Без документов и без жизни с родителями
Восьмилетний Максим Богдан спас на пожаре младшего брата и трех сестер — недавно за это глава МЧС Зиничев и спикер СФ Матвиенко наградили его медалью за мужество.
Вот только кто теперь спасет самого Максима? После пожара опека забрала у родителей Диану, Настю, Леночку, Колю и его самого — сказали, что не отдадут, пока взрослые не купят детям новые кровати, чтобы не спать на полу. Будут кровати — будут и дети, так и сказали. Нет кроватей — нет детей. А дом-то подчистую сгорел со всеми вещами.
19 августа 2018 года в селе Чучково Рязанской области произошла эта трагедия, с тех пор пострадавшая семья разъединена, изъятые пятеро ребятишек проживают в реабилитационном центре, родители — в социальном жилье, которое выделила погорельцам администрация. Жилье, кстати, находится в очень примечательном месте — на заброшенной базе бригады ГРУ.
Ах, если бы знала Валентина Ивановна Матвиенко, когда вручала мальчишке блестящую медаль, красивый берет на голову, новенький планшет и машинку с радиоуправлением, что больше всего маленький герой хочет не дорогие гаджеты, а вернуться к маме и папе, исполнила бы она это его заветное желание?..
Телефоны в этих краях ловят плохо. На банковские карты смотрят с подозрением, как на бог весть какую диковинку. Чтобы добраться сюда, нужно заказывать такси от города Сасова, где останавливается проходящий поезд из Москвы, до поселка городского типа Чучково, километрах в пяти от поселка и будет располагаться безымянный военный городок, где и поселилась теперь семья Богдан.
Я заранее созваниваюсь с мамой Людой, чтоб ждала. Она машет мне рукой с их балкона на четвертом этаже. Дверь квартиры уже открыта.
«Да она у нас всегда открыта. Чтобы если опека придет, днем или ночью, как они обещали, то сразу увидели — нам скрывать нечего, все у нас на виду», — объясняет мне Людмила на всякий случай.
Она с готовностью показывает свои шкафы и кастрюли, залезает на антресоли, с гордостью демонстрирует глаженые стопки дареного белья на полках, которое только и ждет, что вернутся дети и станут его надевать. Все готово к приезду Дианы, Максима, Насти, Лены и Коли. Вот только их самих пока нет. И когда будут — неизвестно.
Раньше в этом сосновом бору стоял спецназ ГРУ. Затем разведчики уехали, а глушилки остались. В заброшенном городке без названия и сейчас нет никакой мобильной связи. Звони не звони.
Домов в покинутом ГРУшниками поселке всего четыре. Какие-то посторонние гражданские здесь проживают, конечно. И между сосенками при желании можно прогуливаться с детской коляской. Улица, на которой дали квартиру погорельцам Богданам, называется Сосновая. Собственно говоря, улица в этом городке всего одна.
Квартира Богданов расположена на самом верхнем этаже, спускаться с коляской вниз с крошечным новорожденным сынишкой Ванечкой Люда пока не пробовала.
Ванечка — единственный, кого опека оставила у родителей, так как на момент пожара он еще не появился на свет. И родился он в тот самый день, когда в Москве в Совете Федерации чествовали его старшего брата.
«Бегают, прыгают и мешают жить кошкам»
От их дома в Чучкове осталось одно пепелище. Спасти из огня ничего не удалось. Разве что закатка на зиму сохранилась под полом, куда огонь не добрался. Стеклянные банки с консервами перенесли в гараж до холодов — есть-то все равно что-то надо.
«38 соток у нас было — успевали и обрабатывали; козы свои, петух, курицы. Поросят резали и горя не знали, я в магазине ничего не покупала. А тут, когда в эту социальную квартиру переехала и закупаться пошла, — мама дорогая, цены-то какие, оказывается, высокие», — восклицает молодая женщина.
Дом, который сгорел, Богданы купили, продав в свое время квартиру Люды, которую та получила от государства как сирота. Квартиру ей должны были дать в 18 лет, а дали в 23. Но Людмила не жалуется — наоборот, радуется, могли бы вообще ничего не дать.
«Мне ведь предлагали сперва 3-комнатную, в том самом военном городке бригады ГРУ, где мы сейчас и поселились, но я отказалась — людей тут мало, работы нет; но через столько лет жизнь меня опять в этот городок забросила, значит, это судьба», — говорит молодая женщина.
Она ни на что не ропщет, не плачет, не жалуется на жизнь, и только когда вспоминает погибшую на пожаре дочь Сашеньку, глаза ее на мгновение становятся влажными. Но нельзя плакать, нельзя. Опеке нужны матери со стальными нервами.
Муж Юра старше Люды на семь лет. Они с детства знакомы. Его брат был женат на ее родной тетке, которая и воспитывала Люду. Мать девочки была лишена прав. Отец от нее отказался. В 19 Люда вышла за Юру замуж. В 19 родилась их первая, Диана. А потом дети посыпались на белый свет как горошинки…
Семья Богдан одновременно многодетная и малопьющая. Что в наших климатических условиях практически невозможно. Денег у них тоже мало. Точнее, их почти и нет.
Семеро детей — это для москвичей с ума сойти, а здесь, в поселке городского типа Чучково, такие семьи, как это ни удивительно, встречаются. По дороге к реабилитационному центру, где сейчас живут ее дети, Люда рассказывает об одной своей подруге, у которой шестеро, кивает головой через дорогу на другую: «А вон знакомая идет, у нее пятеро».
Складывается впечатление, что вот оно — место, где в точности выполняется демографическая программа Президента России. Вот ведь женщины — и трудностей не боятся!
Восторг стихает, когда я узнаю, что роддом в Чучкове успели закрыть в рамках оптимизации и все беременные, чтобы произвести на свет еще одного гражданина России, ездят теперь в Рязань или в Сасово.
«В нашем роду много детей, у моей родной тетки, которая меня воспитала, пятеро. Я родила в феврале 2008-го свою первую, Диану, а тетя в том же апреле — пятого. После второго я думала, что ни за что больше на такое не подпишусь, но остальные дети получились как-то сами собой — я честно не знаю как», — разводит руками Люда.
Она не президентскую программу по демографии выполняла, она просто хотела полон дом ребятишек. Даже сейчас в такой ситуации каждую минуту думает, как они там одни, в этом реабилитационном центре, Диана-Макс-Настя-Лена-Коля, сыты ли, одеты, не плачут?
Дети как дети. Но озорные, конечно. Особенно пятый по счету, Коля. Соседка, незамужняя кошатница тетя Галя, еще когда Богданы обитали в старой и тесной квартире, доставшейся Люде от государства, постоянно писала жалобы на их семью в полицию, в инспекцию по делам несовершеннолетних: что дети бегают, прыгают, скачут, смеются, плачут и мешают жить кошкам.
Органы должны были реагировать. Органы и отреагировали — поставили семью Богданов на учет. Тогда они и познакомились с опекой.
Люда с Юрой решили уехать из той квартиры и, добавив материнский капитал, купить что-нибудь основательное и на земле. Без кошек и без соседей снизу.
«Первый попавшийся дом, который нам согласились продать за маткапитал, мы и взяли. Опека дала добро, — объясняет Люда. — Конечно, дом был старый, требующий капитального ремонта, пол под замену, крыша текла, а средств на переделку у нас не было, но своими силами за четыре года нам как-то удалось привести его в порядок, вернее, мы думали, что нам это удалось».
«Младшие выжили благодаря решимости Макса»
В этом августе матери семерых детей Людмиле Мельник-Богдан исполнилось всего-то 30 лет.
19-го случилась трагедия с пожаром, а отмечать ее юбилей должны были 25-го; Люда праздновать не хотела — с этих юбилеев расходы одни. И не пришлось…
Иногда хватает нескольких секунд, чтобы произошло непоправимое… И ничего уже нельзя изменить.
В тот день Люда (она находилась на седьмом месяце беременности — ждала Ваню) взяла велосипед и поехала к подруге за занавесками — в доме наконец заканчивался ремонт, надо было наводить красоту.
Юра тоже отлучился вроде бы на минутку — сосед попросил помочь передвинуть мебель. Да, обоих родителей не было на месте какое-то время. Да, они виноваты. Но это деревня. Здесь все приучают детей к самостоятельности как можно раньше, в три года он уже картошку сам жарит, в пять — ходит в магазин. Кто бы знал…
Что случилось за то время, пока взрослых Богданов не было в доме? Нечаянная шалость, неосторожное обращение с огнем кого-то из малышей или все-таки автономно заискрила проводка, как уже было за несколько дней до этого ночью — тогда начавшийся пожар удалось потушить. Эпицентром огня стала одна из комнат.
Рыжие языки пламени сметали все на своем пути. 10-летняя Диана выбежала на улицу, попыталась остановить проезжающую мимо машину — но та даже не притормозила, хотя все вокруг уже было в дыму. Девочка кинулась в дом одноклассницы за подмогой — тот стоял далеко. Лишние метры, лишние секунды… Шансов на благополучный исход почти не оставалось.
Младшие дети выжили благодаря решимости Макса. Он вытащил из-под кровати 4-летнего Кольку — от испуга тот наглухо забился туда; помог выбраться через окно Насте и Лене. Вот только не увидел сквозь плотную черную завесу, как лежит в кроватке полуторагодовалая Сашенька.
Новость о пожаре показали по местному телевидению. Это было ЧП на весь район. Конечно, родители виноваты. А кто еще?
Семейный архив из одной фотографии
Добрые люди привезли посуду, одежду для малышни, предметы первой необходимости. Администрация выделила погорельцам 50 тысяч рублей — хватило на новую стиралку, утюг и пылесос.
Знакомая отдала старенькую кроватку для новорожденного Ванечки, практически за так — за то, что Юра Богдан помогал по хозяйству.
Отлично выглядит кроватка. Одна уже есть. Осталось найти еще пять. «Мы придумали, что нам нужно две двухъярусные. Они и места мало займут, и по цене выгодно получится», — поясняет Люда.
Она бы и в рассрочку кровати взяла, вот только расплачиваться за них ей пока нечем. Все детские, которые получала раньше, 1200 рублей в месяц на ребенка, сейчас уходят государству на содержание детей Богданов в реабилитационном центре, выплаты на Ванечку она еще не успела оформить. «Как только их мне перечислят, сделаю первый взнос за кровати», — решает молодая мама.
Без матрасов кровати тоже не купишь. И без постельного белья. А еще опека требует, чтобы в спальне у ребят был обязательно оборудован письменный стол и они могли делать за ним уроки, а в кухне стоял кухонный уголок для приема пищи. Пока что там висит одинокий шкаф, тоже оставшийся от прежних владельцев. Но Люда не будет его выбрасывать. Пригодится на что-нибудь – так было и у наших мам, и у бабушек…
Все в дом.
С самого утра Юра Богдан отправляется на работу. С их базы ГРУ добраться до цивилизации можно только на такси; так как лишних денег на проезд нет, то он идет пешком до Чучкова, километров пять по шоссе, чтобы подработать где-нибудь, — и обратно вечером домой, на базу, кормить семью.
А Люда кормит Ванечку грудью. Сбрасывает со лба тонкую рыжую прядь. Улыбается чуть виновато и будто в глубь себя. Как все молодые матери. Как будто бы меня тут и нет. Рязанская Мадонна.
Кряхтит на ее руках тоже рыженький Ванечка Богдан. Седьмой по счету. Счастливое число. Рыжие — они вообще счастливые.
Через десять дней малышу исполнится месяц. Мама Люда как раз рожала Ваню, когда 8-летний Максим отдувался за всю их семью на награждении в Совете Федерации, поэтому она и не смогла с ним поехать. «Что ты! У нас им в районе знаешь как теперь гордятся — сопровождающего сразу нашли, будто бы они сами и вырастили ребенка-героя», — показывает мне Люда лист с распечатанной на принтере фотографией торжественной церемонии вручения. Вот Максим Богдан. Вот Матвиенко. И еще какие-то важные лица.
Собственно говоря, это и весь их семейный архив пока. Одна-единственная фотография. Старые альбомы сгорели, остались только виртуальные, в Одноклассниках. На них Люда с Юрой молодые и счастливые, на руках у мамы Сашенька. У папы – озорной Колька. Тоже был какой-то праздник…
Увеличенная с телефона фотография Саши с траурным уголком висит на стене их новой квартиры. «Ребенка не вернуть, но необходимо понять причины пожара, ведется следствие» — передали в местных новостях, а потом еще сказали, что возбуждено уголовное дело за «оставление детей в опасности».
Дело против Юрия Богдана и сейчас еще продолжают расследовать. Он действительно в тот день пошел с соседом двигать какую-то мебель, хотел немного заработать. Но при этом он единственный кормилец в семье сейчас, кормилец тех самых детей, которых, как считает следствие, и оставил в опасности. Как его теперь наказывать? Сажать? Кому эти дети будут нужны? Соседу?
«Никому ничего не докажешь»
«Нужно было жить, ходить, улыбаться, не падать духом ради своих же детей. А так никому ничего в деревне не докажешь: плакать будешь — плохо, веселиться — еще хуже, им, соседям, не угодишь», — постигает Люда простую житейскую мудрость. Рассказывает, как, прознав про пожар, прикатил на пепелище некий их родственник, которому они были должны шесть тысяч рублей, — и побыстрее забрал долг живыми свиньями, которых все равно держать Богданам было теперь негде.
Дверь нового дома Богданов всегда нараспашку — благодаря опеке. Опека обещает являться каждую минуту, когда им захочется, чтобы проверять, готова ли семья к возвращению детей, справляются ли они, насколько чисто вымыты полы, разморожен ли холодильник. Могут даже пыль протереть в белых перчатках. А вот холодильник ребятам достался старенький, тоже от прежних хозяев, — с характером: если что-то не так, начинает гудеть что есть сил. Люда за него переживает — главное, чтобы не сломался, денег на новый точно нет.
Вместе с Ванечкой — это его первая прогулка, я помогаю многодетной маме стащить коляску с четвертого этажа, — мы едем в тот самый реабилитационный центр в Чучкове, где сейчас находятся остальные дети.
Люда не навещала их уже неделю. А как? Пять километров пехом? С кем оставить новорожденного сына? Она сама едва сдерживает слезы. Соскучилась. Переживает.
Максим и Диана подходят к маме осторожно, словно не верят, что она все-таки к ним пришла. «Мама, когда ты нас заберешь отсюда?», — к ее объяснениям про не купленные пока кровати они не очень-то прислушиваются, так как сами готовы спать хоть на полу. Лишь бы дома.
Диана с придыханием рассматривает люльку с новеньким членом семьи. «Это наш Ванечка?» — спрашивает она у мамы. «Да, это Ванечка», — подтверждает Люда. Она боится, что они спросят что-нибудь про Сашеньку. Они ведь так ее любили. Но ребятишки молчат.
Люда принесла детям фрукты и сладости. Те в ответ притаскивают свои дневники на проверку. У Максима сплошные «четверки» и «пятерки», четвероклассница Диана успевает хуже. «Мам, ты за неделю нам распишешься? Тут расписаться в конце листа надо!»
— Я не уверена, что здесь должна стоять именно ваша подпись, — сомневается воспитательница. — Давайте сначала спросим у начальства. Кто за этих детей сейчас отвечает, тот, наверное, и должен ставить свой автограф.
Люда молчит. Она должна быть само спокойствие и смирение, чтобы ей разрешили взять детей. Она не должна ругаться и качать права.
В это воскресенье отмечается Международный день матери. И рыжеволосая многодетная Люда Мельник-Богдан из села Чучково Рязанской области — мать.
Она не лишена родительских прав. И даже не ограничена в них. Но детей ей не отдают. Она — мать, которая воспитала настоящего героя. Маленького мальчика, полезшего в огонь ради брата и сестер.
Есть много женщин, которые дают своим детям все самое лучшее и считаются хорошими матерями, но вот то единственное — научить ребенка рисковать своей жизнью ради близкого — даровано единицам.
Рыжеволосой рязанской Мадонне, что месит тяжелой коляской ноябрьскую грязь в своей деревне от казенного дома, где сейчас ее дети, к тоже казенному дому, где муж…
Мальчик-призрак
В этой необъятной истории и еще одна больная точка.
Все братья и сестры Максима — россияне, как мама Люда, а он сам — украинец по свидетельству о рождении, как и его папа Юра. Да, брат-украинец спас брата-россиянина и сестер-россиянок из горящего дома. Эту историю можно преподнести еще и так.
И это украинское гражданство мальчика очень большая проблема. Возможно, гораздо бóльшая, чем еще не купленные кровати.
После пожара от документов семьи Богданов не осталось даже кучки пепла. Сгорело все подчистую. Паспорта, удостоверения, свидетельства…
Так получилось, что родители Юрия родом из Омска, сам он появился на свет в Крыму, а мама его на старости лет перебралась в Одесскую область.
Накануне рождения Максима беременная Люда и Юра приехали к ней, думали, остаться надолго, тем более, что было где — дом большой, сад и до моря рукой подать, новорожденного мальчика записали в Татарбунарском районном ЗАГСе, получили украинское свидетельство о рождении — по гражданству отца. Посчитали, что потом Максу так будет проще.
Остальные дети Богданов, оставшиеся шесть, были и остаются россиянами. Но мама Юрия умерла, политическая ситуация изменилась и пришлось вернуться обратно в Рязанскую область несолоно хлебавши…
Если бумаги остальных детей и свои собственные Людмила восстановить сумеет, то из Украины — а именно там, в Одесской области, и находятся архивы ЗАГСа, где восемь лет назад был зарегистрирован факт рождения Максима, — в сегодняшней политической ситуации добыть копии нужных справок практически нереально.
А значит, ни Максим, ни Юрий как бы и не существуют вовсе…
«Запрос на мужа уже сделали, чтобы ему паспорт восстановить, но ни ответа, ни привета. И на Максима нет. У Юры в январе заканчивается РВП, каким образом мы станем его продлевать, чтобы получать выплаты на детей, я пока даже не представляю», — разводит руками Люда.
Но Юрию Богдану все-таки 37 лет, и он немало «наследил» документами по этому свету, при желании бумаги найдутся.
Проблема же с Максимом Богданом гораздо более серьезная, так как официальных доказательств, что этот мальчик существует, нет вообще.
Без свидетельства о рождении ему нельзя купить билет ни на поезд, ни на самолет. Конечно, сопровождающие его в Москву чиновники знали, в чем проблема юного героя, и при желании могли бы объяснить тем высоким лицам, кто его награждал, что вот есть такая беда у мальчишки, совершившего подвиг, и нельзя ли ее как-то преодолеть, но зачем было портить всем праздник…
Повеселились, поздравили и отправились по домам. Жить дальше.
Можно, разумеется, пока не задумываться о том, что ребенок живет без официальных письменных подтверждений, тем более что в родной деревне все его и так знают, но в дальнейшем этот вопрос никуда не исчезнет. А с годами будет становиться только острее.
Так что единственная бумага, которая на данный момент доказывает факт существования Максима Богдана, — это свидетельство о том, что он награжден медалью «За мужество и спасение». Там стоит его имя, отчество и фамилия — и это всё.
Белая машинка с радиоуправлением, которую Максиму подарила Матвиенко, уже катается по полу реабилитационного центра. А вот планшет воспитатели ему пока не дают — боятся, что сломается, говорят, когда пойдешь домой, тогда и вернем.
Герой ждет…
Екатерина Сажнева
По материалам: “Московский комсомолец”
