Кому и чему только за последние годы не соорудили у нас скульптур современные зодчие — халяве, стоптанным башмакам, копейке, дырявым тапочкам и «нефтесосу», огурцу и птичке чижику, челнокам и побирушкам… Вопрос один: для кого и для чего собственно?
Был не так давно в Томске — этом известном сибирском городе, который по праву гордится своим научным потенциалом и своими земляками. Идешь вдоль стены местного медицинского университета — и на тебя с барельефов смотрят ученые с мировыми именами, которые либо учились в этой альма-матер, либо учили других… Даже как-то неловко становится: жил и не знал, сколько светил отечественной науки и медицины вышло из стен этого заслуженного университета! И каждый из них достоин того, чтобы быть символом Томска и у себя в России, и за рубежом. Говорим же мы — Калуга и сразу: а, где Циолковский жил? Или алтайское село Сростки — чем знаменито? Да тем, что Шукшин в нем родился и вырос. А Нижний Новгород? Великого писателя миру подарил с фамилией Горький!
Легко, просто и узнаваемо.
А вот визитной карточкой Томска — научного и интеллектуального города России — в наше время стал… Не напрягайтесь, не узнаете: некий уродец на пьедестале, установленный прямо в центре города, в так называемом «губернаторском квартале». Честно скажу: если бы не надпись на пьедестале, вряд ли бы догадался, что передо мной … великий русский писатель Антон Павлович Чехов! И ведь все при нём — и шляпа, и зонтик, и даже пенсне на месте… Но как бы помягче выразиться — в извращенном виде, что ли? Так и хочется сказать: по пьяни и то иногда образы знакомых людей более пристойными видятся. А тут… Непропорциональная фигура, большущая голова, шляпа набок, как у приблатненного, босые ноги, которыми этот урод уцепился с подачи ваятелей за пьедестал, больше похожи на лапищи доисторического существа — птеродактиля какого-нибудь.
«Как ни гляжу на дырчатый металл,
А все не стал в ладу с двадцатым веком:
Выходит, зря себя считал
Вполне разумным человеком?»
Ну как тут было не вспомнить эти строки из стихотворения поэта из Воронежа Владимира Гордейчева, написанные им еще в прошлом веке и по иному поводу, но очень уместные здесь, на набережной реки Томи. Вглядываюсь в очертания металлического изваяния, надпись на котором гласит, что это — Антон Павлович Чехов, но… «глазами пьяного мужика, лежащего в канаве и не читавшего «Каштанку».
Браво, браво, авторам скульптуры — Леонтию Усову и Максиму Петрову, сотворившим это, извиняюсь за выражение, уродство и выдающим его за произведение искусства. Труда мне не стоило, опросив проходивших мимо томичей, — в основном, молодых, которые, я подозреваю, как и тот пьяный мужик из канавы, тоже не читали «Каштанки», а может и вообще ничего чеховского — понять, что отношение горожан к этому «произведению искусства», мягко говоря, прохладное. Если не сказать — отрицательное!
И пусть меня убеждают в том, что авторы скульптуры — известные и достойные люди, которые состоят во всевозможных творческих союзах (даже зачем-то один из них в Союз писателей Москвы принят — за надпись на пьедестале, что ли?), что ныне этот бронзовый «Чехов» уже стал якобы «визитной карточкой» Томска — и даже чем-то вроде пограничной собаки на станции «Площадь Революции» московского метро, которой всяк проходящий норовит потереть бронзовый нос…
Вопрос только один: какие чувства будит во мне сей монумент? Почитал о нем отзывы в интернете, суммировал: прикольно, жесть, хохма, весело и т.д. По нынешним либеральным временам это и есть «высокие оценки» творчеству художников?
Только вот думаю: почему-то Копенгаген выбрал своим символом не дракона уродливого, а прелестную Русалочку, да еще скопированную с известной балерины, которая и при жизни была почитаема датчанами, и теперь уже столько десятилетий очаровывает и самих датчан, и миллионы туристов в образе морской дивы. А взять Сан-Франциско, в центре которого стоит скульптура, изображающая отца и сыновей, которые прославили этот город уникальным фуникулёром — единственным в мире! А памятник Петру Первому в Санкт-Петербурге — разве не визитная карточка города на Неве?
Наверно, эти изваяния делали не менее творческие личности, а может быть — и более, чем томские скульпторы, но ведь делали не сиюминутно, не ради конъюнктуры и не на потребу публике, и уж не ради хохмы или прикола, а на века, во имя прославления своих городов и сограждан.
«А свобода творчества? А демократия?» — возмущаются защитники этого «чуда в Томске». Так задайте в поисковике Яндекса вопрос: «Дурацкие памятники России» — и вы за голову схватитесь со словами: о времена, о нравы! Вот уж где обнаружите разгул этой самой «свободы творчества» и высоту «демократического духа» в разных городах и весях России! Воздвигают на пьедесталы все, что отображает непритязательность (и даже убогость) нашего нового времени: огурцы, лапти, халяву — студенческую и просто, рваные башмаки и стоптанные тапочки, птичек и разных мало узнаваемых животных, нищих и попрошаек, челноков с сумками и их «выдающиеся» сумки отдельно…
И вряд ли тут спасет какая-то высокая философия, оправдывающая подобные творения, родившиеся то ли в голове пьяного мужика, то ли загулявшего крестьянина. А ведь можно в этой самой «творческой свободе» и вовсе дойти до кощунства, как это случилось в Перми, на фестивале «Белые ночи», где были выставлены жуткие, так называемые произведения, автор которых уже от хохмы скатился до уродования символов предстоящей Олимпиады в Сочи. И тут я солидарен с депутатом Государственной Думы РФ Алексеем Пушковым: «Это результат извращенного сознания, не способного создать ничего нового, способного лишь искажать и опошлять уже существующие образы и значимые для людей символы».
А вывод напрашивается сам собой (и к нему приходит большинство в том же интернете): какое время, такие и герои, какие герои — такие и памятники.
Есть у меня приятель — художник Алексей Сипаткин, живущий в самом что ни на есть творческом городе России — Тарусе. Для нас с ним, родившихся и выросших на Сахалине, Чехов — не просто великий русский писатель, как и для всего Сахалина, где пребывание Антона Павловича во времена каторги считается подвижническим подвигом, а наш современник, можно сказать, «визитная карточка» всей России. На Сахалине чтят Антона Павловича Чехова, увековечив его имя в названиях городов, улиц, скверов, вершин гор, областного театрального центра… А ведь в своем произведении «Остров Сахалин» он нарисовал куда более мрачную картину, чем о своем пребывании в Томске во время своей поездки по Сибири. Но представить даже не могу (да и не хочу, не желаю!), как выглядела бы скульптура Чехова «глазами уголовного каторжанина, отбывающего пожизненное заключение», покусись какой-нибудь местный ваятель на его образ!
Так вот, во дворе невысокого дома моего приятеля стоит броский камень с надписью: «Центр города Тарусы». Первый раз увидел — изумился. Спросил художника: «Что — правда?» Он рассмеялся: «Конечно, нет. Но был камень, решил не выбрасывать. Вот и соорудил сей «монумент».
Но монумент-то этот стоит у него во дворе, а не на центральной площади Тарусы, никого не задевая и не оскорбляя, и вызывая чувство веселого удивления лишь у гостей дома.
Спросил художника, как он оценивает подобные публичные «творения», типа А.П.Чехова «глазами пьяного мужика из канавы»? Ответил, как отрезал: «Деградация!» Попросил его уточнить: кого или чего? Уточнил: и скульпторов, и современного искусства!
Собственно, мне к его словам и добавить нечего — кроме того, что (снова вспоминая слова Владимира Гордейчева):
Когда железо сплющенных венер
Объявят революцией стоусто,
Тогда я — контрреволюционер,
Поскольку я за умное искусство.
Анатолий СТРОЕВ
обозреватель «НВ»
