Почему в России внедряют цифровую школу в тот момент, когда на Западе уже вовсю обсуждают негативные последствия оцифровки образования
В последнее время это слово — «цифровизация» — стал все чаще звучать в речах высокопоставленных чиновников и из уст самого главы государства. Но если для иных «цифровизация» — это модный тренд, то для других — пока не очень понятное слово, скрывающее под собой некий потаенный смысл. Разобраться в трактовке этого термина попыталась и корреспондент «МН».
Навязанный тренд?
Многие из россиян понимают цифровизацию в ее узком смысле — преобразование информации в цифровую форму. Такая цифровизация в большинстве случаев, действительно, ведет к снижению издержек, появлению новых возможностей и т. д. Для нас стало нормой, что с помощью телефона точно определяется наше месторасположение. Телефон стал не просто средством связи, но и кошельком и даже идентификатором. По сути, он заменяет паспорт. Не успели вы набрать номер банка, а там уже знают, как к вам обращаться. Стало комфортно ездить из города в город, не покупая новые симки и не меняя оператора сотовой связи. Здорово-то как! Просто отлично и легко стало следить за нашими действиями.
Но власть подводит под цифровизацию иную базу. Как магические заклинания громко звучат слова о развитии искусственного интеллекта, о будущих чудесах прогресса, на алтарь которого, по мнению прораба «цифрового рая» Германа Грефа, мы должны сложить свою частную жизнь. Внедрение новых технологий бурно навязывается нам как единственное спасение нашей экономики. При этом, зачем внедрять — не обсуждается. Не слышно серьезного, критического и всестороннего обсуждения данного вопроса. Просто верьте и ждите.
И дождались. 10 октября 2019 года президент РФ указом № 490 утвердил национальную стратегию развития искусственного интеллекта на период до 2030 г. Президент поручил правительству РФ до 15 декабря разработать федеральный проект «Искусственный интеллект» в рамках нацпрограммы «Цифровая экономика».
Механизм ментального контроля
«Цифровая экономика» — еще один часто звучащий и малопонятный населению термин. Кто-нибудь понимает, в чем ее суть?
— В принятой программе сказано, что цифровая экономика представляет собой такую систему, при которой большие данные превращаются в главный фактор производства, — делится своим мнением автор книги «Цифровой тоталитаризм», кандидат исторических наук Ольга Четверикова: — Тут все ложь на лжи, потому что никоим образом большие данные никак не могут быть главным фактором производства. Речь не идет о производстве и экономике, а лишь о внедрении таких компьютерных технологий, которые позволяют практически полностью контролировать человека.
— Но многие скажут, пусть контролируют, честному человеку нечего бояться, зато удобно? — вступаю я в разговор с ученым.
— Проблема в том, что речь идет об изменении сути самого человека, представляющегося нами как существо духовное, обладающее свободой воли, мысли и достоинством личности.
В концепции, на котором основывается понимание цифрового общества, человек обозначен иначе — он понимается исключительно как биологический объект, в отношении которого осуществляется тотальный контроль. На самом деле, те цифровые технологии и то, в каком направлении они используются, — это механизм ментального контроля, управления сознанием и поведением человека. Они и разрабатывались для того, чтобы как можно более эффективно проникнуть в глубины человеческого сознания и, контролируя те точки в мозгу, которые отвечают за ключевые решения в жизни, фактически управлять человеком.
«МН»: Но ведь мы здесь отнюдь не пионеры, все развитые страны идут по этому пути и молодежь не захочет отставать в развитии?
Четверикова: По поводу цифровых технологий я бы хотела заметить, что они не развиваются, их внедряют, заимствуя из расположенных не в России центров. А что касается их назначения, то тут идет большая подмена понятий, основанная на том, что у нас никогда не объясняют содержание тех или иных терминов, которые вводят в употребление.
Цифруем так называемый бардак
Есть, впрочем, и мнения тех специалистов, кто непосредственно занимается темой нашего обсуждения.
Игорь Ашманов, предприниматель в сфере информационных технологий:
— Россия, как и остальные страны мира, фактически сегодня является цифровой колонией США. Т.е. это означает, что все корневые сервера адресов доменов управляются министерством торговли США, корневые сертификаты шифрования, используемые всеми нашими банками, всеми сайтами, где есть хоть какая-то регистрация, управляются ассоциацией бухгалтеров Северной Америки. Опять же, все торопятся, а раз быстро, значит нужно брать и внедрять готовое, готовое — американское, а это значит, что уровень проникновения чужих технологий цифровой колонизации значительно увеличится.
Елена Ведута, экономист-кибернетик, доктор экономических наук:
— Не зная основ экономики, нельзя автоматизировать управление экономикой. Должен быть четкий и понятный любому нормальному человеку алгоритм действий. ИИ (искусственный интеллект. — Ред.) работает по тем алгоритмам, которые в него закладывают люди. В Министерстве цифрового развития понятия не имеют, что такое экономика. Аналитические центры предпочитают скопировать то, что делают на Западе. Цифруем так называемый бардак!
Ничего себе бардачок, на развитие цифровой экономики планируется ежегодно до 2024 года выделять от 2 до 5% ВВП страны, а это даже не сотни миллиардов, а триллионы бюджетных денег.
За что платим?
Сегодня самые быстро цифровизующиеся сферы — это контроль финансовых потоков, налогов, перевод граждан на безналичный расчет и контроль социальной сферы — перевод всех больниц и школ в цифру. Одна из основных задач программы «Цифровая экономика» — увеличение доли домохозяйств, имеющих доступ к широкополосному интернету. Как когда-то сказал Д.А. Медведев, «интернет должен быть в каждой деревне». Не газ, не канализация, а интернет!
Из интервью с Четвериковой:
«Не случайно в ключевой, но не афишируемой программе «национальная технологическая инициатива» есть направление «нейронет», это как раз контроль за мозгом, который является ключевым. Именно туда идут основные средства, и нейронет должен активно применяться как в системе образования, так и в других сферах. И сегодня основное достижение, о котором любят говорить цифровики, это камеры видеонаблюдения. Сбербанк ведет сбор биометрии, формируются огромные базы данных. При этом у нас в России нет своих разработанных технологий для длительного хранения (75 лет) цифровой документации. Возникает вопрос, где и кто хранит, а по сути — владеет и управляет этими данными?»
Бегом… к слабоумию
Я попросила Четверикову высказать свое мнение и насчет цифровой школы.
— Это механизм создания кастового общества, хотя об этом умалчивается, — сказала Ольга Николаевна. — Идет селекция детей на принципах социал-дарвинизма. Это фактически навязанный эксперимент директорам школ. Многие родители и педагоги просто не понимают, что из себя представляет эта оцифровка. Эксперимент уже идет, а у нас нет СанПинов для использования этих технологий в школах. В исследовании немецкого нейрофизиолога «Антимозг» показано, что использование цифровых технологий ведет к атрофии мозга и слабоумию, которое характерно для пожилых людей. Кроме того, проводя время с гаджетами, дети не учатся сочувствию, состраданию, сопереживанию, т.е. становятся безэмоциональными, как роботы, они не общаются в коллективе, идет индивидуализация, а дальше мы видим сильнейшую зависимость сродни наркотической. ВОЗ уже определил зависимость от игр как болезнь, но речь не только об играх. Уже сейчас поднимается вопрос о наличии реабилитационных центров, чтобы освободить ребенка от этой зависимости, далее, реабилитация станет основной проблемой.
Парадокс состоит в том, что вроде бы мы глобализируемся, живем в информационном обществе и знаем все и обо всем, а на самом деле, когда видишь то, что происходит на Западе, и то, что происходит здесь, такое впечатление, что Россия — это глубокая деревня, до которой не доходит ключевая информация.
О цифровом слабоумии впервые заговорили в Южной Корее, где больше всего гаджетов на одного ребенка и именно там стали создавать реабилитационные центры, на втором месте — США. Результаты международных исследований 2012–2015 г., которые также широко не афишированы, показали, что цифровые технологии в школах, не только не дали позитивного результата, а, напротив, в тех школах, где это внедрялось, способность читать, считать, понимать резко снижалась по сравнению со школами, где технологии внедрялись крайне ограниченно.
Только классическое образование, а в России самая лучшая педагогическая школа, может способствовать интеллектуальному и духовному развитию ребенка, в то время как цифровое обучение блокирует его. А когда педагога заменяют цифровыми технологиями и искусственным интеллектом — это диверсия против детей. Если вы говорите, что будущее за искуственным интеллектом, значит вы отрицаете естественный интеллект, превращая человека в робота, а робота — в человека, подытожила Ольга Четверикова.
Светлана Апполонова
“Новый вторник”
