Как в последние дни выживает Донецк
В моей съемной донецкой квартире в кране нет воды. Ни горячей, ни холодной. Второй день, после вчерашнего двойного обстрела, произошедшего с интервалом около часа. Я живу практически в центре города, на стыке Киевского и Ворошиловского районов, седьмой этаж. И нет тепла — батареи холодные. Если закрыть окна и включить газовую конфорку на кухне, более-менее тепло — благо на улице плюсовая температура. Вчера после обстрелов были еще перебои со светом — он помигал, будто раздумывая — гаснуть или нет, но остался гореть, сообщив: «Не всё так плохо». Утром третьего дня казалось, главная проблема — вода питьевая. Теперь с иронией думаешь, что слишком хорошо жили.
С надеждой ничего поделать нельзя, она всё время присутствует. У всех. Надежда на то, что «ну, скоро закончится», или даже — «а может сегодня?». От того теряется бдительность. Лишние несколько часов перерыва, и кажется — просвет. Вчера, 28 февраля, не стреляли до обеда, и отчего-то возникло четкое ощущение — всё, отстрелялись. Когда около 14:00 начали бить по Донецку, сразу нельзя было понять — что это? Неужели так близко? В небе кружились, не находя себе места, огромные стаи ворон.
Честно говоря, всякий раз трудно уложить в логичную схему, что могут бить по жилым кварталам, вот так, без разбора. Во время раздающихся разрывов я прятался за несущими перекрытиями в своей квартире. Сначала в воздухе что-то протяжно шелестит, а потом вздрагивают стены. Квартира, которую я снимаю, уже попадала в зону обстрела в 2014-м, на балконе до сих пор пробоины от осколков, тогда здесь жила семья, которая после этого практически сразу переехала в Киев (сегодня они живут в районе Оболони и последние дни проводят прячась в подземном паркинге). Год назад я содрал с окон «защиту — полосы скотча, наклеенные крест-накрест. Время наклеивать снова.
Вчера горела параллельная улица Генерала Панфилова и частный очень уютный поселок Гладковка по соседству. Официальная информация Совместного центра контроля и координации: выпущено 35 артиллерийских снарядов калибром 152 мм. Для тех, кто не знает: 152 мм — это самый тяжелый артиллерийский снаряд, способный пробить танковую броню и бетонные укрепления. На Гладковке молодого мужчину, слесаря, разметало в клочья. В это же время после аналогичного обстрела трое человек погибли в общежитии в Горловке. В Донбассе в разговоре не принято говорить о потерях, о погибших. Больно. И бессмысленно, что ли. Здесь вообще избегают таких фраз, как «война», «убитые», «смерть» (их не произносят вслух) — не хочется подпускать к себе, не хочется нести на языке лишний раз…
Внизу, во дворе, у меня стоит фруктовый киоск, его видно из окна. Он какой-то негласный центр двора, возле него всегда люди. Три дня подряд киоск был закрыт, его хозяйка Оксана на работу не выходила. Вчера он открылся, и его распахнутая (по-домашнему, по-мирному) дверь заряжала порцией доброго настроения. Потом начался обстрел. Сегодня на работу Оксана не вышла снова. Такие вот фруктовые киоски сейчас — как индикатор: они говорят о том, что происходит. И переломными станут те дни, когда Оксана вновь выйдет продавать свои овощи, фрукты и воду. Я обязательно напишу, когда это произойдет.
Начатые книги на полках, нерасшифрованные диктофонные записи на «мирные» журналистские темы — всё лежит без дела. К ним невозможно притронуться, непонятно, как через них продираться. В начале февраля я записался в тренажерный зал, абонемент лежит в шкафу. Трудно представить, что кто-то может в эти дни беззаботно бежать по дорожке и поднимать гантели. Сегодня я позвонил хозяйке клуба Ольге. «Ходят несколько девочек, некоторые даже с детьми из тех, кто рядом живет». И добавляет: «Вообще именно в эти дни надо заниматься спортом. Физические нагрузки, любые, дома! Стресс — это напряжение, и следствие его — болезни. Стрессованный человек даже спит в напряжении, как сжатая пружина. Надо обязательно давать разрядку. Как дрова порубить!..»
Звоню еще одной знакомой, тоже Ольге — одному из лучших кинологов в Донецке, мы с ней собирались записать видео о собаках. Неделю назад у нее по мобилизации забрали мужа и сына. «Из рук всё падает, только новостями живешь, ничто другое не волнует. Если бы не собаки, которых приходится выгуливать, вообще бы лежала и не вставала», — вздыхает. Физические нагрузки, заставлять себя выходить из дома — отмечаю я советы, как не впадать в оцепенение, которыми следует делиться со знакомыми.
Предприятия, заводы, торговые точки, транспорт работают в Донецке на своем минимальном пределе — не хватает мужчин. Некому развозить, например, воду или прийти отремонтировать потекший (хотя они и не текут больше) кран. 27 февраля глава ДНР объявил, что в ближайшее время мобилизация будет приостановлена. Одна из неназванных причин — нехватка тех самых рабочих рук. Город в ожидании — нельзя, нельзя затянуть с этим периодом ЧП, город должен ожить!
Еще одна тема, связанная с мобилизацией, волнующая матерей и жен, — где они, призванные мужчины, что их ждет? Брали без медкомиссий, всех, служивших и неслуживших. Пока ясно только то, что большинство вставших под ружье не останутся в резерве, в тылу, всё серьезно. Впрочем, и на штурмы и прорывы, судя по имеющейся у меня информации, бросать их не станут.
После вчерашних обстрелов жилого сектора город совсем замер. Сотрудникам различных сфер не советуют выходить на работу. Магазины и аптеки перешли на короткий рабочий день — постараться найти воду, купить продукты или лекарства нужно пораньше. Выход из дома — риск. Когда идешь по улице — автоматически смотришь теперь, куда можно прыгнуть, если ударит сверху, стараешься поскорее преодолеть открытое пространство. За те пару часов, что я писал этот текст, мой Киевский район, как и вчера, снова обстреляли тяжелыми 152-миллиметровыми снарядами. Сейчас горит многоэтажный дом в трех остановках от меня — на площади Шахтеров. Известно о гибели трех человек. Ранена 9-летняя девочка…
Сегодня же, в первый день весны, Донецк полным составом покинула миссия ОБСЕ — 40 машин. Мне приходилось беседовать с главой миссии, видеть, как ее сотрудники выезжают на место и фиксируют нарушения, я не стану их огульно и эмоционально обвинять, мол, ничего не делали. Делали, вероятно, то, что могли или позволяли себе. В той ситуации позиционного безвременья были свои — не очень честные, увы — правила игры. Но пока они находились здесь, были какой-никакой заслонкой от совсем варварских действий тех, кто окопался по ту сторону. Теперь миссии нет. Теперь взывать больше не к кому. Ближайшие дни покажут, какую на самом деле роль играла ОБСЕ в Донбассе.
И вообще в эти дни хочется максимально оградить себя от любых оценок, тем более эмоциональных. Особенно от тех, которыми сейчас полон интернет: «враги», «мрази», «убивать», «резать», «кромешная ложь» и прочее (это самые безобидные, вы знаете). Держать голову холодной, не вступать в перебранки, не переходить какую-то грань, за которой весь мир разделяется на черное и белое. Ощущение, что между этими самыми формулировками и тем, что творят сегодня те, кто обстреливает жилые кварталы Донецка, — много общего.
Сергей Прудников
По материалам: “Известия”
