К чему приведет изъятие сверхдоходов у бизнеса
Идея помощника президента Андрея Белоусова изъять дополнительные доходы у сырьевых экспортеров от ослабления рубля и получить в бюджет более 500 млрд рублей — по сути не нова и использовалась в СССР. Но бизнеса тогда в стране не существовало, а кончилось все пустыми полками в магазинах.
Я хорошо знаю Андрея Рэмовича Белоусова и не сомневаюсь в его высокой квалификации как экономиста. Но определенная позиция в госаппарате, похоже, постепенно приводит к аберрации видения ситуации, когда рассматриваются только варианты решений, которые начальство могут обрадовать, но за скобки рассмотрения выводится все, что может начальство рассердить. Помнится, так же в свое время некоторые из моих бывших коллег, работающие на Минфин, с мудрым видом объясняли, что единственный путь спасения пенсионной системы — лишить пенсии всех работающих пенсионеров…
Читая докладную, направленную помощником президента своему начальнику (а подлинность воспроизведенного в СМИ текста автор не оспаривает), я увидел до боли знакомый подход. По сути дела, предлагается начать заниматься той самой работой, которую я некогда делал в советские времена для Госкомцен СССР, а именно определять «нормальный, общественно необходимый народнохозяйственный уровень рентабельности производства» и затем изымать в госбюджет все, что компании получают сверх того.
Понятно, что в оправдание подобного подхода будет немедленно сказано о том, что такая практика — расчет приемлемой рентабельности с учетом инвестиционных потребностей компаний давно существует и вроде бы не оспаривается в отраслях, где существует естественная монополия. Но на то они и естественные монополии, что там нет конкуренции и потому общество не может надеяться на рыночное регулирование цен и рентабельности бизнеса.
Перенос же подобного механизма на другие отрасли (сегодня сырьевые, а кто будет на очереди завтра?) означает возрождение волюнтаризма и, строго говоря (и вспоминая историю), переход от продовольственного обмена к продразверстке. Разве что забирать будут не зерно у крестьян, а прибыль у металлургов.
Андрей Рэмович пишет, что «в мировой практике изъятие сверхдоходов, образовавшихся благодаря рыночной конъюнктуре и независящих от действий руководства компаний, распространяется не только на нефтегазовую отрасли, но и на другие ресурсные отрасли». Но этот тезис вызывает по меньшей мере три серьезных возражения:
1) кто и по какой методике будет оценивать, что в данной отрасли и ее компаниях нормальные доходы, а что сверхдоходы? Белоусов подсказывает ответ: уравняем с нефтяниками. Но это экономически неверно. Уж если вспоминать мировую практику, то когда в США вводили «налог на избыточную прибыль» (кстати, это делалось только дважды: во времена войны с Германией и Японией и южнокорейской войны), то облагалась лишь разница между прибылью, которую компания обычно зарабатывала в мирное время, и повышенной прибылью — за счет госзаказов — во время войны);
2) вводя понятие пригодной для отъема в госбюджет сверхприбыли из-за благоприятной рыночной конъюнктуры, надо тогда по справедливости вводить и понятие дотаций из госбюджета для тех же сырьевых отраслей на период плохой конъюнктуры. И если бы в записке президенту такой механизм был предложен, то и слова против сказать было бы нельзя. Но ясно, что Минфин на себя обязательства по дотациям не возьмет, хотя при возможности отнять побольше будет рад. Между тем если посмотреть на динамику мировых цен на металлы, то картина получится не однозначно радужной, а весьма пестренькой. Так, в октябре 2012 года цена на сталь была $530 за тонну, а через год едва превышала $100 за тонну. Потом два года цена медленно подрастала до $500 за тонну, чтобы к концу 2016 года обвалиться ниже $100 за тонну, и потом с ноября 2016 до ноября 2018 года колебаться в диапазоне $320-400 за тонну. Аналогичная ситуация наблюдалась и с ценами на другие металлы;
3) третье возражение вполне корректно сформулировал Кирилл Тремасов: «EBITDA margin зависит не только от мировых цен и курса рубля, но и от эффективности деятельности компаний, от их прошлых инвестиционных решений. Получается, что если я в прошлом принял и реализовал правильную инвестиционную стратегию, стал эффективней и сейчас пожинаю плоды этой деятельности (например, «Северсталь»), то должен отдать намного больше, чем компании, которые совершали стратегические ошибки и потому на сегодняшний день менее эффективны и зарабатывают меньше (например, ММК). Такой подход демотивирует и фактически поощряет те компании, которые хуже работают».
И кстати, должен огорчить Андрея Рэмовича, сославшегося (и полагаю, даже не вполне шутливо) в оправдание своих слов на то, что основной экономический закон капитализма гласит: «Делиться надо». Слова эти изрек некогда профессор Александр Лившиц в бытность свою как раз министром финансов России, и к капитализму — тому, что способен развиваться и улучшать жизнь общества, — это изречение никакого отношения не имеет. А вот к работе по уничтожению капитализма отношение самое прямое.
А потому предложенный «налоговый маневр» слова доброго не заслуживает и представляет собой лишь еще один — причем довольно ржавый — гвоздь в гроб рыночных элементов российской экономики, тех самых элементов, которые еще хоть как-то удерживают экономику и жизнь российского общества от возврата в тоскливое и нищее бытование людей времен СССР с пустыми полками продовольственных магазинов и 13% планово-убыточных предприятий.
Игорь Липсиц
По материалам: “Forbes”
