Справится ли частный бизнес с проблемами моногородов
Моногорода вовсе не советское изобретение. В царской России с началом бурного развития капитализма возникали крупные поселения при заводах и фабриках. И, думается, опыт тогдашних миллиардеров может если не оказаться полезным, то навести на некоторые размышления.
Сравнение статей советских энциклопедий о городах со статьями в дореволюционных изданиях – вещь любопытная. Справочники после 1917 года всегда начинают с перечисления промышленности – какие заводы и фабрики в городе имеются. Старые энциклопедии – с культуры, то есть училищ, музеев, библиотек. В этом различии – принципиально иное отношение к устройству городской жизни, определение того, что первично и что вторично. Город ли при заводе или наоборот?
В советское время было понятно: город – это жилые кварталы при заводах и фабриках. Исходя из этого принципа и развивались инфраструктура – транспорт, медицина, образование, социальные учреждения. Сегодня, после почти трех десятилетий рыночных реформ, наследие советского подхода дает о себе знать, в том числе в виде проблемы моногородов как крайнего проявления выше отмеченного принципа.
***
Моногорода на самом деле вовсе не советское изобретение. В царской России, несмотря на принципиально иной подход к градостроительству, с началом бурного развития капитализма возникали крупные поселения при заводах и фабриках. И, думается, тот опыт может если не оказаться полезным, то навести на некоторые размышления.
Семейство текстильных фабрикантов Морозовых типично в этом отношении. Никольская пустошь, купленная основателем династии Саввой Морозовым в 1837 году, стала местом интенсивного промышленного строительства, основной производственной площадкой семьи. Быстрым темпами Никольское (ныне Орехово-Зуево) превращалось в крупный город, не уступающий размером губернскому, но при этом без прав городского самоуправления.
Молодой Ленин, побывавший там, писал: «Чрезвычайно оригинальны эти места, часто встречаемые в центральном промышленном районе: чисто фабричный городок, с десятками тысяч жителей, только и живущий фабрикой. Фабричная администрация — единственное начальство. «Управляет» городом фабричная контора».
Морозовы не скупились и сильно вкладывались не только в развитие своей производственной базы. Помимо множества цехов, складов и тому подобных зданий, они построили казармы для рабочих, больницы, бани, школы и даже театр, разбили парк. Впоследствии был сооружен один из первых футбольных стадионов в России, на котором заводская команда, проспонсированная Иваном Морозовым, принимала соперников из Англии.
На предприятии Морозовых работало 27 000 человек. Скопление такого количества народа было опасно и в инфекционном, и в криминальном, и в политическом отношении. Но очевидец писал: «Казармы устроены согласно новейшим требованиям гигиены и санитарии, совершенно безопасны в пожарном отношении и содержатся в совершенной чистоте. Мы удивлялись порядку и чистоте в казармах… Бесплатными квартирами пользуется до 7500 рабочих и до 3000 членов их семей. При казармах состоят фельдшера-санитары. Проживающим на наемных квартирах и в своих домах платят каждому рабочему по 1 рублю 50 коп. квартирных в месяц. Розничные магазины за наличные деньги и в кредит обеспечивают пайщиков-рабочих бакалейными, галантерейными, мануфактурными и суконными товарами, готовой одеждой, обувью, съестными припасами, посудой и т. п.» Поэтому Никольскому не угрожали ни эпидемии, ни преступность, ни бунты (после 1885 года, когда произошла так называемая Морозовская стачка).
Важно отметить, что, как писали «Владимирские губернские ведомости», «Никольское состоит исключительно из построек, принадлежащих фабрикантам Морозовым.., здесь вы не найдете ни одного гвоздя, ни одной щепки, которые бы не принадлежали Морозовым».
Таких городов в России в конце XIX — начале XX века возникали десятки и десятки. Например, в той же ткацкой промышленности много подобных поселений имелось на территории нынешней Ивановской области, на востоке Московской. В машиностроении была известна Бежица. Аналогично выросла Юзовка-Донецк в металлургической промышленности. Многие де-факто города так и назывались «заводами» («поселок завода») – Ижевский завод, Воткинский завод, Нижнетагильский завод.
Однако в исторической перспективе моногорода дореволюционной России оказались тупиковым путем развития. Они не смогли «вытянуть» на себе весь груз неподъемных проблем страны периода стремительной модернизации. Фабриканты брали на себя часть ответственности за социальное положение в своих городах, но это, с одной стороны, развращало государство, поскольку правительство думало, что таким образом удастся спихнуть воз нерешенных проблем на предпринимателей, а оно по-прежнему может не спешить с реформами.
С другой стороны, таких социально ответственных капиталистов было немного. Даже в семье Морозовых: если у Саввы был девятичасовой рабочий день, то у его брата Викулы на соседней фабрике – двенадцатичасовой и заработки на 15% меньше. Это порождало взаимную неприязнь и недопонимание между предпринимателями, которые жаловались друг на друга (например, что коллеги завышают оплату рабочим, переманивают к себе и вводят их в убыток).
В равной степени это способствовало недовольству и пролетариата. Часто работники могли отовариваться только в магазинах компаний, где выбор продуктов и товаров был ограничен, цены выше, а качество хуже. Филантропами, как Морозовы, субсидирующими работников, были лишь немногие капиталисты. Кроме того, из соображений благочиния вводился строгий надзор за поведением сотрудников — например, ограничивался доступ к спиртному, наказывались невенчанные браки, что также вызывало агрессию.
Напомним, что печально знаменитый Ленский расстрел 1912 года произошел именно в «моногороде» — приисковом поселке золотодобытчиков, полностью контролировавшемся компанией «Лензолото». Рабочие протестовали в том числе против условий проживания и питания, которые насаждал монополист. «Молох» Куприна, созданный после посещения завода в Юзовке, описывает не только плюсы, но и минусы подобной индустриализации.
Заводские поселки препятствовали развитию местного самоуправления. Когда в 1907 году владимирский губернатор предложил Морозовым преобразовать их поселения в единый город с соответствующим самоуправлением, они отказались, так как надо было бы платить налоги в городскую казну и при этом потерять рычаги непосредственного управления.
***
Современные моногорода России – практически полностью наследие советского времени. Старые, дореволюционные за семьдесят лет перестроились. Орехово-Зуево (Никольское), Бежица (Брянск), Донецк (Юзовка, хотя это теперь и не РФ) ушли от моноэкономики, но им на смену пришли другие.
Вся жизнь в них крутилась вокруг градообразующего предприятия, чей директор своим реальным значением превосходил власти формальные – горсовет и горком, подобно тому как на селе председатель колхоза или директор совхоза всегда был важнее главы поссовета. После 1991 года при всех драматических переменах в этой схеме изменилось мало – при условии, если предприятие сохранилось. Многие моногорода попросту перестали считаться таковыми в силу закрытия производств. Но это отдельная тема.
Там же, где жизнь продолжилась, уклад остается прежний. Градообразующее предприятие и в рыночную эпоху продолжило быть тем центром, вокруг которого все вращается в населенном пункте. В условиях слабого государства, неработающих законов, коррумпированных правоохранительных органов это, видимо, было неизбежно. Монопольный бизнес волей-неволей должен был заниматься несвойственными ему функциями, дабы удерживать вокруг себе приемлемую социальную обстановку. В 2000-х, после стабилизации и выстраивания вертикали, его уже принуждали сверху не бросать начатого направления. В итоге пиар-службы корпораций регулярно извещают о достижениях по части социальной политики, но скандалы вокруг моногородов вспыхивают с удручающей регулярностью.
В чем же дело? Если суммировать вкратце, то корпорация не может подменить собой государство. Частный бизнес не в состоянии изменить правила регистрации, жилищное законодательство, чтобы облегчить переезд из моногорода туда, где есть работа. Также он не может профинансировать расселение людей, покупать им жилье на новом месте. Это все задача правительственных органов. Кроме того, когда вся экономика страны в кризисе, то и переезжать, в общем-то, некуда. Общее состояние экономики важнее любых частных усилий.
В случае банкротства предприятия опять-таки реальной помощи от бывших владельцев ожидать не приходится, поскольку они сами оказываются без денег. В большинстве случаев невозможно создать приемлемую альтернативу по занятости на месте в силу географии и климата – моногорода, как правило, находятся в удалении от других населенных пунктов, в местности с суровыми природными условиями.
Как и дореволюционные времена, сейчас в моногородах тормозится развитие муниципального самоуправления. Город воспринимается как придаток или как продолжение компании, соответственно, происходит привитие и консервация навыков корпоративного управления там, где, напротив, надо мыслить исходя из интересов местной общины.
Влияние на политику моногородов сугубо негативное. Во-первых, бизнес опять-таки втягивается в нее, что не является позитивным фактором ни для компаний, ни для общества. Компании стараются провести на пост мэра, в местные советы своих ставленников, чья сверхзадача все-таки отстаивание интересов крупного бизнеса. Бывают случаи, что ставки так высоки, что своего кандидата проводят даже на пост главы региона – история с Александром Хлопониным, которого последовательно избрали главой Таймыра, а затем и всего Красноярского края.
В том же Норильске, впрочем, вышла осечка с мэром – «Норникель» в 2003 году не смог провести свою кандидатуру, и победил профсоюзник Валерий Мельников. Но и это не помогло становлению гражданского общества – мэра удалось переманить на свою сторону, а затем и убрать, включив в списки «Единой России» по выборам в Думу. Норильчане лишний раз убедились, что от них ничего не зависит.
Нечто подобное произошло с «Евразом», чья империя включает немало моногородов. На пост человека, который «разруливает» их проблемы, например в Качканаре (Свердловская область), Абазе и Вершине Теи (Хакасия), компания пригласила Андрея Денякина, бывшего профсоюзного лидера Кузнецкого меткомбината. Прежде, в 1999 году, он отстаивал интересы группы МИКОМ в борьбе с «Евразом», но затем перешел на другую сторону и вполне успешно решал задачи, которые ставят его новые хозяева. Пример Денякина показывает, что и профсоюзы не имеют перспектив на предприятиях моногородов и объективно теряют свою независимость. Рабочие по-прежнему бегают к директору и менеджменту, поскольку только у них реальные рычаги власти. Независимые СМИ вытесняют, их стараются заменить корпоративными. То же самое касается НКО, которые заменяют благотворительными фондами, учреждаемыми при компаниях.
Моногорода одного региона могут «принадлежать» разным компаниям. Например, в Мурманской области Ковдор относится к «Еврохиму», Ревда — к СМЗ, Заполярный- к «Норникелю», Оленегорск — к «Северстали», Апатиты — к «Фосагро». У каждой из них – свое видение социальных, экологических и иных проблем. В знаменитом Пикалево был обратный случай – в одном моногороде сошлись интересы трех корпораций. Проводить согласованную политику в интересах субъекта РФ чрезвычайно трудно, особенно когда лоббистский потенциал ФПГ превосходит административный ресурс губернатора.
Резюме просто – никакими социальными программами отдельно взятых холдингов проблемы моногородов не решить. Частный бизнес может только содействовать государству, но не подменять его собой, равно как подменять НКО и профсоюзы. Не стоит возлагать на него несбыточных упований. Решение их проблем – задача власти.
Максим Артемьев
Источник: “Forbes”
