку из одного конца в другой мужик заискивающе просит 20 рублей, это сумасшедшие деньги.
— Так мы едем или нет? — без злобы, чисто для ясности, окликает меня водитель.
Едем, брат, едем. Только ты сначала помоги продумать маршрут.
Прямая речь
Глава администрации г. Байкальска Василий Темгеневский:
— В сфере туризма в 2013–2015 годы планируем реализовать порядка 10 инвестиционных проектов на общую сумму 1,9 млрд рублей. В этот перечень входит строительство гостиничных комплексов ОАО «Группа Илим», Центра по туризму «Гора Соболиная», где предполагается построить 14 гостиниц и 112 коттеджей, оздоровительного центра «Байкалица» и музейно-туристического комплекса «Казачий острог».
(Из интервью «Областной газете», 17 апреля 2013 года).
Губернатор Иркутской области Сергей Левченко:
— Байкальск — это Сочи в миниатюре, и такую жемчужину мы обязательно обустроим. Другое дело, что процесс должен быть последовательным. Поэтому сейчас занимаемся созданием инфраструктуры курортной зоны. Думаю, к середине следующего года мы можем предъявить многим людям, которые хотят там сделать курортную или санаторную зону, готовую инфраструктуру».
(Из ответов на пресс-конференции, 5 октября 2018 года).
Когда верстался номер
До 15 сентября этого года планируется решить вопрос о смене подрядной организации по ликвидации накопленных отходов ОАО «Байкальский целлюлозно-бумажный комбинат». Как заявил губернатор Иркутской области Сергей Левченко, новым исполнителем работ может стать нижегородская компания «Газэнергострой». Договоренность об этом достигнута с правительством РФ, сообщил в минувший четверг отраслевой информационный портал «Бумпром.Ру». «Буквально позавчера разговаривал с предполагаемым исполнителем этого вида работ — «Газэнергострой», — отметил глава региона. — Правительством РФ с моего согласия решение уже принято, что будет новый единый поставщик. Нижегородская организация имеет опыт по утилизации и более опасных веществ, в ее арсенале довольно крупные подобные проекты. А та технология, которую они использовали, во многом может пригодиться и здесь».
Владимир Медведев
“Новый вторник”
