Исповедь бывшего уголовника и наркомана
Первый день осени в Битцевском парке. Опушка с мангалом, накрытые столы, но без спиртного. Диджей крутит модную музыку для двух сотен гостей. Каждому, кто забрел на огонек, выдают деревянный брелок, на котором выжжено «17 NA». Никакой конспирологии — это логотип группы «Семнашка» (от наркобольницы № 17, где, собственно, и проходят собрания) международного сообщества «Анонимные наркоманы» (АН). Лесной банкет устроен в честь четвертой годовщины создания группы. Корреспондент «Известий» пришел сюда ради беседы с наркоманом, завязавшим два с лишним года назад. Михаил — веселый, жизнерадостный мужчина лет 50 на вид — широко улыбается. Бывшего наркомана в нем выдают разве что слегка красноватые, будто воспаленные, кисти рук. Глаза ясные, открытые, живые. Он предельно откровенно рассказал «Известиям» свою историю. Сделал он это с одной целью — донести до тех, кто сейчас страдает от зависимости, что выбраться из этого ада можно. В сообществе «Анонимные наркоманы», которое помогло Михаилу остаться в живых, это называется «нести весть о выздоровлении». (Специфика стиля речи собеседника сохранена.)
Мечты сбываются
— О наркотиках я знал, еще будучи подростком, чем в 1980-х мог похвастаться не каждый. Вся моя жизнь, начиная с молодости, была связана с криминалом. Я знал и видел отношение к наркам. Отчим как-то привез меня на один из притонов, когда мне было 17 лет — ему нужно было что-то там забрать. Я увидел двух грузин, крючившихся в ломках. Они ждали «лекарств». Сейчас я думаю, что это было какое-то предупреждение, которое послал мне Бог и которым я не воспользовался. Я видел, как они тряслись над этими шприцами. Мне было сказано: «Запомни этих людей, это нарки, с ними никогда никто не имеет дела, все их избегают. Это отребье рода человеческого». В тот момент я твердо сказал себе, что никогда таким не стану.
Я рос в бедной семье. Мандарины и бананы на Новый год были таким счастьем, что передать не могу. У меня мама была алкоголичкой и умерла из-за этой болезни. Я рос с бабушкой и дедушкой. Бабушка любила меня, как могла. Дед всячески долбил — он выражал любовь в жесткой форме. Я всегда считал, что родился не в той стране, была постоянная неудовлетворенность, не мог себя найти. Я всю жизнь искал легкие пути. Учеба давалась с большим трудом. Ходил в школу разве только от дождя прятаться. Только благодаря бабушке (она приходила в школу, постоянно плакала, упрашивала учителей) я закончил 8 классов, поступил в училище. Потом был завод. Проработал там полтора года и понял, что «руки в масле, ж*** в мыле» — это не для меня. Я всегда не хотел трудиться, не хотел прикладывать усилий. Даже когда я занимался спортом — я получал какой-то результат и сразу уходил.
После завода я начал фарцевать. А после фарцовки я был нижним «на колпаках» (имеется в виду одна из ролей в жульничестве «наперсточников». — «Известия»). Всегда искал занятие, чтобы было поменьше усилий… Помощником мясника работал. Я смотрел на людей, которым все подчиняются (имею в виду криминальных авторитетов, воров в законе), и мне всегда хотелось быть с ними рядом. Я не знаю, почему, но всё сложилось так, как я и задумал. В 20 лет я был с этими людьми. У меня был железобетонный тыл, чувствовал себя уверенно. У мальчика, который еще недавно ходил в перешитых 20 раз брюках, появилась золотая цепь весом в 100 граммов, браслеты, мне пригнали из Германии «Мерседес». Я презирал людей, которые не относились к нашей касте.
Когда мы приезжали на стрелку и видели людей в состоянии наркотического опьянения — никаких дел с ними не имели. Если только употребивший не имел очень-очень солидного веса в нашем мире, говорю о ворах в законе. Им разрешалось.
Свернул не туда
— Мой первый раз случился, когда мы отмечали очередную «делюгу» (удачно исполненное преступление. — «Известия»). Я сидел со взрослыми (имеется в виду старшими товарищами, наставниками в уголовном мире. — «Известия») за столом, когда по мобильному телефону (тогда это была такая большая штука в автомобиле, стояла вместо магнитолы) позвонил человек и сказал, что мои близкие (члены группировки. — «Известия») употребляют наркотики. Я с ножом в руках ворвался в адрес — подбегают мои, просят, чтобы я никого не трогал. Начинают быстро со мной разговаривать и… прикатали попробовать. Хотя я сам кого хочешь мог уболтать, но тут… Я даже не могу понять, как получилось, что я, человек, знающий кто такие наркоманы, к чему приводят наркотики, протянул руку.
Прошло полгода с того случая. После я не пробовал, мне не понравилось то, что я испытал. Как-то нам нужно было обратиться к карманникам-грузинам по одному, скажем так мягко, бизнес-проекту. Они всё сделали на «пять» и попросили меня отвезти их — они были без машины. Мы приехали в Переделкино, это сейчас там метро, а тогда это была глухая деревня, которую частично сносили. Вышли у какого-то дома, нас облепили цыганские дети. Грузины скрылись в какой-то избушке и быстро вернулись. Потом мы сидели с ними за столом. Мы пили, они… спали. Вот они проснулись, достают какой-то пузырек, и мой товарищ говорит: «А можно нам тоже попробовать». Это был мак — тогда называли эту смесь ханкой или черняшкой. После второго употребления я подумал, что через это смогу уходить от того напряжения, в котором пребывал всё время. Я же ходил «под сроком» каждый день, не знал, вернусь ли сегодня домой или нет. С таким образом жизни со мной могло произойти всё, что угодно. Так мы и подсели на наркотики. Жизнь превратилась в череду действий по маскировке нашей зависимости. Нам приходилось доставать, употреблять, отсиживаться, прятаться от своих же. У нас многие были сидевшие и прекрасно понимали, когда имеют дело с наркоманом. Тем не менее финансовая подушка у нас была большая, мы могли употреблять и не беспокоиться о ломке. Пока не случилась одна ситуация у гостиницы.