Год проходит за годом, и жизнь меняется далеко не в лучшую сторону, а герои Надежды АЖГИХИНОЙ из поселка «Светлый путь», остаются такими же светлыми и чистыми
Петька Буянов пропал за правду. Все поселковые были в этом уверены определенно. Разве кто-нибудь из заезжих «журиковцев» ляпнет иногда, что погиб он из-за собственной глупости, но и тот быстро прикусывал язык.
«Журиковцами» нарекли новых владельцев земельных участков, нарезанных на территории бывшей рощи на берегу озера — любимого места отдыха светлопутинцев. Не одну свадьбу сыграли здесь еще родители современных домовладельцев, не один митинг в поддержку гласности и правды о прошлом и настоящем Подмосковья провели тут местные активисты, даже художественный фильм — сказку по мотивам «Аленького цветочка» — снимал тут в юности знаменитый ныне режиссер. Покуситься на красоту не раз пытались вороватые чиновники и их сатрапы, но «Светлый путь», вопреки всем уверениям в пассивности современного российского обывателя, проявлял редкое упорство и последовательность в защите своих законных прав на общественные угодья.
Как только очередной претендент появлялся на горизонте (пусть даже ночью, с бульдозерами и охраной с мигалками),
все население поселка вставало, как по боевой тревоге, включая инвалидов-колясочников и кормящих мамаш с младенцами, и не отступало, пока захватчики не бежали с позором.
Без потерь, впрочем, не обходилось. Так, в неравном сражении с охраной районного депутата, будто бы купившего пол-гектара рощи (все оказалось враньем, и депутат был благополучно отозван и посажен), Петькин друг и брат его невесты Маруси, Евстафий, получил «демократизатором» по затылку, отчего оглох на одно ухо. А сам Петька был посажен на пятнадцать суток за то, что во время очередного пикета в защиту рощи, вокруг которой подручные нового главы администрации Журикова успели возвести забор из оцинкованных листов железа, первым выломал один из листов и грозил чиновнику огромным кулаком, называя того жуликом и бандитской шестеркой.
От забора того через сутки не осталось ни винтика, о казнокрадстве и связях главы с преступным миром снимал передачи федеральный телеканал, Петьку выпустили, хотя каким-то образом дело оказалось не закрытым. Но после осенних выборов (на которых Журиков непостижимым образом устоял и даже возглавил комитет по борьбе с коррупцией), вдруг оказалось, что земли рощи давно перепроданы какому-то агентству, а агентство, в свою очередь, перепродало их ветеранам Чернобыля и ВВС, ветераны (их-то и назвали «журиковцами») сняли углы у поселковых и ждали разрешения конфликта. Петька как бывший десантник вошел в доверие к приезжим, создал комитет и организовал митинг на незаконно захваченной земле. Случилось это как раз в канун нового праздника, назначенного по неразумию в день Казанской божьей матери. Не успели демонстранты развернуть транспарант и зачитать открытое письмо гаранту, нагрянул, откуда ни возьмись, ОМОН, выкрутил ветеранам руки и начал запихивать в «автозак». Петька вырубил двоих нападавших, от третьего увернулся и пустился в бега. С тех пор его в поселке не видели, но во всех торговых точках, на почте и школьных воротах повесили листовки о розыске опасного рецидивиста и организатора ОПГ, угрожающего законно избранной власти.
А потом пошли слухи о том, что Петьку все-таки поймали, и не то застрелили при попытке к бегству, не то добили в УВД, и будто бы сам Журиков лично присутствовал при расправе. Маруся, уже изрядно беременная, бросилась по инстанциям, от прокурора до духовника бывшей жены гаранта, молила полицейских сказать ей правду и хотя бы указать место, где Петька похоронен, — увы, всё без толку. Пока обивала пороги, дом их у той самой рощи сгорел дотла вместе с глуховатым братом, который, как утверждали полицейские, напившись паленой водки, уснул с горящей сигаретой, хотя Евстафий отродясь не курил, да и от спиртного после травмы нос воротил, как от скипидара.
Пришла Маруся с животом на пепелище, охнула, и начала рожать. Спасибо местному фельдшеру — увез ее в соседний район (Журиков за время своего правления два роддома вокруг «Светлого пути» снес, а землю застроил коттеджами), обещал им выделить комнату в своей квартире. Но не случилось — из роддома Маруся с младенцем уехала в неизвестном направлении. Говорят, какие-то два пожилых мужика, все в «Версаче» и «Гуччи», приехали за ней на «Мерседесе» и увезли обоих.
А вскоре на месте сгоревшего дома Петьки и Маруси появилась голубка, поменьше наших подмосковных, и цветом поярче, собирала щепочки, сложила из них маленький ковчег, поворковала, махнула крылышком — и в «Светлый путь», откуда ни возьмись, приехала важная проверка. Мигом следователи и военкомы распределили «журиковцев» по новостройкам райцентра, а самого его увезли в первопрестольную в «автозаке».
Что же до голубки, то она появлялась в поселке еще несколько раз — когда, например, ребенок какой-нибудь заболевал, или иная беда случалась, и также чудесным образом исчезала, как только ребенок поправлялся и всё налаживалось.
Племянник Маруси, пытливый отрок, сказал, что такие голубки водятся в Палестине, и живут очень долго. Он же нашел как-то в Интернете иллюстрированный сайт об обществе праведников, которые собрались на какой-то горе, откуда, мол, и направляют таинственные знаки во все стороны света — тем, кому нужна помощь, и туда, где больше всего попирается человек.
Говорит, что видел среди них и Петьку с Марусей, и их белоголового мальчика.
Только кто ж ему поверит, тем более в предновогоднюю ночь?
Надежда АЖГИХИНА
