Они научились прятать имущество, а государство “не научилось” его искать
Прогремевший на весь свет дворец бывшего начальника ГИБДД Ставропольского края Алексея Сафонова, которого следствие подозревает в крупной взятке, записан на его сожительницу. Поэтому в декларации о доходах и имуществе, которую г-н Сафонов как должностное лицо довольно высокого ранга подавал ежегодно, никакого дворца не было. Возникает вопрос: зачем вообще все эти декларации, если мало-мальски приближенного к реальности представления об уровне благосостояния чиновников, правоохранителей и депутатов они не дают?
Об этом мы поговорили с экспертом в сфере противодействия коррупции, профессором Свободного университета Еленой ПАНФИЛОВОЙ.
СПРАВКА “МК”
Антикоррупционное законодательство требует от высших должностных лиц, чиновников и правоохранителей начиная с определенных должностей ежегодно подавать подробные сведения о денежном доходе, его источниках, ценных бумагах, пакетах акций и долях в уставном капитале разных компаний и банков, недвижимости (и той, что в собственности, и той, что в аренде или бесплатном пользовании), а также о транспортных средствах. Аналогичные сведения необходимо предоставлять и о своих законных супругах и несовершеннолетних детях. Широкой публике предъявляют лишь предельно обобщенные данные: мы видим лишь общую сумму денежных доходов за год, без указания их источников, об объектах недвижимости сообщается лишь площадь участка, дома или квартиры и страна их нахождения, а о пакетах акций и количестве счетов мы не знаем совсем ничего.
— Когда возбуждается очередное уголовное дело против очередного губернатора или правоохранителя, мы узнаем, что предъявленное в декларациях — лишь вершина айсберга, а недвижимость и компании совершенно законно записаны на свата, брата, деда, отца, любовницу. Есть ли смысл и дальше переводить тонны бумаги на эту фиктивную антикоррупционную меру?
— Смысл есть, и он никуда не девается от всех этих историй. Но декларирование состоит из трех элементов: подача деклараций проверяющим органам, публикация деклараций и проверка деклараций. В той системе, как она у нас сложилась начиная с 2008–2009 годов, первый и второй элементы работают: декларации подаются, они публикуются. Но вот третий элемент, качественная проверка, очевидным образом не заработал. И неудивительно, потому что за все это время мы ничего не слышали о том, чтобы в госорганах появились в массовом количестве настоящие специалисты, которые знают, что искать, как эти декларации проверять. А еще это не заработало, думаю, отчасти из-за того, что политической воли массово что-то выявлять нет.
Конечно, и во многих других странах граждане, обязанные сдавать декларации, пытаются схитрить, убрать, спрятать, кто-то что-то «забывает». Вот и в России тоже довольно бодро научились переписывать имущество на родственников, совершеннолетних детей, на гражданских жен и подруг… Но тут мы возвращаемся к первому тезису: ничего нового в подобном стремлении спрятать от декларирования свое имущество нет, но если есть желание и умение искать и проверять, все возможно. И последние истории показывают, что как только захотят — сразу находят.
— А предъявляемые широкой публике сведения из деклараций везде столь скупы и неконкретны?
— Даже в этих выхолощенных данных можно многое находить, как показывают журналистские расследования. Но то, что при принятии антикоррупционного законодательства значительная часть той информации, которая должна была бы быть открыта и публиковаться, стала закрытой, — абсолютная правда… Что же касается мирового опыта — в разных странах все по-разному. Где-то данные публикуются примерно в том же объеме, как в России, но по запросу любой избиратель может получить более подробную информацию по своему депутату. В Германии так, например. И у нас такой механизм мог бы работать, если бы была заинтересованность. Но у нас, с одной стороны, есть Конвенция ООН против коррупции, которую мы подписали и ратифицировали и которую надо выполнять, а с другой — есть желание выполнять ее так, чтобы никто ничего особо и не узнал.
— На днях сообщили, что у депутата Госдумы Льва Ковпака, его жены и отца возникли проблемы с законом и арестовано имущество, но из деклараций этого депутата следует, что он официально одинок: сведений о доходах и имуществе супруги нет. После введения запрета на владение зарубежными счетами вообще существенно выросло число одиноких депутатов (сейчас не имеют ни жен, ни мужей около 30% от численного состава Госдумы). В этом смысле мы тоже неоригинальны?
— Как только появилась история с декларированием супругов, очень быстро многие перестали доверять даже совершеннолетним детям и стали разводиться, жить в гражданском браке. И не только депутаты — среди чиновников тоже таких хватает. Но вообще-то в международном праве есть нормы, которые позволяют при проверке деклараций проверять и разведенных супругов, если время с момента развода не превышает где-то год, где-то три года. Правоохранители всего мира знают прекрасно про этот трюк с разводом. Есть международная организация ФАТФ (Группа разработки финансовых мер борьбы с отмыванием денег, вырабатывает мировые стандарты противодействия отмыванию преступных доходов и финансированию терроризма. — «МК»), и, согласно ее рекомендациям, контролю за отмыванием средств, которые, возможно, имеют отношение к публичным должностным лицам, подлежат и разведенные супруги.
— Но Россия же тоже член ФАТФ — с 2003 года!
— Соответственно, наш Росфинмониторинг тоже теоретически должен рассматривать разведенных супругов как субъектов проверки. В данном случае не столько на предмет коррупции, сколько на предмет отмывания, но, как известно, коррупция и отмывание ходят рука об руку…
Марина Озерова
По материалам: “Московский комсомолец”
